Александр Войнов - И простил нам грехи наши...
– Что-нибудь придумаем. Можно будет устроиться кочегарами на пароплав. Или, в крайнем случае, продадим твое кольцо с диамантом. Я знаю тут одного очень порядочного ювелира. Уверен, что он даст настоящую цену, и мы опять будем на коне. До речи, давно збираюсь запытать, откуда у тебя кольцо с таким коштовным камнем старой огранки?
– Купил, нашел, еле ушёл, – усмехнулся Левша.
Ему ни под каким соусом не хотелось плыть к берегам далекой Австралии в пыльной и душной кочегарке, а тем более расставаться с кольцом, которое он заказал из последнего Никанорового бриллианта.
Наутро он забрал у компаньона пачку злотых с множеством нулей и объявил о своем выходе из концессии.
– Сейчас едем на вокзал, берем билет до Москвы и меняем часть денег на российские рубли мне на проезд. Все, что останется – твое.
Когда подали поезд и Левша, мысленно попрощавшись с гостеприимной Варшавой, взялся за поручни, Стеф придержал его за рукав.
– Не гневись, отец родной. Может, передумаешь и залышышся. Все так файно складывается. Я майже певен в успиху. А на счет диамантового кольца я пожартував. И так прорвемся.
Где-то в глубине сознания у Левши на миг возникло недовольство собственным прагматизмом. «Может быть, правильно поступает этот настырный очкарик, ради любви пустившийся во все тяжкие, не думая о последствиях? – спросил он себя. – Может все-таки стоит остаться и не жалеть это ничтожное кольцо? Тем более что Стеф знает одного очень порядочного ювелира, готового дать настоящую цену. После чего они опять будут на коне».
Но это чувство длилось только одно короткое мгновение. «Пусть мудрость будет твоей сестрой, а разум братом твоим» – вспомнил Левша слова из самой главной Книги, когда-либо написанной людьми. Он тыльной стороной поднес ладонь к губам, дохнул на бриллиантовое кольцо, потер его о рукав шерстяной куртки и полюбовался игрой самоцвета.
– Все нормально было в бане, только не было воды. Ты извини, бродяга, но кажется, нам с тобой не по пути.
Левша пожал сухую, холодную ладонь Стефа и с удовольствием услышал, как прилично одетый, солидный господин в белых лайковых перчатках и с бабочкой, похожий на польского киноактера Збигнева Цибульского, поднимающийся впереди него, зацепившись толстым чемоданом, виртуозно выругался на русском языке и выплюнул на пол тамбура жевательную резинку.
– Шкандаль, – с укоризной бросил ему вслед Стефан.
«Скорее всего, тоже дипломат», – подумал Левша и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.
Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал. Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от «Чезаре Пачотти», делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Левша обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом. «С таким франтом можно было и по афере поработать», – подумал он.
Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазида деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а поле этого пообещал включить счетчик.
– Я сейчас без наличностей, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.
Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:
– Греческий Гобсек, если вы будете таким жорстоким, я вызову вас на дуэль. Вы имеете дело со Стефаном Радзевиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.
– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф и бросил его в урну.
Грек отвел Левшу в сторону и недовольно проворчал:
– Что у тебя общего с этим полусумашедшим дуэлянтом?
Вместе с внешним лоском Стеф приобрел уверенность в себе, говорил с расстановкой и даже плечи держал на одном уровне.
«Наверняка Альбина успела выпотрошить», – подумал Левша, примеряя кожаную куртку «Харли Девидсон», которую Стеф привез ему в подарок.
Реставратор ненадолго пропал, а дней через десять вернулся и привез полтора десятка игровых автоматов третьего поколения. «Одноруких бандитов» временно складировали у Левши в коридоре и в прихожей, и он каждое утро испытывал неудобство, протискиваясь к двери в их узком лабиринте.
Пристроить автоматы в дело так, чтоб они давали прибыль, не удалось, и было решено их продать. Покупателей подыскал Апазид, с условием, что после сделки Стеф погасит долг. Автоматы уплыли в неизвестном направлении, а вместо денег продавец получил чек, срок действия которого истекал через два дня. Дело было под вечер в пятницу, банки уже закрылись и Левша понял, что Стеф не получит ничего. После продолжительных переговоров, выступавший гарантом сделки, Грек, согласился принять чек, с условием, что в половину его стоимости войдет долг Стефа, а вторую половину негоциант обещал отдать через месяц.
Рассчитался Апазид только осенью. Вместо денег Стеф получил на руки целый грузовик подтаявших леденцов, петушков на палочках, «подушечек» и карамелек. Из разорванного картонного ящика Стеф недовольно выловил оплывшего розового петушка на палочке, и, как будто, он был причиной его неудачи, мысленно отождествив петушка с Апазидом, с ненавистью откусил ему голову, уронил под ноги и растоптал.
Реализовать конфеты в розничной сети не взялся никто и Стеф отвез их в Высокополье. Будущая теща замесила на них брагу и целую зиму гнала самогон на продажу. Процесс затянулся до весны, и потому, как на реализации стоял не просыхающий ни на минуту тещин кум, Стеф не получил ни копейки.
Левша полностью разуверился в деловых качествах Стефа и, когда реставратор предложил ехать в Среднюю Азию за ядами и затем переправлять их за кордон, благоразумно отказался.
Через полгода Стеф потерял свой заграничный лоск и артистический вид. Последними ушли золотые швейцарские часы и только, слегка подтоптанные, со сношенными каблуками, и потускневшими пряжками «Пачотти» и сандаловый стек свидетельствовали о его былом финансовом могуществе и процветании.
Но Стеф не упал духом, а только спустился на грешную землю и чуть сбавил обороты. На занятые у Левши деньги он привез из Невиномыска устройство по изготовлению сладкой сахарной ваты, снял на окраине гараж, закупил сахар, и ночи напролет колдовал над ее изготовлением. Злополучная вата упорно не хотела получаться съедобной на вид, сбивалась комками и напоминала клочья мыльной пены после стирки, но энтузиаст не делал и шагу назад. Несколько раз кулинар с коробком от телевизора через плечо, полным до отказа восточными сладостями, выходил на «Магистраль», но расторговаться так и не смог. Слегка разуверившись в успехе, новоявленный кондитер прекратил производство и стал раздавать вату даром, но дело все равно почему-то шло туго. Выручил коробейника одинокий бомж, слонявшийся в поисках пропитания. Стеф вручил ему злополучный ящик, тот радостно утащил его к себе под мост и пропировал с братвой целые сутки. Художник продал оставшийся сахар и у него на руках опять появились приличные деньги, а Левше вместо долга он доставил замысловатое устройство по изготовлению ваты. Заимодавец поставил его в прихожей на то место, где когда-то стояли «Однорукие бандиты» и каждое утро, спотыкаясь о бочкообразный цилиндр, вспоминал Стефа добрым словом.
Эта небольшая неудача Стефа не обескуражила. На вырученные от продажи сахара деньги художник дал объявление в газете и в опустевшем гараже открыл приемный пункт старых швейных машинок фирмы «Зингер». В объявлении указывалось, что принимаются машинки до 1917-го года выпуска, в любом состоянии.
– Наконец-то ты взялся за стоящее дело, – похвалил его Левша, заглядывая в полутемный гараж, – наверно, хочешь организовать швейный кооператив? Молодец. «Аляски» сейчас с руками отрывают.
– Сам шей свои «Аляски», – фыркнул Стеф. – А я, если улыбнется удача, хватану куш не менее десяти тысяч долларов единоразово, поеду в Калининград и займусь поисками Янтарной комнаты. А, может, махну за Урал и отыщу пропавшее золото Колчака. Лишь бы сейчас хватило начального капитала. Если хочешь, могу взять в долю.
– Не вижу ничего общего между десяткой «зелени» и этим зингеровским хламом, – указал Левша на груду швейных машинок и с сомнением покачал головой. – Поэтому тебе самому придется искать Янтарную комнату и откапывать Колчаковский клад.
