Татьяна Полякова - Ставка на слабость
— Тем более, — обрадовалась Люська. — Значит, и не обворовываем мы вовсе, а экспроприируем экспроприаторов. И вообще, давай дискутировать подальше отсюда. Наедет кто, базарить не будут, оторвут башку, и вся недолга.
Последнее Люськино замечание показалось мне весьма здравым.
— Пошли, — согласилась я.
— Давай в сумке посмотрим, — заговорщически предложила Люська и потянулась к «молнии». В сумке лежали четыре пачки двадцатидолларовыми купюрами.
— Денег чертова прорва. Восемь тысяч баксов. Прям беда. Теперь главное смыться, — бубнила Люська. У меня схватило зубы.
— Доллары сунь в карман, — зашипела я. — «Дипломат» в руки, и за мной.
На дорогу мы выходить не стали, пошли в глубь леса.
— Ты что задумала? — спросила Люська.
— Если уж мы с этими деньгами связались, заткнись и делай, что скажу.
Отойдя от машины с километр, я достала из сумки два пакета и переложила в них деньги, «дипломат» спрятала под корягу, конечно, если будут искать, все равно найдут, но так спокойнее.
— Пошли, — сказала я Люське, и мы зашагали лесом параллельно дороге. Было это страшно неудобно и тяжело.
— А чего мы назад идем, а не в город? — волновалась Люська.
— Если кто чего спрашивать будет, так эти козлы выкинули нас за Глебовским. Туда мы и притопали. А здесь нас не было, ясно?
— Ясно.
Два километра мы преодолели за час. В Глебовском лаяли собаки и царила темнота. Мы встали на остановке, дружно молясь и вглядываясь в пустынную дорогу, перспектива стоять до утра не прельщала. Проситься на постой смысла не имело, все равно не пустят.
Примерно минут через двадцать сверкнули фары, и мимо нас проехала машина, водитель притормозил и сдал назад, задняя дверь открылась, и мы, стуча зубами, полезли в тепло. В машине было трое молодых ребят, вполне симпатичных, а главное — трезвых.
— До города довезете? — проблеяла Люська.
— Довезем. Вы чего ночью путешествуете?
— Да мы давно в пути, — не давая Люське открыть рта, ответила я. — Хотели отдохнуть, да с кавалерами поссорились. Шли пешком почти от Семеновской.
— Не слабо, — удивился парень. — Километров восемь. Что ж у вас женихи-то такие?
— Не повезло.
Я поставила пакет между собой и Люськой и прикрыла его локтем, Люська сделала то же самое со своим пакетом. Парни выглядели усталыми и все больше молчали. Мы собрались вздремнуть, и тут парень, что сидел рядом с водителем, сказал:
— Притормози, Витя, чего это там?
Мне не стоило смотреть в окно, и так было ясно: мы снова на том же проклятом месте. Парень вышел, вернулся через минуту.
— Чего там?
— Авария. Паренек в кювет улетел, в пень уперся. Голова разбита.
— Жив?
— Не знаю, — поежился парень. — Пошли вместе.
Люська осталась в машине, а я пошла вместе с ребятами и проделала все то, что и два часа назад: по вернула парню голову, нащупала артерию и сказала:
— Он мертв.
— А ты в этом понимаешь?
— Я хирург из БСП.
— Ясно. Поехали, сообщим на посту.
Следующий отрезок времени был для меня крайне неприятным: находиться под пристальным оком милиции буквально обложенной миллионами затруднительно для моих нервов. Домой мы вернулись уже на рассвете, с трудом держась на ногах. Пакеты с деньгами убрали, приняли душ и легли. Сон не шел.
— Ты что купишь? — спросила Люська, разглядывая потолок.
— Заткнись, — огрызнулась я.
— Ну чего ты, все равно ведь не спишь, давай помечтаем.
Люська принялась вслух мечтать, а я размышляла о деньгах в шифоньере. Потратила я на это часа два, потом поднялась и сказала Люське:
— Едем.
— Куда это? — встрепенулась она.
— Деньгам здесь не место.
— Не в банк же их.
— Зарыть надо, поглубже, и забыть о них на полгода. Чует мое сердце, придут за ними.
— И мое чует, — поддакнула Люська. — Где зароем?
— На даче, где ж еще?
— Сейчас поедем?
— Сейчас.
Через двадцать минут мы двигали к гаражу, где стоял мой «жигуленок», точнее, принадлежал он родителям, но ездила на нем я. Папа восемь месяцев в году исправно лежал под машиной, что позволяло мне оставшиеся четыре без проблем ею пользоваться. Машине было восемнадцать лет, но выглядела она благодаря папе вполне прилично. Еще через двадцать минут я тормозила возле рынка.
— А сюда зачем? — удивилась Люська, деньги ей, как и мне, спокойно сидеть не давали.
— Миллионы, Людмила Сергеевна, вещь хлопотная. Привыкай много суетиться и думать.
— Вот-вот, думать. С моими-то нервами.
— Сиди в машине, сторожи состояние.
Я отправилась к воротам, где красноносые мужики торговали саженцами, купила пять прутиков крыжовника и две рябинки.
— Дичок? — сурово спросила я, мужик возмущенно заклохтал и пообещал урожай на железнодорожный контейнер. Спорить я не стала и вернулась к машине. Люська, увидев саженцы, хмыкнула и сказала:
— Головастая ты у нас баба.
— Смотри-ка, сообразила, — ответила я. — Варит головка. Деньжатами запахло, и шестеренки завертелись.
Люська хохотнула и опять мечтать принялась. Когда из города выехали, она уже скупила всю местную барахолку и в Москву отправилась, но с полдороги вернулась и сказала, только что не мурлыча:
— Машину тебе подарю, импортную. Будешь ездить, как белая женщина.
— Ага, — хмыкнула я. — И тебя возить.
— Нужна ты мне. Я себе «Вольво» куплю и шофера к нему: блондина с голубыми глазами. — Люська немного помолчала и добавила:
— Машина нам бы и вправду не помешала, мало ли что, а на твою «копейку» никакой надежды, возьмет да и развалится.
— А ты не каркай.
Возле указателя я свернула на проселочную дорогу, проехала еще пару километров и увидела крышу своей дачи. С виду дача была ничем не примечательная: типовое двухэтажное сооружение с большой верандой, однако внутри имелись настоящий камин и настоящая медвежья шкура. Шкура мне досталась по наследству от дядьки-лесничего, вместе с парой оленьих рогов, а камин собственноручно выложил Славка перед своим отбытием за границу. Он же сделал винтовую лестницу с резными перилами на второй этаж и прочие заслуживающие внимания детали интерьера, которые вызывали трепет у моих гостей. По общему мнению, у Славки были золотые руки. Мы подъехали к крыльцу и, прихватив саженцы, вошли в дом.
Деньги упаковали в металлический ящик, в котором папа хранил инструменты. Пока Люська растапливала камин, я взяла лопату и вышла в сад. Крыжовник следовало посадить на боковой грядке, а рябинки возле забора. Через полчаса вышла Люська, и работа пошла быстрее. Деньги положили в тележку, прикрыв навозом, и вместе с ним поместили в ямку. Я держала рябинку, а Люська обгребала землю, аккуратно ее притаптывая. Потом мы помыли руки и пошли в дом.
— Да, миллионы дело хлопотное, — покачала головой Люська. — Думай теперь: ну как выроет кто.
— А я что говорила? Оставили бы их в машине, и душа б не болела.
— Не-а, все равно б болела, потому что человек так устроен: не возьмешь, будешь думать: «Что ж я, дура, не взяла», возьмешь — «Что ж я, дура, с ними связалась».
— Разливай чай, психолог.
— А что? Думаешь, я только зубы рвать умею? Нет. Посидишь в моем ларьке, такого насмотришься, куда там Фрейду.
После чая мы немного вздремнули и к вечеру вернулись домой. Люська решила ехать к себе, заявив, что я ей мечтать мешаю, отговаривать ее я не стала.
Воскресенье я провела у родителей, в понедельник отправила их в санаторий, съездила на работу, в надежде получить деньги за отпуск. Деньги, как ни странно, дали, что прибавило мне настроения. Я прошлась по магазинам, заехала к знакомым и только поздно вечером вернулась домой.
Следующие два дня прошли спокойно, и я робко засомневалась: может, зря я ждала неприятностей? Четверг начался с телефонного звонка в восемь тридцать утра. Я сняла трубку, и незнакомый мужской голос спросил:
— Таня?
— Да.
— Это Виктор. Я с друзьями подвозил вас в пятницу, ну, когда авария была, помните?
— Конечно, помню. Здравствуйте, Виктор. А что случилось?
— Тут такое дело, — неуверенно начал он, — даже не знаю, как объяснить. Прийти к вам могут. Так вы поосторожней.
— Кто может прийти? — спросила я, чувствуя, как сердце куда-то проваливается.
— Этот парень в машине, не знаю, кто он, но есть люди, которых эта авария очень интересует. Такие люди, с которыми надо быть поаккуратней. Вы понимаете?
— Нет, — ответила я, прекрасно все понимая.
— В общем, расскажите все как было, и… спокойнее. Спорить с ними не стоит. Я просто хотел предупредить.
— Спасибо, — сказала я. — Только я ничего не поняла.
Мы простились, я повесила трубку и пошла на кухню выпить валерьянки. Итак, хозяева денежек объявились и, как следовало ожидать, незамедлительно вышли на нас. Хотя я предвидела это, но испугалась страшно. Чтобы немного успокоиться, приняла душ, подкрасилась и стала размышлять, где лучше ждать неприятностей: дома или в гостях. Вот тут как раз и позвонили в дверь. Сделав три глубоких вдоха, я пошла открывать. На пороге стояли двое верзил в одинаковых кожаных куртках. Спортивные стрижки не скрывали от мира мудрых лбов и мечтательных глаз.
