Сейтё Мацумото - СЕЗОН ДОЖДЕЙ И РОЗОВАЯ ВАННА
Гисукэ незаметно для себя задремал. Жена его разбудила — ванна и завтрак были готовы. Он решил сначала выкупаться.
Погрузившись по шею в ванну-коробку, Гисукэ окинул взглядом свою ещё недавно так ему нравившуюся кипарисовую баню. Клубы пара поднимались вверх, затуманивая и без того тусклую лампочку. Сквозь маленькое оконце пробивался бледный утренний свет. И всё равно в помещении было темно. Толстые столбы, подпиравшие потолок, давно потемнели от времени и копоти. Ни единого яркого пятна. До чего же уныло: Казалось, всё сделано специально для того, чтобы нагнать на человека тоску. Словно в средневековье попал…
Невольно вновь вспомнилась европейская ванна в квартире Кацуко… Сколько света, какие краски! Ванная комната и сама ванна должны быть именно такими. Мытьё, купание, да просто наслаждение водой занимают немалое место в жизни человека. Вот и надо, чтобы наслаждение было полным. Только тогда можно почувствовать, что тело по-настоящему освежилось и получило новый заряд бодрости. А если хорошо телу, то и душа ликует… Нет, нельзя отставать от века! Лежачая европейская ванна даёт ощущение современности. А современный образ жизни — это острота восприятия, энергичность… Между прочим, без этих качеств и в политике недалеко уйдёшь…
Да и в сугубо личном плане неплохо бы иметь такую же ванну, как у Кацуко. Ляжешь в неё и мысленно перенесёшься в Намицу — будто ниточка протянется между двумя далёкими домами, между двумя жизнями…
Искупавшись, Гисукэ сел за завтрак. Над лакированной деревянной пиалой, до краёв наполненной мисосирой[12], витал лёгкий ароматный парок. Рис и засолённая в барде, поджаренная на углях кета были необыкновенно аппетитными. Ловко орудуя хаси[13], отправляя в рот то одно кушанье, то другое, Гисукэ приговаривал: "Вкусно!"
— Знаешь, — сказал он жене, — вчера у Сугимото-сан на ужин подали блюда китайской кухни. Очень вкусно. Но завтрак японца должен быть именно таким, какой ты мне сейчас приготовила. Особенно когда человек голоден.
— А по какому случаю ты ездил к Сугимото-сан? — спросила сидевшая напротив Ясуко.
— Понимаешь, речь идёт о предстоящих выборах мэра. Очевидно, будем его просить выдвинуть свою кандидатуру. Только имей в виду, это пока что надо держать в строжайшей тайне.
Жена была первым человеком, кому Гисукэ открылся. И лишь потому, что у него появилась надежда на успех.
— А разве Хамада больше не будет мэром?
— Хамада уйдёт в отставку. Мияяма интригует вовсю, поскольку сам зарится на пост мэра. Вот я и поехал к Сугимото, чтобы уговорить его баллотироваться. Вроде бы появилась такая надежда.
— И до каких пор ты будешь перечить Мияяме? Смотри, надоест ему это, он на тебя совсем разозлится. Навредит ещё как-нибудь.
— Да плевал я на Мияяму! Всё равно мы с ним, как кошка с собакой. До самой смерти не примиримся. Ведь ещё не было случая, чтобы он не встал мне поперёк дороги. Но на этот раз я его умою! Ничего у него не выйдет, может подавиться своими честолюбивыми планами!.. Кстати, ты никому не говорила, что я поехал в Кобе?
— Нет, конечно. Ты же велел молчать.
— Когда придёт время, я сам всех оповещу. А Дои вчера не спрашивал, где я?
— Спрашивал. Зашёл к нам перед обедом, поинтересовался, где директор. Я сказала, что ты поехал на Кюсю — мол, с нашим родственником несчастье случилось. Он тут же ушёл и больше не появлялся.
— На Кюсю… Далековато получается.
— Мне и в голову не приходило, что ты так скоро вернёшься.
— Да ладно…
В конце концов, даже если поехать на Кюсю, можно успеть вернуться ночным поездом. Не станет же Дои глубоко копать. Хорошо, что жена назвала место, достаточно удалённое от Асия.
Отправив в рот небольшую порцию риса, Гисукэ сказал:
— Наша баня совсем обветшала, пора бы построить новую.
— Да, пожалуй… — на этот раз Ясуко не стала возражать.
— Если уж переоборудовать, то как следует. Мне давно хочется европейскую ванну. Узнай, есть ли такие в магазинах, и если есть — купи.
— Европейскую ванну? — Ясуко округлила глаза. — Это какая же — длинная такая и мелкая, да?
— Ну да, как в отелях.
— Ну уж нет! Ни в коем случае! — Ясуко затрясла головой.
— Но почему?
— Ты ещё спрашиваешь! Да что ж я девка какая-нибудь, чтобы разлёживаться нагишом?! Пусть европейцы так купаются!
— Что значит — разлёживаться нагишом? Кто же это станет заглядывать в ванную?
— Станет не станет, всё равно стыдно. В японском доме и ванна должна быть в японском стиле. А в этой, в длинной-то, и не искупаешься как следует, только и будешь думать, как бы поскорее вылезти.
Гисукэ с большим трудом удалось сломить сопротивление жены. В быту диктатором была она, и муж крайне редко ей перечил.
Настояв на своём, Гисукэ решил учесть японские привычки жены и приобрести ванну лежачую, но достаточно глубокую. В последнее время чаще всего выпускали ванны широкие и не очень длинные. В таких лежать можно, только согнув колени. А Гисукэ мечтал о длинной, где ничто не мешало вытянуться во весь рост. Следовательно, длина должна быть не менее ста семидесяти сантиметров, а глубина — чтобы погрузиться по шею — сантиметров семьдесят, наверное. Ширина его не волновала.
Однако в продаже нужной ему ванны не оказалось. Среди полистироловых ванн были достаточно глубокие, но недостаточно длинные. А ванны, сделанные точно по европейским образцам, соответствовали желаемой длине, но дно имели неглубокое.
Гисукэ сам отправился к хозяину магазина сантехники, чтобы выяснить, бывают ли в продаже ванны нужных ему размеров.
— В магазине таких ванн нет, — ответил ему хозяин. — Попробуем уточнить в главной конторе, может быть, там найдётся. Наверное, сейчас уже выпускают глубокие, более привычные для японцев ванны. А как быть, если такой, как вы хотите, не окажется?
— Придётся попросить сделать на заказ. Я хочу иметь именно такую ванну.
— Редкий случай… А у нас в Мизуо — первый…
Через несколько дней хозяин магазина сообщил по телефону, что на складах главной конторы фирмы нашлась такая ванна, какую желает господин Канэзаки. Гисукэ попросил срочно её выслать.
Разумеется, Гисукэ занимался не одной только ванной. Вернувшись из Кобе, он в тот же день после полудня позвонил Синдзиро Мияяме и попросил о встрече.
— Вот уж не ожидал, что ты мне позвонишь! — сказал Мияяма. — Встретиться?.. Конечно, конечно! Я, правда, не представляю по какому поводу, но всегда приветствую любой контакт… А может быть, где-нибудь посидим, пообедаем? Мы ведь давно не виделись…
В его голосе сначала слышалось удивление, потом зазвучали весёлые нотки.
— Ну зачем же такое беспокойство! — Гисукэ про себя усмехнулся. — Просто хотелось поговорить с тобой наедине.
— Тогда, если тебе удобно, приезжай ко мне. Прямо сейчас; хорошо? Мои все дома, но они нам не помешают. А больше я никого не жду.
Мияяма был приветлив. Очевидно, считал, что знает, о чём пойдёт речь. Тадокоро постарался его обрадовать: мол, был у меня Канэзаки, я его уломал… Да, у Тадокоро и Мияямы полный альянс. Небось посмеиваются над этим несносным Канэзаки, который вдруг попался на удочку, возмечтав сделать Мияяму своим должником.
Гисукэ вышел из дому, предвкушая, как утрёт нос зарвавшемуся честолюбцу Мияяме. Доехал на автобусе за двадцать минут. Мияяма, адвокат по профессии, жил недалеко от районного суда. Года три назад он перестроил и переоборудовал свой дом — из тщеславия, конечно, и теперь прохожие нередко останавливались, любуясь его красивыми пропорциями и роскошью отделки.
Пройдя через передний сад, посреди которого возвышалась живописная сосна, Гисукэ окинул взглядом небольшое строение европейского стиля, где размещалась контора Мияямы, и остановился перед парадной дверью японского особняка. У входа стояла серебряная ширма, а перед ней — огромная икебана на подставке из чёрного дерева. Мияяма, мнивший себя крупным политическим деятелем, лез из кожи вон, чтобы ошеломить посетителей.
Секретарь, встретивший Гисукэ, провёл его в просторный кабинет с нишей "никэндоко", где висели две парные картины южной школы. Гисукэ вполне мог их оценить, так как хозяин предоставил ему возможность созерцать их в одиночестве в течение получаса. Наконец Синдзиро Мияяма вышел к гостю.
— Извини, извини!.. С посетителями хлопот не оберёшься, то один идёт, то другой, вот и задержался…
Мияяма всем своим видом изображал страшную занятость. Даже сел как-то боком, словно через минуту собирался вскочить и бежать по неотложным делам.
Синдзиро Мияяме было сорок три года. Невысокий, худощавый, без единого седого волоса в иссиня-чёрной, аккуратно разделённой пробором шевелюре, он выглядел моложе своих лет. Больше тридцати шести — тридцати семи ему не давали. Лицо овальное с очень светлой кожей, прямой нос, густые брови, тонкие подбритые усики, узкие глаза под очками без оправы. Примечательными были маленький рот бантиком и чуть покатые плечи, придававшие его внешности лёгкий оттенок женственности: Изящный Мияяма чувствовал себя красавцем и, действительно, пользовался успехом в увеселительных кварталах. Его любовницей была самая красивая и популярная хостес из кабаре "Куинби".
