Владимир Колычев - Белая волчица
– Лучше бы ты так и сделала!
– А если бы я и вправду голову расколотила? – вскричала вдруг Юля и вне себя от прилива чувств сорвалась с места. – Знал бы ты, как я об руль шарахнулась!
– Головой?
– Если бы не руль, то стукнулась бы как раз головой об стекло! До сих пор болит! – Она эмоционально провела рукой по груди, показывая место, на которое пришелся удар.
– А Лена здесь при чем?
– Она у тебя чокнутая. И взгляд у нее шизанутый. Я с ней по-хорошему. Говорю, давай, мол, подвезу. Вот и постаралась!
– Куда?
– Никуда! Вышла она из машины.
– Где вышла?
– Да где-то на бетонке.
– А везла ты ее куда?
– В Платовку.
Кустарев кивнул. Именно там и жил Милюхин. К нему Лена и направилась, причем с вещами. К Милюхину. К Ивану.
– Ну ты и странный, скажу я тебе! – возмущенно протянула Юля. – Может, мною хоть чуть-чуть поинтересуешься! Что со мной было, спросишь, как я себя чувствую?
– Что с тобой было?
– Было! Эта твоя мыша на меня так посмотрела!..
– Как так?
– Ноги мои сами по тормозам ударили! Она захотела, чтобы я остановилась, и мне пришлось ей подчиниться! Сама не понимаю, как это произошло. Когда я в себя пришла, ее уже и след простыл. Сижу в машине как дура, хлопаю глазами…
– Почему как?
– Вот только не надо тут с больной головы на лысую! – вскинулась Юля. – Я с тобой нормально, а ты в танке!
– Ключи как к тебе попали?
– Смотрю, на сиденье лежат. Ты мне лучше расскажи, что у этой мыши за взгляд такой? Она мне мозг вынула, понимаешь? Потом в душу плюнула и обратно положила!
– Через пустую голову?
– Да пошел ты!..
– Что ты ей сказала?
– А что я ей сказала? – Юля отвела в сторону глаза. – Ничего я ей не говорила.
– А вот темнить не надо! – Кустарев осуждающе покачал головой.
– Сказала, что в таком стремном пальто нормальные люди по улице не ходят.
– И все?
– Спросила еще, что ты в ней нашел. Может, сам объяснишь? – Юля усмехнулась и напористо посмотрела на него.
– А это не твое дело.
– А если мое? Я же вижу, она тебя подчинила себе. Эта барышня даже не навязывает свою волю, а вталкивает ее в твою голову силой своего взгляда. Она гипнозом владеет! Поэтому и смогла тебя поработить.
– Это не так, – возразил Гриша и мотнул головой.
Лена действительно владела гипнозом, она сама в этом призналась. Но не было в ней той силы, которой обладал Аникеев. Этой девчонке далеко было до уровня настоящего мастера. Да она и не особо пыталась подчинить его своей воле.
– Так!.. Ты в нее влюбился, потому что она этого захотела, приворожила тебя.
– Не могла она меня приворожить.
Гриша хорошо помнил тот момент, когда впервые увидел Лену. Она даже не посмотрела в его сторону, а он ощутил всю силу ее женского обаяния. Девушка на него не глядела, не вкладывала эту силу, а он все равно почувствовал и влюбился. Нет, гипноз здесь точно ни при чем.
– Пусть не могла, но приворожила. Ничего, если я ванну приму? – Свой вопрос Юля подкрепила взглядом, не принимающим возражений.
Гриша усмехнулся. Он-то ей разрешит воспользоваться своей ванной, но не скажет ли она, что навязала ему свою волю?
– Да, хорошо.
Ему и самому хотелось принять душ, смыть дорожную пыль и усталость, лечь спать, чтобы завтра со свежими силами взяться за дело. Начать он должен был с Милюхина, вернее, с его вдовы. Адрес Кустарев знал.
Но не получится у него выспаться. Юля такая! Если она задалась целью, то спасайся кто может. Если она решила остаться здесь, то ужом вывернется, но залезет к нему в постель и всю ночь будет доказывать, что ей нужен только он, лишь один мужчина, но надолго. Аж до самого утра.
Юля отправилась в ванную, а Гриша тихонько покинул квартиру. Машина у него под боком, до Платовки рукой подать.
В дом пришла беда, и ночь стала просто продолжением дня. Время позднее, но жене Милюхина не до сна. Кустарев связался с ней по домофону, сказал, что из полиции, и она впустила его в дом. Женщина сделала это без особой охоты, но и возражений с ее стороны не было.
А дом у Милюхина незаурядный. Большой, двухэтажный, с высоким цоколем из крупного речного камня. Под минеральной шубой, с фахверками. Фигурная крыша, эркер, мезонин, широкая терраса, мраморное крыльцо.
Иван Милюхин мог гордиться таким домом, но еще больше – своей женой. Это была молодая красивая женщина, высокая, подтянутая, с хорошей фигурой. Эталонная у нее красота, не сказать, что вызывающая, но броская. Даже без косметики и в обычном домашнем костюме она выглядела ярко, эффектно.
Но взгляд тусклый, в душе тоска. Глаза сухие. Непохоже было, чтобы женщина плакала, но каждый по-своему переживает потерю близкого человека. Без слез нам еще больнее.
– Извините, я даже не знаю, как вас зовут, – изображая смущение, сказал Кустарев.
Пусть женщина думает, что ему неловко за свое столь позднее вторжение.
– Ксения.
– А по батюшке?
– Рано еще по батюшке, – отрезала она.
– Вы, Ксения, одна в доме?
Этот вопрос заметно встревожил женщину. Она с подозрением глянула на Гришу и повела рукой. Красавица как будто собиралась схватиться за перила, но ее пальцы не нащупали ничего, кроме воздуха. А они изящные, длинные, и маникюр первоклассный.
– Да, одна. А можно ваше удостоверение?
Он уже предъявлял документ, но только через экран домофона. Сейчас Ксения могла пощупать удостоверение руками, но произойдет это в доме, где она уже не чувствовала себя в безопасности.
Гриша едва заметно усмехнулся. Странный народ эти женщины, сначала сделают, потом подумают. Впрочем, мужчины не лучше.
Он даже знал одного такого типа, причем очень хорошо, с самого раннего детства. И надо же было ему домогаться Лены! Сейчас жили бы тихо-мирно до полного привыкания. И с Милюхиным ничего не случилось бы. Ксения сейчас ложилась бы спать в постель к мужу.
– Да, конечно. – Он достал удостоверение и протянул его женщине.
Пусть изучает. Нельзя давать документы на руки посторонним, но сейчас особый случай. Гриша понимал, что Ксению нужно сперва успокоить, а потом уже расспрашивать.
– Может, и позавчера к вам вот так кто-то приходил? – поинтересовался он. – Вот так, с бухты-барахты.
– Позавчера? С бухты-барахты? – Женщина непонимающе глянула на него.
– В районе пяти-шести вечера. Может, даже и позже.
– Не знаю, я в Москве вчера была. Да и позавчера. Только сегодня приехала. А кто мог прийти?
– Сегодня утром, когда ваш муж… выходил из машины, с ним была девушка.
– Девушка?
– Возможно, она ночевала у вас в доме, а сегодня утром ваш муж отвез ее. Собирался это сделать.
– Ну, не знаю. – Ксения пожала плечами.
– Вы давно замужем за Иваном Александровичем?
– Мы поженились в прошлом году. А что?
– Не исключено, что ваш муж встречался с этой девушкой раньше. Возможно, он даже собирался на ней жениться.
– О какой девушке идет речь? – нервно спросила женщина.
– Ее зовут Лена. Фамилия Киршанова.
– Не знаю такую.
Кустарев достал свой айфон, вывел на экран снимок Лены. Она не хотела, чтобы он ее фотографировал, даже пыталась спрятать лицо. Он тогда думал, что Лена дурачится, но теперь знал истинную причину ее беспокойства. Она не хотела светиться.
– Может, вы видели эту девушку? – осведомился Гриша.
– Нет.
Кустарев внимательно смотрел на Ксению и не заметил вранья. Похоже, Лену она действительно видела впервые.
– Может, вы слышали о ней?
– Нет, Ваня ничего про нее не говорил.
– Тогда как она оказалась у него в машине?
– Это вы у меня спрашиваете? – удивилась женщина.
– Но ведь она там была. Возможно, эта особа и стала причиной его гибели.
– Как такое могло произойти? Не могла же она вытолкнуть его на дорогу. Я разговаривала со следователем. Он сказал, что Ваню никто из машины не выпихивал. Тот сам из нее вышел.
– Значит, несчастный случай?
– Ну да. – Ксения кивнула.
– Вы так считаете, но вас не удивляет, что этим делом занимается уголовный розыск.
– Даже не знаю, – сказала она и пожала плечами.
– Мы несчастными случаями не интересуемся, появляемся там, где произошло преступление, убийство.
– Я не знаю. У меня голова тяжелая. – Ксения подняла руки, поднесла к вискам раскрытые ладони, но не притронулась к ним даже пальцами.
– Я вас понимаю. Тяжелый день, позднее время. Мне, наверное, уже пора, – заявил Кустарев.
– Что ж, если вы торопитесь… – Она в раздумье посмотрела на него.
Женщина как будто не знала, нужно ему уходить или нет. В принципе он мог остаться и продолжить разговор. Ей теперь тяжело, тоскливо и одиноко. Если старший лейтенант полиции не станет распускать руки, то пусть еще побудет. А если уйдет, все равно.
