Владимир Колычев - Дважды коронован
Мужик, на которого наседал злыдень, стоял, выгибая голову назад, чтобы лезвие не полоснуло по лицу. Высокий, плотный, суровое лицо, внушительная внешность, и страха в глазах нет, даже смятение едва просматривается. Ему наверняка хватило бы решимости броситься на нож, но, похоже, он не хотел обострять ситуацию.
Эти двое стояли в проходе между дальней у окна шконкой и торцом стола, разделявшим толпу на две враждующие части. Похоже, конфликт случился между «мужиками» и блатными. Одних было втрое больше, чем других, но у «коренных» заточка и решимости больше. И оскалы у них свирепые, и пальцы веером, а один так и вовсе, похоже, собирался запрыгнуть на стол и рвать майку в стиле «пасть порву, моргалы выколю».
– Тёма, ты в наши дела не лезь, не надо! – злобно прохрипел арестант с заточкой.
– А людей унижать не надо, Пятак!
– Какой человек, Тёма! Шнырь, он и есть шнырь! Сказал, плевки в хате убирать, будет убирать!
– Нельзя в хате плевать!
– Ты че, учить меня будешь, Тёма? Кто ты такой, чтобы меня учить? У меня три хода, Тёма! Я знаю все дела! И если я что-то сделал, значит, так надо!
– Ты бы заточку спрятал, Пятак! Сейчас рексы набегут, напихают почем зря... – Тёма взглядом показал на дверь, у которой стояли Спартак и Сахарок. Дескать, коридорный, когда заводил их, видел бардак. Сейчас корпусному сообщит, вертухаи с дубинками подтянутся.
– Не нарывайся, Тёма! Не надо. А то не посмотрю, что мужик ты уважаемый, – успокаиваясь, сказал Пятак и передал заточку своему дружку, тому самому типу, что, похоже, собирался прыгнуть на стол.
Действительно, разбор со стороны администрации мог начаться нешуточный. Но пока за дверью все было спокойно.
Было видно, что при всех своих понтах Пятак побаивался Тёму и конфликтовать с ним не очень-то хотел. Поэтому он только рад был переключиться на новичков. Еще бы, такой повод соскочить со скользкой темы на забавную. Для тюремного «баклана» новички всегда в радость: и поразвлечься можно, и гордыню свою потешить.
– Опля! А кто у нас тут девочек заказывал? – разухабисто посмотрел на Сахарка Пятак.
На нем была обвислая майка, и Спартак мог разглядеть татуировки. И под правой ключицей у него череп на облаке, и под левой; только на одном шлем с рогами, а на другом – ковбойская шляпа. На груди виднелась голова какого-то святого с нимбом, крест и крылья ангелов, а может, демонов – не понять.
– Так это я заказывал! – захохотал пучеглазый.
Он уже спрятал заточку и готов был подключиться к потехе. И еще двое из, так сказать, блатных весело скалились, глядя на Сахарка. Спартак пока не привлекал их внимания. Он и рослый, и мощный, и вид у него внушительный – от него и огрести можно. А Сахарок – типичная жертва, его и «на понятиях» легко развести, и опустить. Потому и клацают зубами волки в предвкушении оставить от него рожки на ножках.
– И почем, Крыж, нынче такой товар? – Пятак передернул плечами и, откидывая ноги в стороны, с позерским приседом подошел к Сахарку. Протянул к нему руку, чтобы пальцами схватить за щеку. Но парень испуганно подался назад и спрятался за спину Спартака. – Ух, да девочка у нас, по ходу, с сутенером!
Тёма смотрел на Пятака с нескрываемым отвращением. Не нравилось ему поведение блатаря, но и поделать он ничего не может. И без того проблем с ним выше крыши. Да и главный тюремный закон, где каждый сам за себя, никто еще не отменял.
Может, Пятак из воров, может, у него действительно третья или даже четвертая ходка, но вел он себя как натуральный «баклан». Далеко за тридцать ему, но не в законе. А почему? Да потому что «баклан» по жизни. Сам нарывается на косяки, сам и огребает.
– Базар фильтруй, – вдруг тихо проговорил Спартак.
Но Пятака это взбесило.
– Че ты сказал? – взвыл он, раскинув растопыренные руки.
– Не нарывайся, говорю, – тяжело посмотрел на него Спартак.
– А кто ты вообще такой?
– Спартак я.
– По какому ходу?
– По первому.
– А чего понты колотишь? – заметно расслабился Пятак.
Имя Спартак ему ничего не говорило. А с первоходом можно не церемониться. Ну, смотрится новичок круто, что с того? Если нет за ним реальной силы, его можно подловить на какой-нибудь подлянке, объявить обиженным и затоптать всем стадом. Все это легко делается. Главное, правильный подход.
– Это не понты, – покачал головой Спартак. – Это реально.
– Что реально?
– Спросить с тебя реально могу. Поэтому и предупреждаю: не нарывайся.
– Нарываешься ты. Я бы даже сказал, реально нарвался. Если ты такой правильный, то прописку должен пройти.
– Ты хоть сам понял, что сказал? – жестко усмехнулся Спартак.
– А мне не надо ничего понимать. Я все знаю. И все решаю. Это тебе въезжать надо. И по теме въезжать, и в хату. Без прописки ты на параше жить будешь, понял?
– Значит, я должен прописаться?
– Ну вот, в тему въехал! – осклабился Пятак. – Теперь в хату въехать надо.
– Ты здесь все решаешь?
– Да, и смотрю, и решаю.
– И прописку ты даешь?
– Да, я. И тебя сейчас прописывать буду.
– Значит, ты – мент? – не растерявшись, хлестко спросил Спартак.
– Я?! Мент?! – опешил Пятак.
– Паспортный стол прописывает. А паспортный стол – это менты. Значит, ты – мент. – Это уже не вопрос, это – утверждение, и взгляд у Спартака уничтожающий. – Я что, в ментовскую хату попал? – спросил он, посмотрев на Тёму.
– Да нет, нормальная хата, – покачал головой тот, с ехидной насмешкой глядя на растерянного Пятака. – Просто у некоторых очередные заскоки.
– Ментовские, – продолжил за него Спартак. – Все правильно, у ментов и заскоки ментовские.
– Ты, чепушило! На кого бочку катишь? – все больше распалялся Пятак.
– На мента. А с ментами у меня разговор короткий.
В одной руке Спартак держал матрас, на другом плече у него висела сумка, но это не помешало ему спросить с Пятака за чепушилу. Прямой слева, точно в подбородок, без всякого лимита на силу.
Пятак устоял на ногах, даже попытался ответить Спартаку. Но в голове у него произошла полная разбалансировка, взгляд поплыл, и ноги в коленях подкосились. Он сделал шаг и, не в силах удержаться на ногах, завалился на бок, с разворотом вправо. Попытался встать, но рухнул на спину, стукнувшись затылком о край скамьи.
Понтовитый Крыж тоже шагнул к Спартаку, но напоролся на его железобетонный взгляд и замер в нерешительности. А тот жестко спросил:
– Под мента подписываешься?
– Пятак – не мент, – обескураженно мотнул головой Крыж. Но это было все, на что он оказался способен.
– А ты сам кто? – сквозь зубы процедил парень с глубоким багровым шрамом от стеклянного глаза до уха. На плече у него была выколота смерть под капюшоном и с косой, костлявыми руками она держалась за крест.
– Я – человек, – не зло, но с нажимом посмотрел на него Спартак.
– Может, ты с петухами корешишься?
Спартак примерно знал, что могло последовать за этим. Предъява серьезная, и, если не будет у него неопровержимых доказательств, можно нарваться на карантин: руками ничего не трогать, за общий стол не садиться, ни с кем не общаться, пока не придет малява с подтверждением. И глупо было бы со всем этим заморачиваться. Поэтому он пошел ва-банк. Да и надоело стоять у входа с громоздким багажом.
– Мы с тобой об этом обязательно поговорим. – Угрожающе глянув на молодого блатаря, он двинулся к шконке, которую должен был занимать Пятак.
Спартак мог назваться вором в законе, предъявить право на лучшее место в камере, но нет у него морального права на столь громкий для тюрьмы титул. К тому же по его душу должна была прийти малява с воли от людей, которые его короновали. Так и так, мы, такие-то, такие-то, сообщаем, что Спартак – в законе, и подтверждаем его полномочия. Или кто-то должен тебя знать и объявить об этом на всю тюрьму. А если про тебя и слыхом не слыхивали, лучше молчать. И ждать малявы с воли. Но Ростом сейчас в очень сложном положении, не до Спартака ему... Может, оно и хорошо. Уж лучше без короны доказать свое право на место под солнцем, чем с ней опозориться и опуститься ниже некуда.
Не назовется он, не скажет, что у него статус вора в законе. Но вести себя будет соответствующе. Чтобы никто не смог обвинить его в поведении, недостойном большого человека. Поэтому вещи Пятака Спартак бросил на стол, а свой матрас раскатал по его шконке.
– Эй, а ты не много на себя берешь? – зашипел Крыж.
– Много. Сколько смогу вынести, столько и беру, – сильно толкнул его Спартак, пробиваясь к своему месту.
Пятак уже вышел из нокаута, но страх перед Спартаком сдерживал его, мешал развернуться во всю ширь своей «бакланской» мощи. Заточка в руке бодрила, придавала решимости, но все-таки к Спартаку он шагнул, пересиливая себя.
– Ну, молись, падла!
– Это ты зря, – сочувствующе покачал головой Спартак.
Может, он и новичок в тюрьме, и не прочувствовал еще на своей шкуре всех законов неволи, но он по-любому в авторитете, потому что у него бригада и уважение со стороны серьезных людей. И что такое дикий уличный мир, он знал не понаслышке. Пятак бросил ему серьезный вызов, и он уже знал, что ему в этой ситуации делать. Ответ на такой вопрос стандартный. И очень жестокий. Не он же первый достал нож...
