Мари Юнгстедт - Невидимый
Она налила себе кофе, забралась в кресло с ногами. Мысли снова улетели в прошлое.
Долгое время у них с Улле все было хорошо. Когда дети были маленькие, она старалась поддерживать традицию романтических ужинов по пятницам. Несмотря на детские крики и смену пеленок. Часто бывало, что на столе горели свечи, еда остывала на тарелках, один из них качал детей, а второй наскоро заглатывал еду. Но иногда все проходило гладко, и это были волшебные минуты.
Они старались сохранить нежность своих отношений, несмотря на заботы о детях. Многие их знакомые совершили эту ошибку, что зачастую и приводило к разводу. Им же по-прежнему было весело вместе, они много смеялись и шутили, во всяком случае в первые годы. Улле часто покупал цветы и говорил ей, какая она красивая. Никогда ни с кем она не чувствовала себя таким совершенством. Даже когда она прибавила тридцать килограммов в связи с рождением первого ребенка, он с восторгом смотрел на нее, обнаженную, и шептал:
— Дорогая, ты такая сексапильная!
Она верила ему. Когда они шли по улице, она чувствовала себя красавицей — пока не увидела отражение в витрине и не осознала, что втрое толще мужа…
Свою любовь они трепетно берегли, и Эмма долгое время чувствовала себя влюбленной. Но в последние два-три года что-то произошло. Она не могла точно сказать, когда именно, но с какого-то момента все пошло не так.
Все началось с постели. Секс стал казаться ей все более скучным. Все так предсказуемо. Улле делал все, что от него зависело, но она уже не испытывала прежнего желания. Они, как и раньше, занимались любовью, но это происходило все реже. И все чаще ей хотелось надеть ночную сорочку, взять книжку и читать, пока глаза сами не закроются. Внутри росло недовольство. Удастся ли когда-нибудь вернуть ту сексуальную гармонию, которая была у них когда-то? Эмма все больше в этом сомневалась.
Изменилось и кое-что еще. Теперь Улле мог работать как проклятый и вполне довольствовался этим. У него не было больше потребности придумывать что-нибудь интересное вместе с ней. Если они шли в гости или в кино, ей приходилось все придумывать самой. Улле вполне мог бы просто посидеть дома. Интервалы между букетами тюльпанов и комплиментами становились все длиннее. Какой контраст по сравнению с первыми годами их совместной жизни!
Она снова глянула в окно. Улле уехал на конференцию на материк. Его не будет три дня. Уже дважды звонил — с тревогой в голосе спрашивал, как она. Естественно, она ценила его заботу, но в данный момент предпочла бы, чтобы ее оставили в покое.
Мысли устремились к Юхану. Она не будет больше с ним встречаться. Это просто исключено. Дело и так зашло слишком далеко. Но какую бурю чувств он у нее вызвал! Она уже и забыла, как это бывает. В его объятиях ее охватило дикое желание. Каким-то непостижимым образом все это показалось настоящим и правильным. Словно она имела право все это испытывать. Словно ее тело для того и создано, чтобы пылать от страсти. Юхан заставил ее снова почувствовать себя живым, полноценным человеком.
Эта мысль отзывалась в ней болью.
Вторник, 19 июня
Запыхавшись, Кнутас вбежал в зал заседаний и коротко приветствовал коллег. Он опоздал на пятнадцать минут: в это утро он проспал. Его разбудил звонок Кильгорда. Плюхнувшись на стул, Кнутас чуть не опрокинул чашку кофе, стоявшую перед ним на столе.
— Что удалось узнать о Хагмане?
Напротив сидел Кильгорд с чашкой кофе и огромным бутербродом на крошечной тарелочке. Кнутас с изумлением воззрился на этот бутерброд и подумал, что коллега, похоже, разрезал буханку хлеба вдоль, а не поперек.
— Да не так уж и много, — ответил Кильгорд, откусив здоровенный кусок от своего бутерброда и громко отхлебнув кофе. — Он работал в гимназии Сэвескулан до весеннего семестра тысяча девятьсот восемьдесят третьего года включительно. Затем ушел по собственному желанию — по словам директора школы, который, кстати, все еще работает. Так что в этом смысле нам повезло, — добавил Кильгорд и откусил еще кусок бутерброда.
Все присутствующие с нетерпением ждали, когда же он дожует.
— Слухи о том, что у него был роман с ученицей, быстро распространились по всему острову, — видимо, Хагмана это угнетало. Как я уже сказал, он был женат и имел двоих детей. Он перешел работать в другую школу, и вся семья переехала в Грётлингбу, на юге Готланда, — добавил Кильгорд, забыв, что все собравшиеся, кроме него самого, уроженцы Готланда. — Он заглянул в свои бумаги. — Школа, куда он устроился, называется Эйяскулан и расположена возле Бургсвика. Хагман работал там, пока два года назад не вышел на пенсию.
— Хагман фигурирует в нашей базе? — спросил Кнутас.
— Нет. Даже ни разу не задержан за превышение скорости, — ответил Кильгорд. — Во всяком случае, его роман с Хеленой Хиллерстрём — это правда. Директор это подтвердил. Об этой истории знали все учителя. Хагман уволился, не дожидаясь, пока руководство примет меры.
Кильгорд откинулся на стуле, с бутербродом в руке, и оглядел своих слушателей, ожидая реакции.
— Мы поедем туда и поговорим с ним еще раз, — сказал Кнутас. — Ты поедешь, Карин?
— Да, конечно.
— Если вы не возражаете, я бы тоже поехал, — проговорил Кильгорд.
— Не возражаем, — ответил слегка удивленный Кнутас. — Поехали.
Юхан и Петер закончили монтировать репортаж об атмосфере на острове после убийств. Им удалось взять несколько очень эффектных интервью — встревоженная мама, владелец ресторана, уже отметивший снижение доходов, и несколько девочек-подростков, которые боятся ходить одни по вечерам. Однако редактор остался недоволен. Макс Гренфорс всегда ворчал, если репортаж делался не точно по его указке. «Чертов старикашка!» — подумал Юхан. Во всяком случае, редактор разрешил им остаться на Готланде еще на несколько дней, хотя ничего нового не происходило. Многое еще нужно было сделать. На завтра Юхан договорился об интервью с комиссаром криминальной полиции Андерсом Кнутасом, чтобы расспросить его о том, как продвигается следствие.
Поскольку Юхан остался на острове, у него появился шанс снова встретиться с Эммой. Разумеется, если она захочет. Он опасался, что напугал ее своей настойчивостью. Одновременно его мучила совесть: все-таки она замужем. Тем не менее он почти все время думал о ней. Оставшись один, с наслаждением произносил ее имя вслух. Эмма. Эмма Винарве. Такое красивое имя. Он должен встретиться с ней. Хотя бы еще раз.
Стоит рискнуть. Вдруг она дома, а мужа нет? Она ответила после первого звонка, немного запыхавшись.
— Привет, это я, Юхан.
Последовала короткая пауза.
— Привет.
— Ты одна?
— Нет, я с детьми. И их бабушкой.
«Черт подери!»
— Мы можем увидеться?
— Не знаю. Когда?
— Прямо сейчас!
Она рассмеялась:
— Ты сумасшедший.
— Бабушка слышит, что ты говоришь?
— Нет, они в саду.
— Мне необходимо с тобой встретиться. Ты хочешь меня увидеть?
— Я хочу, но не получится. Это безумие.
— Пусть безумие, но так надо.
— Ты уверен, что и мне так надо?
— Не уверен, но надеюсь.
— Даже не знаю, что тебе сказать.
— Ну пожалуйста! Ты можешь оставить их ненадолго?
— Подожди минуточку.
Он услышал, как она положила трубку на стол и куда-то ушла. Прошла минута-другая. Он затаил дыхание. Вот она вернулась и снова взяла трубку:
— Хорошо.
— Мне заехать за тобой?
— Да нет, что ты! Я возьму машину и приеду в город. Где мы встретимся?
— Я буду ждать тебя на парковке возле Стура-Торгет. Через час.
— Договорились.
«Я просто спятила, — подумала Эмма, положив трубку. — Напрочь мозги отшибло!» Но сейчас ей было совершенно не до того. Все получилось как-то слишком просто. Она сказала свекрови, что подруга в депрессии, сидит и плачет и что ей надо поехать туда. Свекровь заверила, что все будет хорошо. Она поиграет с детьми и напечет им на ужин блинчиков. Какой ужас, бедная подруга! Конечно, Эмма должна поехать и утешить ее. Свекровь сказала, что готова остаться на весь вечер и даже на ночь, если потребуется. Улле должен был вернуться только на следующий день.
Эмма направилась в душ. Они все утро загорали в саду, вот потому ей и стало жарко, говорила она сама себе, в то время как тревожные лампочки вспыхивали в мозгу. Она вымыла голову, натерлась ароматным молочком для тела и, с бьющимся от возбуждения сердцем, нанесла на кожу несколько капелек духов. Быстро надела свое лучшее белье, блузку и юбку. Чмокнула детей, сказала им: «Пока!» Глубоко вздохнула и пообещала позвонить попозже. Плюхнувшись на сиденье машины, Эмма почувствовала, что ее снова бросило в жар.
Выехав на шоссе, ведущее в сторону Висбю, она включила на полную громкость музыку и открыла окно. Теплый летний воздух ворвался в салон и сдул все угрызения совести.
