Алексей Хапров - Черная повесть
— А что петля? — спросил я.
— Такая петля не может затянуться вокруг шеи сама, без посторонней помощи. Она не работает как удавка. На ней можно только подвесить уже мёртвое тело. Кроме этого, я не вижу здесь никакого возвышения, на которое она могла бы встать, чтобы просунуть голову в петлю, а затем вытолкнуть его из-под ног. Без этого не повесишься.
— А может, она подпрыгнула, — пробурчал Алан.
— Не мели чушь! — огрызнулся я.
Попов принялся внимательно рассматривать землю.
— Что ты ищешь? — спросила Юля.
— Следы, — ответил он.
Пройдя несколько шагов, он замер. Мы с опаской посмотрели на него. По страху, промелькнувшему на его лице, было ясно, что он увидел нечто настораживающее. Ваня обернулся к нам. Мы подбежали. Он молча указал пальцем перед собой. Проследив за направлением его жеста, я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы. Внизу, на земле, отчётливо просматривался отпечаток чьей-то огромной ступни, очень похожей на человеческую. Разница заключалась не только в размерах, но и в том, что она имела шесть пальцев.
— Фью-тю-тю! — изумлённо присвистнул Тагеров.
Этот след отбил у нас последние сомнения, что в здешних местах обитает некое загадочное существо. Рассказы Вишнякова о Снежном Человеке всплыли в нашей памяти с новой силой.
— Вот вам и ответ на вопрос, кто взял самородок, — произнёс я.
— Дима, — прошептала Патрушева, — ты же был недалеко. Неужели ты ничего не видел и не слышал?
— Я сидел за кустами в засаде, — тихо ответил я. — А это место оттуда не просматривается.
— Но почему оно нас убивает? — в сердцах выпалил Алан. — Что мы ему такого сделали?
Он весь затрясся, побагровел и яростно прокричал, сотрясая кулаками воздух:
— Эй, ты, скотина! Где ты есть? Выходи, покажи себя!
Мы испуганно съёжились. Вдали зазвучало гулкое эхо.
— Ты что? — цыкнул на него я. — С ума сошёл, что ли?
Тагеров и сам испугался своего поступка. Его истерика прекратилась столь же быстро, сколь и началась. Он побледнел, сгорбился и принялся нервно стрелять глазами во все стороны, точно ожидая нападения. Прошло несколько минут, но перед нами так никто и не появлялся. У Алана вырвался вздох облегчения. Цвет его лица постепенно принял естественный оттенок. В наступившей тишине прозвучал голос Юли.
— Ребята, нам нужно отсюда уходить. Мы вторглись в чужой мир. И нам дают понять, что мы здесь лишние. Если мы отсюда не уйдём, боюсь, что кто-то из нас четверых станет следующим.
— Может не стоит так торопиться? — возразил я. — Спасатели могут появиться в любой момент.
— Спасатели? — возмущённо воскликнула Патрушева, крепко сжав кулаки и чуть подавшись вперёд. Было заметно, что внутри у неё всё кипит и клокочет. Её голос сухо потрескивал, и чувствовалось, что она прилагает неимоверные усилия, чтобы окончательно не сорваться. — Ты ещё ждёшь спасателей? Ты ещё веришь, что нас кто-то ищет? Дима, я умоляю, не будь таким ребёнком! Мы уже три дня ждём, что за нами кто-то прилетит. И чего мы дождались? Только того, что двое из нас лежат мёртвые.
Юля немного помолчала, а затем добавила:
— Вы как хотите, а я ухожу. Ухожу прямо сейчас. Ухожу, куда глаза глядят. Оставаться здесь я больше не намерена.
Страх порой толкает людей на самые безрассудные, самые губительные решения. То, что происходило в этот момент с Патрушевой, было классическим проявлением паники. Паники, подавившей разум инстинктом самосохранения. Бежать, куда глаза глядят, бежать без оглядки — вот то единственное, что владело ею. Отчаяние толкало её вперед. Её не останавливала даже связанная с этим неизвестность. Лишь бы скрыться! Лишь бы спастись!
Хуже всего было то, что Патрушева в своей панике не осталась одинока. По беспокойным выражениям лиц Алана и Вани было заметно, что они безоговорочно готовы последовать за ней. Я же считал предложение Юли крайне неразумным. Здесь у нас, по крайней мере, была крыша над головой. Покинув эту благосклонно предоставленную нам фортуной избушку, мы окажемся под открытым небом наедине с дикой природой, чем только обречём себя на ещё большую опасность.
Я стал горячо убеждать своих спутников остаться. Но мои доводы не возымели действия.
— Дима, мы никому не нужны, — повторила Юля. — Мы должны спасать себя сами.
— Если хочешь, оставайся, — безразлично бросил Тагеров. — Тебя силой никто не тянет.
Идти куда глаза глядят было страшно. Но оставаться одному в этих дебрях было ещё страшнее. Из двух зол обычно выбирают меньшее, поэтому я выбрал первое.
Сборы не заняли много времени. Мы перенесли в избушку тела Сергея и Лили. Оставлять их на съедение волкам было бы бесчеловечно. Алан и Юля взяли себе их рюкзаки. Вещи последних, как известно, сгорели в вертолёте, поэтому кое-какая сменная одежда, пусть даже с чужого плеча, в предстоящем походе им бы не помешала. Я предусмотрительно захватил топор.
К сожалению, нам так и не удалось пообедать. Заячья тушка, которую мы с Тагеровым бросили на открытом огне, когда кинулись на крик Юли, сгорела, и теперь представляла собой чёрный уголёк. Впрочем, этому никто не сокрушался. Нам было не до еды. Лично у меня в тот момент пропал всякий аппетит, и даже самый разсъедобный кусок вряд ли пролез бы в моё горло.
Что нам хотелось, так это пить. Здесь нам немного помог берёзовый сок, принесённый Поповым и Патрушевой. Но его оказалось не так много, так что до полного утоления жажды было, конечно, далеко.
Самым трудным оказалось выбрать, в какую сторону идти. Логика подсказывала, что ориентироваться следует туда, откуда прилетел наш вертолёт. Но как определить, откуда именно мы летели? После удара молнии вертолёт бросало из стороны в сторону, и уследить за всеми его зигзагами мы, понятное дело, не могли. В надежде увидеть очертания какого-нибудь населённого пункта, Алан забрался на высокую сосну. Но его взору со всех сторон предстали только сливавшиеся в неровное таёжное покрывало верхушки деревьев.
— Пойдёмте на юг, — сказал Ваня.
Его предложение казалось не лишённым смысла. К югу тайга должна обязательно закончиться. Поэтому мы решили поступить именно так. Определив по солнцу стороны света, мы взвалили рюкзаки на спины и тронулись в путь…
12
Страх гнал нас вперёд своей кривой поганой метлой. Беспрерывно озираясь по сторонам, мы то и дело спотыкались о кочки, которыми была усеяна земля, и отмахивались от докучливой мошкары. Время от времени дорогу приходилось буквально прорубать. Что поделать, ведь нас окружала дремучая тайга. Деревья и кустарники почти что переплетались между собой. Косматые, покрытые гирляндами серых лишайников ветви не переставали хватать нас за полы одежды, и нам приходилось постоянно освобождаться от их назойливого внимания. Было темно. Над нашими головами шелестел бледно-зелёный свод, на котором попеременно вспыхивали лучики света. Это происходило всякий раз, когда ветер будоражил перистые лесные макушки.
Чем дальше мы продвигались, тем мрачнее становилось вокруг. Лесная чащоба густела всё больше и больше. Деревья смыкались в тесную кучу, мешая друг другу вкушать свет и простор, и были какими-то кривыми и кособокими. Воздух увлажнился. Из моего рта стал выдыхаться бледный парок. Под ногами раздавалось слабое похлюпывание.
— Как бы нам не забрести в болото, — прокряхтел Алан.
— Может, сделаем привал? — предложил я.
Возражений не последовало. Мы остановились и скинули рюкзаки на землю. Я взглянул на часы и попытался прикинуть, сколько мы уже прошли. Часовая стрелка обошла четыре круга. Если средняя скорость человека составляет где-то три километра в час, то получается, что за это время мы должны были преодолеть как минимум километров десять.
Поскольку земля была сырой, садиться на неё мы не стали, и ограничились тем, что стоя опёрлись о стволы деревьев.
Я поводил глазами по сторонам. Пейзаж воодушевления не внушал. Меня так и подмывало бросить остальным с ироничной ухмылкой: «Ну, и куда вы меня завели? Не лучше ли было остаться в домике?». Но по хмурому выражению лиц моих спутников было заметно, что нервы каждого из них натянуты до предела. Поэтому, чтобы не вызвать эмоциональный взрыв, я решил смолчать.
Немного отдышавшись, Тагеров стал примериваться к высоченной сосне, у которой он стоял.
— Ты чего? — спросила его Юля.
— Да вот, хочу на неё забраться, — объяснил Алан, — посмотреть, не появилось ли что на горизонте.
Ухватив руками нижнюю ветку, он подтянулся, перенёс ноги на ствол и стал осторожно карабкаться вверх. Мы стояли и наблюдали за ним. Пару раз Тагеров едва не сорвался. Но меня не покидало ощущение, что он делал это специально, стремясь покрасоваться и подчеркнуть свое геройство. Патрушева при этом испуганно вскрикивала и хваталась за сердце. Мы же с Поповым переглядывались и иронично усмехались.
