Сергей Донской - Дикий фраер
– Что ты мне про сроки лепечешь? – переспросил Стингер. Занятый своими мыслями, он не поспевал за скороговоркой смазливого барыги в костюмчике и раздраженно морщился, точно был вынужден слушать назойливый комариный писк.
– У меня еще один день, – подобострастно повторил тот, ловя блуждающий взгляд Стингера. – Завтра я все верну, клянусь…
– Что здесь делает этот дятел? – брезгливо спросил Стингер у подручных, ворвавшихся в квартиру первыми.
– В подъезде отирался, – доложил Корявый, нервно перекладывая пистолет из одной длинной лапищи в другую. – Говорит, чисто случайно тут. Ну, мы его и прихватили прицепом.
– Случайно, – задумчиво произнес Стингер и покачал головой. – Что ж, значит, такой фарт у барыги… – Остановив властным жестом понимающие смешки подручных, он улыбнулся распростертому на полу пленнику: – Ты, кажется, Рома? Ой, чавелла Романэ!.. Так? Ха! Ха!
Барыга присоединил свое робкое подхихикивание к отрывистому смеху Стингера. Получилось что-то вроде инсценировки рассказика про льва и собачку. Как только оборвался победоносный хохот хозяина положения, жалкое тявканье пленника тоже смолкло.
– Что ты так побледнел, Рома? – Поднятые брови Стингера выразили крайнюю степень удивления. – Я насчет фарта серьезно, не бойся. Должок тебе вот прощаю… – Улыбчивый оскал Стингера стал таким широким, словно он вознамерился откусить голову своему должнику.
– К-как прощаете? Почему?
– Просто так, – пожал плечами Стингер. – По доброте душевной. А ты разве не рад? Чем-то недоволен?
– Что вы! Даже не знаю, как вас благодарить.
– А как тебя в детстве учили, Рома? Что нужно сказать дяде?
– Ну да, конечно! – спохватился красавчик. – Спасибо, огромное спасибо!
– На здоровье…
Вооруженная гвардия посмотрела на растерянного счастливчика совсем не так, как глядят на человека, которому неожиданно привалила крупная удача. Братва отлично знала, чем обычно заканчиваются разговоры Стингера про здоровье. Фразой: «Которое тебе вряд ли понадобится». На этот раз прибаутка осталась недосказанной, но прощальный взгляд, которым Стингер наградил красавчика, ничем не отличался от тех, что он обычно адресовал покойникам.
Четвертый пленник, смекнув, что настал его черед, поднял голову, не дожидаясь приглашения.
– Это моя хата, пацаны, – сказал он. – Я не виноват, что этот придурок ко мне вломился. Мне лишняя головная боль не нужна. А молчать я умею, вы же знаете.
– Что за борзый такой выискался? – делано изумился Стингер, обводя взглядом членов своего сплоченного трудового коллектива. – Кого он пацанами назвал? Мы что, в бирюльки тут играем?
Само собой, он мгновенно узнал Костика Филиппка, с которым довольно тесно терся чуть ли не нос к носу, когда оба состояли в одной большой, дружной семье, проходившей в милицейских хрониках под аббревиатурой ОПГ. Сталкивался Стингер с ханским аферистом и позже, когда… когда… Собрав на лбу три горизонтальных морщины и одну вертикальную, он припомнил обстоятельства последней встречи: подстава с джипом «Чероки», принесшая всем участникам сорок штук баксов. Самое забавное, что кинули они в тот раз этого самого красавчика, который так позабавил братву своей неуместной благодарностью. Стингер расправил кожу на лбу и усмехнулся. Что ж, не зря он любил повторять, что бог – не фраер. Теперь этой парочке суждено подохнуть рядышком как закадычным корешам. И на страшном суде они предстанут вместе, чтобы сподручнее было выставлять друг другу встречные предъявы…
Так размышлял Стингер, а его бойцы неуверенно топтались на месте, понятия не имея, как следует ответить на поставленный вопрос. Действительно ли их вожак не узнал Филиппка или только прикидывался по не известным никому соображениям? В любом случае ответивший невпопад рисковал присоединиться к лежащим на полу пленникам, такие случаи имелись на памяти братвы, хотя у большинства из них она очень короткая была, память. Никто из криминального квартета так и не решился опознать бывшего придворного афериста Хана. Поскольку смертные приговоры Стингера обжалованию не подлежали и чаще всего приводились в исполнение прямо на месте, желающих испытать свою сообразительность и находчивость не нашлось.
– Вот видишь, – назидательно сказал Стингер Филиппку. – Братва тебя знать не знает, а ты чуть ли не целоваться полез… Не пидор ли? – он прикинулся участливым. – Так не ломайся, говори как есть, мол, очко томится в ожидании… Мы Батона попросим, он тебя своим болтом так приласкает, что мало не покажется… Ты как, Батон? Не разучился делать из дядечек тетенек? Это сейчас модно, ба-а-льшое бабло загребать можно.
Батон, польщенный тем, что окончание шутки Стингер адресовал ему лично, радостно заржал, и смех его прозвучал примерно так, как если бы кто-то налил в пионерский горн воды и попытался выдуть из него бравурный марш. Немелодично, но зато очень громко и весело.
Стингер даже не улыбнулся. Выжидающе глядел на опасливо заерзавшего Филиппка и молчал, тем самым предлагая ему самому высказаться на затронутую тему. Щекотливую, как скупая мужская ласка.
– Стингер, я… – Костин голос сорвался, когда он понял по обращенному на него взгляду, что ни о каких панибратских отношениях и речи быть не может. – Не надо, – попросил он так тихо, словно уже не надеялся, что его робкая просьба будет услышана.
– Ладно, – смилостивился Стингер. – Лежи и не возникай больше. Побереги свое заднепроходное отверстие. Не мешай думать.
Думать особенно было нечего, решение уже пришло, осталось лишь воплотить его в жизнь. И… в смерть. Забирать с собой всю компанию Стингер не собирался. Не о чем ему было больше толковать ни с Ромой, ни с Костей Филиппком. Лехманскому охраннику и долговязой шлюхе предстояло умереть немного позже, но это не меняло их столь же плачевную участь.
– Уходим впятером, – объявил Стингер присутствующим после короткой паузы. – Я поведу тачку… Монгол присматривает за нашим Петушком ненаглядным. Ты, Корявый, за его курочку отвечаешь… Если нам Петушок что-нибудь не то прокукарекал, обоих вместе и закопаем.
– А мы? – забеспокоился Батон, которому явно не хотелось отрываться от основной компании, собирающейся на поиски чемодана с баксами. Даже риск остаться совсем беззубым не мог заставить его прикусить язык.
Как ни странно, обошлось без внушения.
– Вы задержитесь тут на… – Стингер что-то прикинул в уме и закончил: – На десять минут. – Почти уже миллионер, он стал вдвойне осторожен. Если вдруг ликвидация двух свидетелей не обойдется без шума, то он не хотел оказаться тем, кого запомнят соседи, когда прильнут к дверным глазкам и окнам. – До базы доберетесь на «волжане» Клопа. – Стингер демонстративно сплюнул, как будто ненавистная кличка осквернила его рот.
– Этих, – Батон показал глазами на напрягшихся в ожидании приговора Романа и Филиппка, – мочить?
Даже убежденный молчун Гуня в преддверии сказочного богатства сделался не в меру разговорчивым.
– Косточка к косточке, звездочки в ряд! – продекламировал он, чуть ли не приплясывая на месте от нетерпеливого возбуждения.
Наградив обоих яростным предупреждающим взглядом, Стингер возразил, подпустив в голос смягчающего елея:
– Зачем лишний грех на душу брать? Отпустите мужиков с богом… – Он многозначительно возвел глаза к потолку, за которым далеко-далеко находились небеса, отгородившиеся от бренной земли непроницаемыми дождевыми тучами.
Глава 11
Высоко вознесшийся низко падает
От Кости не укрылся взгляд Стингера, переадресовавший его душу прямиком в рай.
Ублюдочный Стингер вместе с двумя своими ублюдками рангом пониже удалился из его квартиры с достоинством судьи, вынесшего самый справедливый и суровый приговор из всех возможных. Конвоируемая парочка, получившая отсрочку, выглядела понурой, но еще надеющейся на чудо. Костя проводил уходящих взглядом, полным неописуемо мрачного злорадства, на которое способен только приговоренный к смертной казни, имеющий удовольствие сознавать, что кто-то еще разделит его участь.
Косте были отлично известны законы, по которым жили Стингер и ему подобные, поэтому дальнейшая судьба белобрысого рыцаря и блядовитой дамы его сердца не вызывала у него ни малейшего сомнения. Как только кейс с деньгами будет найден, оба они умрут. Вздумай они апеллировать теперь хоть к самому господу богу, в его власти удовлетворить лишь ту молитву, речь в которой пойдет о том, чтобы смерть их была легкой и быстрой.
Смерть… Она незримо витала в душной комнате, и Костя, все это время отсчитывавший секунды, ощущал ее близость каждым вздыбившимся волоском, каждым пупырышком, выступившим на коже от внутреннего озноба. До назначенного Стингером срока оставалось уже меньше семи минут, а в нескольких километрах отсюда валялись два миллиона долларов, терпеливо дожидающиеся своего нового владельца. При одной мысли об этом Костины пальцы судорожно скрючились, словно он пытался схватить за ручку заветный кейс. Он не знал, что в нем хранится не два, а целых три миллиона…
