Сергей Донской - Дикий фраер
Таким же образом доставили сюда вяло упирающегося Романа, который уже начал приходить в себя, но был способен на сопротивление не больше, чем снулый карп, вытащенный на берег.
Косте в благодарность за то, что он своевременно подвернулся Петру под ноги, больно заехали прикладом конфискованного автомата сначала по почкам, а потом, когда он послушно умостился на ковре вниз лицом, добавили еще и по копчику, да так, что слезы на глазах выступили.
Всю эту суматоху Петр пропустил, как пропустил последующие переговоры по рации и появление в квартире еще одного вооруженного отряда. Когда же он постепенно начал всплывать из темного омута забвения, его ослепил безжалостно яркий электрический свет. Он невольно зажмурился, и не только от рези в глазах. Тонкогубое лицо со шрамом, склонившееся над Петром, понравилось ему еще меньше, чем все то, что уже приключилось с ним за неполные сутки.
Вылитый Кощей Бессмертный, каким он представлялся Петру в детстве, – вот кто это был.
Глава 10
Страшный суд
Когда рация торжествующе прохрипела об успешном завершении операции, Стингер направился к подъезду такой стремительной походкой, что полы его распахнутого кожаного плаща не поспевали за ним, стелясь за спиной, как крылья пикирующего коршуна.
По обе стороны от него пристроились на ходу рыжий Батон и щуплый Гуня. Если бы кто-нибудь понаблюдал за этой разнокалиберной парой в мирной обстановке, то невозможно было даже заподозрить в веснушчатом увальне или невзрачном редкозубом мужичонке заправских душегубов, которым что насмерть зарезать, что заживо в землю закопать – раз плюнуть. А на счету обоих числились смертоубийства и пострашнее.
В чужую квартиру Стингер вошел, как в свою собственную, или, по крайней мере, с видом победителя, озирающего поле боя. Батон и Гуня, присоединившись к героям этой ночи, Корявому и Монголу, рассредоточились по комнате, где рядком лежали пленники, уткнувшись носами в пол и прикрыв затылки сцепленными руками. Это была имитация спецназовской операции, вот только если бы дело дошло до пальбы из всех имеющихся в наличии стволов, то пули в замкнутом пространстве не пощадили бы и самих стрелков. Для порядка четверку пленников следовало развести по разным комнатам, но Стингеру, с нетерпением выискивающему взглядом лехманского охранника, было не до этих тонкостей.
– Он? – Стингер наугад пнул под ребра самого рослого парня и вопросительно посмотрел на Корявого. – Я спрашиваю: он?
– Он самый. Хотел, падла, нас из шмайсера положить! – Нескладный верзила торжествующе продемонстрировал отобранный «АКСМ» с укороченным стволом.
– Узнаю машинку, – хмыкнул Стингер и склонился над распростертым парнем со светлыми волосами. – Ты зачем Клопа замочил, ковбой?
Тот уже очнулся. Он открыл свои синие глаза и часто заморгал от яркого света. От этого он выглядел глуповато. Особенно когда обидчиво произнес:
– Сам напросился ваш Клоп. Первый полез…
Это прозвучало так по-детски, что Стингер даже восхитился:
– Ты как школьник, в натуре. Только шмайсер – не рогатка, а я не учитель, чтобы тебя воспитывать. Замочил – и ладно. Он заслужил. А ты? Тебя Петей кличут, кажется? Жить хочешь, Петушок?
Парень засопел, повернул голову набок, косясь на Стингера одним глазом, и неохотно буркнул:
– А кто не хочет?
– Есть и такие, – усмехнулся Стингер, – но речь не о них, а о тебе. Скоренько колись и живи себе дальше. Хоть до ста лет, если здоровье позволит.
– Колоться? – вопрос синеглазого прозвучал озадаченно.
– Колоться! – подтвердил Стингер нетерпеливо. – Отдуваться, размениваться, рюхаться! Неграмотный? Языка русского не понимаешь?
– Русский – понимаю. А этот – что-то не очень.
– Ты ваньку здесь не ломай! – обозлился Стингер так, что шрам на его лице задергался. – Не мути, сявка, а лучше сразу с червей ходи, пока в башке сквозняка нет. Где товар, ну?
– Ах, товар… Так он в чемоданчике лехманском остался, – равнодушно сказал парень. – Серенький такой чемоданчик. Тяжелый, неудобный, как канистра. Лично мне он без надобности. А вы за ним пришли, что ли?
Стингер едва не цокнул языком от умиления. Похоже, бестолковый охранник покойного жида понятия не имел, какой жирный кусок попал ему в руки. Это здорово упрощало задачу. Не дожидаясь, пока из него станут тянуть жилы, парень был готов выложить правду просто так, по глупости и наивности.
– За ним пришли, – согласился Стингер, едва не приплясывая на месте от нетерпения, – за чемоданчиком. Ты нам его сдаешь, а мы испаримся, как страшный сон фраера. Такой расклад тебя устраивает, Петушок?
Пленник вздохнул, как человек, которому осточертело повторять одно и то же, и признался:
– Бросил я его, когда урка этот… ну, мужичок ваш чернявый… за мной с автоматом гнался.
У Стингера после этих слов сердце забилось учащенно. С трудом сдерживая азартное нетерпение, он произнес с деланым спокойствием:
– Сейчас ты поедешь с нами и покажешь место.
– Темнотища такая! – напомнил синеглазый. – Хоть глаз выколи.
– Можно и сразу оба, – зловеще предложил Стингер. Ему не хотелось откладывать поиски до утра, хотя, поразмыслив немного, он был вынужден согласиться: – Ладно, погостишь у нас до рассвета, а там и отправимся с тобой подышать свежим воздухом. Любишь утречком пробздеться, Петушок?
– Петр я, а не Петушок, – сердито буркнул парень, упрямо тараща свои синие глазищи. – И место я вам покажу, только если вы девушку отпустите. Такое будет мое условие, вот.
– Какую еще девушку? Шмару твою? Эту, что ли? – Стингер с любопытством уставился на единственную особу женского пола, уткнувшуюся лицом в ковер. Ему еще ни разу не доводилось видеть бабу, жизнь которой оценивалась бы в три миллиона долларов, и он нетерпеливо распорядился: – Слышь, Монгол, помоги красавице встать, хочу ее рассмотреть как следует… Ого! – не удержался он от комментария по поводу роста пленницы, а в следующее мгновение даже задохнулся от неожиданного негодования: – Ты?! Здесь?! Жучка ты гребаная, звезда твоя рваная! Что вылупилась, сучара? Не ожидала меня снова увидеть?
Поскольку встревожившийся петушок по имени Петр попытался привстать, чтобы вмешаться в происходящее, Стингер наступил ему на кадык, заставляя заткнуться и не рыпаться, а сам с наслаждением заглянул в помертвевшие глаза долговязой шлюхи.
Три миллиона баксов плюс такой восхитительный сюрприз в придачу! Поистине, эта ночь оказалась самой удачной в его жизни. Хотелось немедленно взяться за подлую суку, проставившую его братве на потеху, но Стингер решил не спешить, предпочитая растягивать удовольствие так долго, сколько сумеет выдержать душонка в молодом здоровом теле, оказавшемся в его власти.
– Слышь, ты! – захрипел пленник, придавленный к полу его грязной подошвой. – Как тебя зовут, Стингером, что ли? Она тут ни при чем, пусть уходит. Не то свой чемоданчик сами искать будете.
– Умри, – бросил ему Стингер, не отрывая зловещего взгляда от белой как полотно девушки и требовательно протягивая руку в ее направлении: – Башли и голду сюда! Живо!
– Все там. – Она показала подбородком на сумку, почти затерявшуюся на полу среди кавардака, устроенного мужчинами в пылу сражения.
– Гуня! – рявкнул Стингер.
Тот отлично знал свои обязанности безотказной шестеренки. Футболя на ходу раскатившиеся апельсины, он проворно сцапал сумку и вытряхнул ее содержимое себе под ноги. Отмел в сторону всякую дамскую дребедень, повозился еще немного и торжественно объявил:
– У ней тута нычка за подкладкой.
– Баксы давай сюда, а вещички пока в карман спрячь, – распорядился Стингер.
Ему было неловко при всех надевать на себя золотые цацки, которых он лишился как самый натуральный лох. Заставив себя успокоиться, он соизволил наконец убрать ногу с горла пленника и посмотрел на него сверху вниз, чтобы сообщить с гримасой, которая должна была изображать улыбку:
– Не гоношись, Петушок. Курочка твоя с нами за город прокатится, а потом отпущу вас обоих на все четыре стороны. Живите и размножайтесь нам на радость! Ха! Ха!
Его отрывистый смех по тембру напоминал собачий лай, а эмоций в нем прозвучало не больше, чем в выстрелах из пистолета с глушителем, если бы Стингер вздумал прямо сейчас разрядить его в голову пленника. Но он не собирался так бездарно разбрасываться чужими мозгами, хранившими бесценную информацию, а потому, как бы потеряв интерес и к парню, и к его сучке, перешел к следующему телу.
– Перевернись на спину и покажи хлебальник! – велел он, не исключая вероятности еще одного сюрприза, и не ошибся.
У его ног лежал незадачливый барыга, чью жизнь вместе с долгами перекупил Стингер. У этого маминого сынка имелась квартира, дача и тачка – вполне достаточно, чтобы получить с него причитающиеся двенадцать штук и проценты, которые набегут за время включенного счетчика. Еще час назад Стингер немедленно приступил бы к выколачиванию хотя бы части долга, но теперь, когда он стал без пяти минут миллионером, жалкий щенок, задравший лапки и покорно подставивший брюхо, не вызвал у него привычного азартного возбуждения, с которым он привык рвать своих беззащитных жертв.
