Марио Пьюзо - Дураки умирают
— Я знаю, — кивнул я. — Ты, впрочем, тоже.
Лансер улыбнулся.
— В колледже мы были лучшими друзьями. Честнее Арти я человека не встречал. Знаешь, когда он попросил меня встретиться с тобой, я даже удивился. В первый раз за время нашего уже достаточно долгого знакомства он просил меня об одолжении.
— На такое он идет только для меня.
— Честнейший парень, — повторил Лансер.
— Это его и погубит, — ответил я, и мы оба рассмеялись.
Лансер и я знали, что мы оба выживем при любых обстоятельствах. То есть мы честны до определенного предела, в каком-то смысле мошенники. Прикрывались мы необходимостью писать книги. Поэтому нам и приходилось выживать. Каждый находил веский предлог для оправдания своего поведения.
* * *К моему удивлению (но не Лансера), я превратился в потрясающего журнального писателя. Я мог написать приключенческий рассказ, а мог и военный. Я мог написать любовную историю с элементами эротики. Я мог написать едкую рецензию на фильм и сухую на книгу. А мог написать и восторженную, отчего у людей появлялось желание пойти в кино или купить книгу. Все эти материалы я никогда не подписывал своей фамилией. Не потому, что стыдился. Я знал, что это мусор, но мне этот мусор нравился. Нравился потому, что никогда раньше во мне не проявлялся талант, которым я мог гордиться. Я был плохим солдатом, плохим игроком. У меня не было хобби, я терпеть не мог возиться с автомобилем. Я не посадил ни одного растения. Я плохо печатал, даже не мог назвать себя первоклассным взяточником. Да, конечно, я был писателем, но и тут похвалиться мне было нечем. Писательство мое больше напоминало религию. А теперь у меня действительно прорезался талант, я показал себя первоклассным журнальным поденщиком, ремесленником, мастером на все руки, и мне это нравилось. Особенно тем, что теперь я неплохо зарабатывал. Законным путем.
За журнальные публикации я получал порядка четырехсот долларов в месяц, со службы приносил около двух сотен в неделю. Хорошие заработки словно добавили мне энергии, и я взялся за второй роман. Эдди Лансер тоже писал новую книгу, так что при встречах мы говорили в основном о наших романах, а не о журнальных материалах.
Мы стали такими хорошими друзьями, что через шесть месяцев он предложил мне место главного редактора одного из журналов. Но мне не хотелось терять штуку, а то и две ежемесячных взяток. Я брал их почти два года, не испытывая никаких проблем. И уже начал склоняться к мнению Фрэнка. Тоже решил, что в обозримом будущем никаких изменений не предвидится. По правде говоря, мне все еще нравилось быть преступником.
Я и представить себе не мог более счастливой жизни. Слова сами ложились на бумагу, каждое воскресенье я возил Вэлли и детей на Лонг-Айленд, где дома на одну семью росли как грибы. Мы уже присмотрели подходящий дом. Четыре спальни, две ванные и первый взнос всего десять процентов при цене в двадцать шесть тысяч долларов, с отсрочкой вселения на двенадцать месяцев. В общем, пришла пора попросить Эдди Лансера о маленьком одолжении.
— Я всегда любил Вегас, — сказал я Лансеру. — И хотел бы написать про него статью.
— Сколько угодно, — ответил он. — При условии, что ты не забудешь упомянуть шлюх. — И он оплатил мне все расходы. Обсудили мы и цветную иллюстрацию. Это занятие нам обоим очень нравилось. Как обычно, лучшую идею предложил Эдди. Роскошная, практически обнаженная девица, исполняющая танец живота, из пупка которой выкатываются красные кости. Придумали мы и название: «Попытай счастья с девочками Лас-Вегаса».
Но сначала мне пришлось выполнить еще одно задание редакции. Я воспринял его как подарок. Мне поручили взять интервью у самого знаменитого писателя Америки, Озано. Интервью предназначалось для флагманского ежемесячника издательского дома «Эвридей лайф». После этого я мог отправляться в Вегас.
Эдди Лансер полагал Озано величайшим писателем Америки, и испытываемый им благоговейный трепет перед мэтром не позволял ему самому взять интервью. Я не думал, что Озано так уж хорош. Опять же, я не доверял любому писателю, который не чурался дешевой популярности. А Озано то и дело мелькал на телеэкране, входил в состав жюри Каннского кинофестиваля, его арестовывали за участие в самых разных маршах протеста: против чего протестовали, значения не имело. И взахлеб хвалил любую книгу, написанную одним из его друзей.
Кроме того, слава далась ему очень уж легко. Первый же роман, который он опубликовал в двадцать пять лет, принес ему мировую известность. У него были богатые родители, он окончил юридическую школу Йельского университета. Ему не пришлось бороться за свое искусство. Я посылал ему свой первый роман в надежде получить теплый отзыв, но он не написал мне ни строчки.
К тому времени, когда я приехал к Озано, издатели относились к нему не с таким почтением. Он еще мог получить приличный аванс, критики по-прежнему смотрели ему в рот. Но писал он в основном нонфикшн. И уже десять лет не мог закончить новый роман.
Он работал над шедевром, сагой, величайшим романом со времен «Войны и мира». Все критики в этом соглашались. Так же, как и Озано. Один издательский дом выдал ему аванс в сто тысяч долларов и десять лет спустя все еще ждал обещанного. Тем временем Озано писал публицистические книги по самым животрепещущим темам, и многие критики утверждали, что они лучше большинства публикуемых романов. На книгу у него уходила пара месяцев, за каждую он получал кругленькую сумму. Но теперь последующая всегда продавалась хуже предыдущей. Озано утомил своих читателей. Поэтому принял предложение стать главным редактором самого влиятельного в стране воскресного книжного обозрения.
Предыдущий главный редактор просидел в своем кресле двадцать лет. Блестящий эрудит, интеллектуал, выпускник лучших колледжей, обладатель разнообразных дипломов, выходец из богатой семьи. Джентльмен. Но с неординарной сексуальной ориентацией. На это долгое время старались не обращать внимания, но одним солнечным днем его застали в тот момент, когда ему делал минет молоденький курьер за стенкой из книг, громоздившихся чуть ли не до потолка. Стенка эта выполняла в его кабинете роль ширмы. Если бы курьер был каким-нибудь знаменитым английским писателем, инцидент прошел бы незамеченным. Если бы на книги, из которых он построил стенку, были написаны рецензии, на происшедшее могли закрыть глаза. Но книги, которые он использовал вместо кирпичей, так и не попали ни к штатным рецензентам, ни к работающим по договорам. Поэтому его уволили как не справившегося с обязанностями.
С Озано таких проблем не возникало. С сексуальной ориентацией у него все было в норме. Озано любил женщин. Всех, любого цвета кожи, габаритов и возраста. Запах «киски» сводил его с ума. Он трахал женщин с таким же наслаждением, с каким наркоман вводит в вену дозу героина. Если на работе Озано не удавалось кого-нибудь трахнуть или хотя бы ему не сделали отсос, он просто не находил себе места. Но эксгибиционистом он не был. Всегда запирался в кабинете на ключ. Иногда с романтической девчушкой. Иногда со светской львицей, которая видела в нем величайшего из ныне здравствующих американских писателей. А то и с полуголодной писательницей, для которой положительная рецензия на книгу решала, будет ли у нее кусок хлеба во рту и крыша над головой. Он бесстыдно пользовался должностью, перетрахав всех своих подчиненных, точно так же, как своей славой и постоянным выдвижением на Нобелевскую премию. Он говорил, что именно Нобелевская премия укладывала под него наиболее интеллигентных дам. В последние три года с помощью друзей он вел яростную рекламную кампанию, дабы ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в том, что лучшего кандидата в лауреаты Нобелевской премии, чем он, не найти, и хвалебные статьи в серьезных литературных изданиях разили наповал любую интеллектуалку.
Пусть это и покажется странным, но Озано не питал особых иллюзий насчет своей внешности, своего обаяния. Одевался он хорошо и со вкусом, тратил на одежду немалые деньги, однако на физической привлекательности это не сказывалось. Лицо у него было костлявое, глаза — светло-зеленые, как у змеи. Но он обнаружил, что бьющая через край энергия действует на всех людей магнетически. И действительно, большая часть его славы зиждилась не на литературных произведениях, а на личностных характеристиках, особенно живом, цепком уме, который привлекал как женщин, так и мужчин.
Но женщины просто сходили по нему с ума: умненькие выпускницы колледжей, начитанные матроны, активистки феминистского движения, которые честили его почем зря, а потом так и норовили проскользнуть к нему в постель. Озано, в свою очередь, обожал посвящать свои книги женщинам.
Мне никогда не нравились книги Озано, поэтому я полагал, что и он сам мне не покажется. Потому что именно в книгах проявляется характер автора. Но в данном случае это правило не сработало. В конце концов, есть сострадательные врачи, любопытные учителя, честные адвокаты, идеалисты-политики, добродетельные женщины, психически нормальные актеры, мудрые писатели. Что же касается Озано, несмотря на его непрерывную охоту на женщин, несмотря на его книги, в жизни он оказался отличным парнем, с которым приятно провести время и которого интересно слушать, даже когда он говорит о своем творчестве.
