Инна Тронина - Отторжение
— Глаза узкие, чёрные. Волосы — каштановые. Спереди — чёлка, сзади — конский хвост. Кожаная куртка, джинсы, кроссовки — как положено. Косметики совсем нет. Когда идёт, погружена в себя, по сторонам не смотрит. Я Андрею сказал, что познакомиться с ней будет трудно.
— А он?
Я с радостью заметила, что Саша говорит о Генриетте спокойно, без дрожи в голосе.
— А он ответил, что не моё дело обсуждать приказы. Если я хочу по-прежнему сидеть на тёплом месте и получать достойные деньги, должен замарьяжить её до четвёртого октября. В противном случае он уволит меня. Если останусь в должниках, поставит на счётчик.
Саша явно не знал, что делать. Он волновался, потел. Хотел, наверное, закурить, но мешала Отка. Она спала в коляске, причмокивая сладкими от молока губами.
Я выглянула в коридор:
— Липка, забери племяшку. Саша покурить хочет.
Я поймала на себе удивлённый взгляд Николаева. Видимо, он узнал о своём желании только от меня.
— Момент! — Липка вихрем влетела в комнату, обдав нас запахом дождя и свежей зелени. — Я мальчишек покормила. А вы сами разогрейте, когда надо будет. Правда, картошку я укутала.
И сестрица повезла коляску в детскую, напевая по дороге любимую Откину колыбельную: «Прилетит чёрт с рогами в голубом сарафане и бесплатно молитву прочтёт…»
— Ты её к мальчишкам не вези, — предупредила я. — Разбудят. И уроки у них проверь — все ли палочки написали.
— Ладно, — пообещала Липка. — А Андрей приедет? — И щёчки её предательски заалели.
— Кто его знает? — пожал плечами Саша. — Обещал приехать ближе к ночи.
— Тогда я пошла. — Липка постаралась улизнуть до тех пор, пока к ней не пристанут с разговорами о школе.
Фактически сестра тащила на себе всё домашнее хозяйство, смотрела за младшими — в четырнадцать-то лет! Но только с одним условием — чтобы не отправляли учиться. Самое интересное, что братья слушались её лучше, чем меня. Наверное, потому, что Липка унаследовала мамин голос.
Когда сестру ушла, я предложила:
— Кури! Сейчас форточку открою.
Саша действительно достал из кармана пачку «Салема», но потом сунул её обратно.
— Я не поняла, почему всё надо сделать именно к четвёртому октября? К годовщине, что ли?
— Да, именно, — кивнул Саша. — Андрей хочет сделать это именно четвёртого. Ведь полковник принимал активное участие в расправе с защитниками Дома Советов. С тобой Андрей эти темы не обговаривал?
— Никогда. — Я закусила губу. — А что он сделал, этот полковник? Он омоновский? Или вэвэшник*?
— Не знаю. — Саша улыбнулся печально, даже обречённо. — Андрей настроен очень решительно. И поэтому, боюсь, мне придётся уйти из агентства. Я никогда не буду мстить невинным. Ведь Гета тут ни при чём. Ты согласна, Ксюшенька? Я хотел и тебя предостеречь от слепой ненависти. От желания растерзать любого, кто или иначе причастен к этим событиям. Ты потеряла мать…
— Не Гета же её убивала. — Я подошла сзади к Саше и обняла его. — Ты молодец. Разреши мне поговорить с Андреем. Почему он не пошлёт Брагина? Тот бы замочил полковника прямо на лестнице, не касаясь дочери…
— А зачем вообще убивать человека? — искренне удивился Саша. — Октябрину Михайловну и других всё равно не воскресить — только новые жертвы появятся. К тому же, этот полковник выполнял приказы вышестоящего руководства. И обвинения, которые предъявляет ему Андрей, нуждаются в многократной проверке…
— Красиво девчонку зовут — Генриетта, — заметила я. — А мать её?
— Андрей сказал, что Маргарита Петровна. Она в книжной торговле работает. Кажется, заведует базой.
— Маргарита и Генриетта! — Я испытала истинное наслаждения. Произнося эти королевские имена. — Больше детей нет?
— Нет. Гета — единственная дочь полковника.
— Действительно, зачем их мучить? — вздохнула я, глядя на забрызганное дождём стекло. — Если бы это хоть что-то исправило…
Саша вдруг вскочил со стула, рванулся ко мне, не обращая внимания на боль в ноге. Привлёк меня к себе, усадил на колени. Потом принялся мять всё тело, снова запихал язык в рот, повалил на тахту. Я не сопротивлялась, несмотря на то, что дверь не была заперта. Могли прийти младшие, и всё увидеть. А-а, фиг с ними!..
— Ты — ангел, Ксюшенька! Ты — святая! Простила, всё простила… Я обожаю тебя!
Саша стащил в меня халат, нашёл губами сосок, ощутил вкус молока. Я откровенно наслаждалась запретной любовью. Мой новый мужчина не стал дожидаться ночи — показал характер. Какой молодец — играет долгую прелюдию, а не просто справляет нужду. В первую очередь думает о моих удовольствиях. Гладил и целует именно там, где нужно. Наконец-то я поимею секс в постели. С Откиным отцом этого ни разу не было…
Саша долго целовал меня — всю, от макушки до пяток. Чуть не подавился серёжкой, когда сосал мочку уха. Я думала лишь о том, чтобы не заорать на всю квартиру, хотя главного-то ещё и не случилось. Мне хотелось, чтобы минуты длились вечно. Но такое вряд ли возможно — ведь мы не одни в квартире. И даже в комнате не одни…
Я рванулась и села на тахте, лихорадочно натягивая на грудь халат. Саша лежал ничком, и весь содрогался. Видимо, он уже кончил и отключился начисто. Мне повезло меньше, и я вскрикнула.
Озирский стоял на пороге — в мокром кожаном пальто. Лицо его казалось вырубленным из глыбы льда, и блестело под светом люстры. Я решила, что шеф сейчас пристрелит нас обоих, и толкнула Сашу локтём в бок. Но тот лишь глухо замычал, будучи не в состоянии подняться или что-то сказать.
Из-за плеча Андрея выглянула Липка. Она остолбенела, увидев нас с Сашей на тахте. Потом ойкнула и исчезла, оставив грешников лицом к лицу с разгневанным шефом. Мне стало так страшно, как не было ещё никогда. Но я ведь я не замужем, тем более — не за Андреем. Какое ему дело, в конце концов? Шеф не может ни убить меня, ни даже ударить.
Часы показали, что миловались мы с Сашей лишь семь минут. А я решила, что целую вечность. Слишком долго Озирский молчит. Стоит неподвижно, и в упор смотрит на нас. Вот уже и Саша очнулся. Сел на тахте, потирая больную ногу рукой с обручальным кольцом на пальце. А из-за дверного косяка выглянул Олесь. Потом — Орест. Правда, Липка немедленно утащила их в детскую, заперла на задвижку.
Саша, к счастью, не успел до конца раздеться. Белые брюки были ещё на нём. Правда, ширинку уже наполовину расстегнул. Что и говорить, попались мы капитально. И что делать? Просить прощения или, наоборот, лезть на рожон? Понятно, что Саше уже невтерпёж. Жена фактически выгнала его из дома. А теперь ещё ждёт от него трогательной верности?…
— Андрей, ты голодный, наверное? — спросила Липка из кухни. — Ужин подогреть?
— Олимпиада, погоди немного. Мы тут свои дела решим.
Озирский сам закрыл дверь на задвижку. Оставляя на ковре мокрые следы, подошёл к креслу и сел. Полы его пальто ярко блестели. Шеф закурил сигару, которую вместе со спичками достал из кармана. Мы не шевелились, смотрели на него. Меня сильно трясло — то ли от волнения, то ли от холода. Пришлось при Озирском вставать и надевать халат.
— Ну что, голубки, не успели немного? Пардон, помешал! А, вообще-то, мне кажется, не делом вы занялись…
— Мы просто петтинговали*, Андрей.
Саша сказал это так спокойно, что шеф едва не подавился сигарой. Я никогда не видела у него таких маленьких и бешеных глаз. На миг мне почудилось, что в квартиру проник не Озирский, а кто-то другой.
— Петтинговали, значит? Добро! Дело хорошее. Изменяем Инке по всем правилам. Сначала — петттинг, а потом — «Камасутра»?
Лицо Озирского стало рельефным, щека задёргалась. Сигара в руке дрожала — видно, очень уж хотелось шефу устроить нам тёмную.
— Не понимаю, в чём проблема? — продолжал он, пуская в потолок кольца дыма. — Инесса согласна на развод. Она мне не раз говорила об этом. Думаю, подтвердила бы и сейчас.
Шеф вытянул вперёд ноги в ботинках, обляпанным мокрым песком и берёзовыми листьями. Интересно, где он был? Откуда вернулся такой злющий? Не всегда Андрей так реагировал на чужую любовь. Мог просто посмеяться, съязвить да и пойти ужинать. Липка его там не дождётся…
И зачем сразу о разводе говорить? Саше ведь неприятно, больно. Но когда шефа понесёт, от него всякого можно ждать. Вот Инесса-то обрадуется! Теперь с чистой совестью оттяпает половину жилплощади, и будет во всём права.
— Никто тебя не держит, козёл сраный! Инка не скажет, что ждёт ребёнка, а то вас не разведут…
— Браво, господин директор! — Саша побагровел от гнева и стыла. — Ваш лексикон бесподобен. Потом он широко раскрыл глаза и прошептал: — Инесса… беременна?…
— А ты и не знал? Во, даёт! — Озирский удивлённо покачал головой.
— Но срок-то у неё не больше месяца… Откуда ты проведал? — И дикая ревность свела Сашины скулы.
