Эллис Питерс - Смерть и «Радостная женщина»
Мало-помалу Доминик добрался до телефонной будки, с минуту постоял, разглядывая ее, а потом, сам не зная зачем, открыл дверцу и заглянул в этот пыльный шкаф, украшенный образчиками современной настенной живописи. Доминик отпустил дверь, и она начала закрываться, когда вдруг мальчик краем глаза уловил золотистую вспышку. К дверной петле прицепился темный клочок ткани, расшитый золотом. Он был почти прозрачный и напоминал раздавленную бабочку.
Доминик протянул было руку, чтобы извлечь лоскут, но передумал и только разгладил его пальцами, после чего разглядел крохотные золотые цветочки, вышитые на почти неосязаемом шелке. Уголок индийской шали с красно-синим отливом, которая была на Китти в ночь убийства. Вот и недостающая деталь, без которой полиция не могла сложить головоломку. И он, Доминик, чудом обнаружил ее.
Мальчик решил оставить все как есть. Закрывшись в будке, он дрожащей рукой набрал номер отца.
— Это Доминик Фелз. Попросите папу, пожалуйста. Я знаю, но это очень важно, речь идет о расследуемом деле.
Зарывшийся в бумаги Джордж не хотел отрываться от работы, но не хотел и рисковать, потому что болезненно переживал свою недавнюю оплошность. Поэтому он все-таки взял трубку. И с трудом поверил в то, что услышал.
— Я в телефонной будке в Вудз-Энде. Я нашел тот лоскут, который, как ты говорил, оторвался от шали Китти.
— Что?
Доминик терпеливо повторил свое сообщение и продолжал:
— Он зацепился за дверь. Должно быть, Китти спешила, и край шали оторвался. Я понимаю, я его так и оставил. Буду охранять до твоего приезда.
— Как же тебе это удалось? — с чисто человеческой досадой спросил Джордж.
— По наитию. Приезжай, расскажу. — В голос Доминика вкралась нотка самодовольства, хотя на самом деле он не чувствовал ликования: слишком велика ставка и слишком мало пока сделано. Дожидаясь отца, он размышлял, следует ли рассказать ему все и если нет, то насколько он обязан быть откровенным. Этот обрывок шелка был единственным вещественным доказательством, поэтому, возможно, лучше выложить отцу все как есть. Нелады Китти с бензином, к примеру, тоже могли заинтересовать следствие, как и смятая живая изгородь.
Он изложил Джорджу ход своих мыслей и был польщен вниманием, с каким отец слушал его. Он даже поставил на конверте, в который Джордж убрал лоскуток, собственные инициалы, хотя и понимал, что делает непростительную уступку своему тщеславию.
— В общем, это звучит разумно, — согласился Джордж, осматривая живую изгородь. — Надо проверить машину, нет ли там каких следов.
— Наверное, мне не разрешат повидаться с Китти? — тщательно подбирая слова, спросил Доминик.
— Боюсь, что нет, Дом. К ней можно попасть, только если на то будет очень веская причина, а такая может быть лишь у адвоката и близких родственников. Нет, сейчас это невозможно.
— Понимаю. Я и не думал, что получится. Но ты-то можешь к ней зайти, правда? При желании ты мог бы сам задать ей все эти вопросы и узнать, на каком месте у нее кончился бензин и кому она звонила из будки. Не думаю, что она скажет. Но ей и невдомек, что тебе известно о звонке. Может, и выдаст ненароком какую-то тайну. Она и врать-то толком не умеет, — сказал Доминик, проглатывая ком в горле. — Может забыться и сболтнуть. — Он провел носком ботинка по глубокому следу колеса в мягкой траве и хмуро уставился на свои ноги. — Ты не передашь ей кое-что от меня? Ничего противозаконного. Просто привет. А еще скажи, что я всеми силами стараюсь ей помочь.
— С радостью передам, — торжественно пообещал Джордж.
Он не стал говорить сыну, что на водительском сиденье машины Китти они обнаружили два крошечных пятнышка крови, очевидно, с подола ее платья, и что мелкие царапины на переднем крыле уже несколько часов занимают их мысли. Утаивать эти сведения от Доминика, вносившего такой большой вклад в следствие, было несправедливо, но уговор есть уговор, и по его условиям мальчик не мог рассчитывать ни на какие откровения.
В тот же день Джордж наведался к Китти. От нее как раз выходил усталый и опечаленный Реймонд Шелли, бережно прижимавший к груди свой раздувшийся портфель, будто в нем хранилась драгоценная жизнь Китти. Джордж столкнулся с Шелли в коридоре. Теперь, когда они стали противниками, им было нелегко говорить друг с другом.
— Вы, конечно, понимаете, — начал Шелли, — что защита отвергнет предъявленное обвинение. Любой грамотный врач докажет, что ни одна женщина не могла причинить таких телесных повреждений.
Джордж не ответил. Он уже пытался обсудить этот вопрос с Дакеттом, и тот, смерив его насмешливым взглядом, заявил следующее: «Ты шутишь? А если он неподвижно лежит на полу? Крепкий десятилетний ребенок — и тот сумел бы отделать его».
— Уму непостижимо! — выпалил Шелли, беспомощно покачав головой. — Китти! Я знал ее с пеленок, она бы и мухи не обидела. Это неправда, Фелз. Такого просто не может быть. Никогда не прощу себе, что оставил ее в тот вечер. Знай я, что у него на уме, мог бы предотвратить все это.
Неужели мог бы? — с сомнением подумал Джордж и проводил расстроенного Шелли сочувственным взглядом. Достаточно ли большое влияние он имел на Армиджера? Как там назвал его Лесли? Прикрытием. Им пользовались как фасадом и прикрытием. Хозяин поверял ему свои тайны ровно настолько, насколько это было целесообразно. Нет, Шелли не смог бы сманить атакующего быка в сторону, а попытавшись, стал бы еще одной жертвой.
Китти уже пережила первую боль, уже оплакала свое бессилие, одиночество и стыд. Слава Богу, Доминик не знал и никогда не узнает о ее минутной слабости. Что бы там ни рисовало мальчику воображение, эта картина не имела ничего общего с действительностью, которую лицезрел Джордж. Китти первым делом извинилась за вчерашнее, сделав это просто и непосредственно, без тени смущения. Мол, что было, то прошло и больше не повторится.
— Простите, я не на шутку напугала вас. Не думала, что буду так потрясена. Никогда не знаешь, чего ждать от себя в пиковом положении. А ведь я всегда считала себя уравновешенной.
— Мой сын передает вам привет, — сказал Джордж, — и еще велел сказать, что делает для вас все, что может.
Она подняла голову и улыбнулась ему. Но Джордж знал, что эта улыбка адресована Доминику. Китти побледнела и осунулась, но в общем и целом передряги не изменили ее облика, если не считать глаз, которые, казалось, сделались еще больше, и жалобно опущенных уголков губ. На Китти были все те же неброские свитер и юбка, в которых она принимала Джорджа у себя дома. Рядом с ней лежала раскрытая книга, придававшая девушке сходство с прилежной студенткой, которой вскоре предстоит важный экзамен.
— Вы уж поблагодарите его за меня. Он, пожалуй, единственный, кто верит, что я не убийца. Уста младенцев… — она взмахнула рукой, словно пытаясь поймать некстати вырвавшееся слово. — Нет-нет, не говорите ему, что я так сказала. Это и обидно, и не соответствует действительности. Просто поблагодарите его от моего имени и передайте привет. С любовью.
— Мы обнаружили то место, где вы наехали на живую изгородь, когда у вас кончилось горючее, — заявил Джордж таким же непринужденным тоном. — Почему вы не рассказали нам об этом? Вы должны были знать, что мы непременно его найдем.
— Это заслуга Дома, — Китти снова улыбнулась своим мыслям, и эта улыбка тоже предназначалась Доминику. — Молодец! Надо же, запомнил! Но, знаете, даже он мог ошибиться. Однако больше ни слова об этом. Тема эта мне неприятна, и вам не заставить меня говорить. Если честно, то вы уже ничего не можете для меня сделать, разве что прекратить свои посещения. Вы — еще ничего, а вот бедный старина Рей приходит с такой несчастной миной, что у меня сердце разрывается. А больше никто ко мне не стремится.
— У вас же тьма друзей, и вы это знаете, — сказал Джордж, едва успевая следить за неожиданными перепадами ее настроения.
— Было когда-то. Самая популярная дебютантка года, вот кем была Китти. Знаете, сколько достойных молодых людей хотело жениться на мне, когда стало ясно, что Лесли отпал? Семеро просили моей руки, а еще пятеро намеревались. А знаете, сколько человек хотели увидеться со мной сегодня? Чтобы доказать, как они меня любят? Один. И это был Лесли, тот самый, который никогда не притворялся, будто любит меня. — Она засмеялась, и смех этот звучал искренне, приятно, даже весело. Только теперь Джордж понял: все-таки Китти извлекла из своей беды кое-какую выгоду.
— Они его пропустили?
— О да, ведь он — сын моей жертвы. Да и росли мы вместе, как брат и сестра. Он был очень добр ко мне, — добавила Китти, глядя на свои сложенные чашечкой ладони и улыбаясь печально-задумчивой нежной улыбкой, ради которой любой мужчина совершил бы чудеса. — И ужасно расстроен. — Китти не заботило, кто будет свидетелем ее печали или восторга. Времени на стыд и притворство уже не оставалось. — Думаю, он даже чувствует ответственность за меня, потому что убитым оказался именно его отец. Как будто Лесли мог чем-то помочь. Он так смущен, будто сам втянул меня в эту историю. Но я влипла в нее без посторонней помощи. Надеюсь, вы не примете это за признание?
