Сергей Коротков - Истребитель
Черёмуха держала Истребителя «при себе» в остальных многолюдных местах: на улице, в общественных пунктах и так далее.
Филин – только на операциях и в «деле».
Упускали они Никиту не один раз: частично на базаре, в передряге с чурками; в «деле» по выручке кассы; на ж/д переезде и в автобусах; в сексуальном преследовании супруги чиновника, и других случаях. И за это получали нагоняи от начальства. Но никогда не теряли «объект» из виду надолго. Цепочка рвалась и снова замыкалась. Истребитель почти всегда был под неусыпным надзором невидимых «ангелов».
И ещё. Не знали ребята из «слежки», где парень прячет кассу, часть арсенала, какими ещё спецсредствами обладает помимо «оружейки» покойного Бондаря, и какие планы у него сейчас. В голову Никиты «жучками» и видеокамерами влезть они не могли.
В воскресенье, с утра сделав зарядку с обязательными атрибутами: девяносто отжиманий и растяжка, Никита плотно и сытно позавтракал, и два часа посвятил кипе машинописных листов. Дипломную работу, прежде чем защищать в июне, нужно хорошенько изучить, разобраться с чертежами, подготовить тезисы.
Затем по расписанию значился «разговор» с наблюдателем из спецслужбы, обед, звонок Лысому и очередное задание, контрольная слежка за жертвой номер шесть из «чёрного списка», звонок в редакцию, поимка бездомного кота, и «дело». Причём под словом «дело» подразумевалась двойная работёнка: ликвидация бывшего боксёра, нынешнего босса всех спортобществ, комитетов и клубов области, Тихомирова, и «гашение» профи, который, вероятно, существует и следит за Никитой на операциях.
Вскоре план начал претворяться в жизнь.
Дома никого, кроме парня и его жены, не было (тесть и тёща укатили на дачу). Никита «посветился» в голом виде в спальне, что в обязательном порядке зафиксировал Ломакин, затем повалился на диван к просыпающейся Татьяне, которая имела привычку по выходным спать до двенадцати.
– Ласточка, подай мне водички! – попросил парень любимую, повышая голос для «жучка».
Девушка медленно встала, и её полуобнажённую фигуру в этот момент увидел не только муж. Налила с кувшина воды, подала мужу и улеглась обратно, обвив шею милого руками.
– Таня, не задавай, пожалуйста, вопросов, лежи, отдыхай, меня не зови… я сам приду! – еле-еле внятно шепнул ей в ухо Никита и, пройдя бочком на кухню, на сантиметр аккуратно отодвинул портьеру.
Минут пять он в «УБН» разглядывал соседний дом, улавливая каждую деталь, каждый шорох и движение. Устройство ближнего наблюдения, увеличивая размеры объекта наблюдения в сорок раз, поймало чуть заметное изменение цвета и тона белой тюли на четвёртом этаже, почти напротив окон Никиты по восходящей траектории. Парень отпустил клавишу, и с тихим писком автоматически настроилась резкость. И в следующую секунду он заметил того, кого искал.
Также осторожно прокравшись обратно, к Татьяне, он под вопросительным взором жены долго размышлял о дальнейших его поступках, которые должны быть ещё и логически верными и правильными.
– Послушай меня, девочка! – начал вдруг Никита щекотать ухо любимой губами, прерываясь на то, чтобы погромче произнести стоны блаженства и ахи ложного кайфа. – Я тебе объясню всё позже, милая! А теперь сделай всё так, как я скажу. Я сейчас украдкой вылезу через окно родителей и на время отлучусь… Ты лежи, цыплёнок, и не вставай… Изредка делай вот так… как я сейчас, и ничего больше не говори! Хорошо?
– А что случилось? – притянула ухо мужа к себе девушка.
– Потом. Всё потом!
– Я боюсь! – и это было правдой, судя по её увеличенным зрачкам.
– Ничего страшного! Я обязательно всё тебе расскажу потом… И я тебя люблю, солнышко!
Они поцеловались. Затем Никита, прихватив шорты и футболку, исчез в коридоре.
Окно тестя и тёщи выходило на задний двор. В том, что на этой стороне нет никаких НП, парень не сомневался: зачем ИМ тратить силы, время и материалы, чтобы наблюдать комнату родителей, в которой зять никогда не бывает.
Никита натянул в коридоре китайские тапочки, носимые только на тренировках, и через три минуты бесшумно и оперативно покинул квартиру.
Его любимые «трайлеры» остались стоять в прихожей вместе с замаскированным в них миниатюрном радиомаяком, реагировавшим на колебания полуботинок при ходьбе и передающим чёткий сигнал на микромонитор в кармане Ломакина.
Худощавый черноволосый молодой мужчина в светлой безрукавке и спортивных штанах застыл возле треноги со сложным оптическим прибором. Длинными и тонкими, как у музыкантов, пальцами он постоянно манипулировал. То крутил окуляры и щёлкал кнопками настройки чёткости на всех устройствах, расставленных на специально собранном высоком столике, то передвигал аппараты, то туда-сюда таскал радиопеленгаторы и другие датчики.
В комнате на четвёртом этаже, где находился он, больше никого не было, за исключением любимого попугая мужчины, которого тоже звали Федя. Птичка восседала на кольце в клетке и не отличалась разговорчивостью. Как и все в конторе.
Ничто не нарушало покой, даже не тикали часы, так как изначально были сделаны электронными. И вдруг в квартире раздался звонок. Ломакин чуть не поседел от разорвавшего тишину треньканья. И машинально направился к двери…
…Девочка лет восьми выполнила всё, как советовал ей «дяденька», стоящий рядом, под прикрытием стены с электрощитком. Никита всучил ей горсть шоколадок и жвачек и пристроился рядом.
– Дядя Миша, это я, Катя! – ответила на запрос Ломакина девчушка.
– А-а, Катя! – откликнулся тот изнутри и стал открывать запоры.
Ломакин перед этим пристально разглядел в тайванский «глазок» с обзором в 150° девочку и лестничную площадку. Затем, сделав вывод, что лучше открыть маленькой гостье дверь, показать себя и сказать, что он – племянник дяди Миши (бывшего хозяина квартиры) – это лучше, чем вызвать подозрение у незнакомки чужим голосом и неприветливостью, Фёдор Ломакин снял с предохранителя «стечкин» и, спрятав руку с оружием за бедро, отворил тяжёлую дверь.
Он не успел заметить выстрела электрошокового прибора, только увидел в падении затмившего проход человека в шортах, закрывающего телом траекторию спокойного и доверчивого взгляда девочки. Потом стало темно.
Когда он очнулся, часы показывали 14.25. Руки по всей длине были опутаны и стянуты ремнями и бельевой верёвкой. Ноги замотаны скотчем, а на голенях ещё и спущены штаны, скрывая липкие ленты от постороннего взгляда. В поле зрения появился «объект» – сам Истребитель, рассматривающий красное служебное удостоверение эфэсбэшника.
– Слушай меня хорошо, Ломакин, – решительно и строго взял слово Никита, – пытать, допрашивать и церемониться с тобой я не буду! Если ты выдаёшь мне какую-нибудь мало-мальски пригодную и интересную информацию, остаёшься жить, если молчишь и тянешь время – спокойно и безболезненно умираешь! Это я тебе обещаю, Фёдор Васильевич! Я сказал!
Ломакин и теперь, как и его начальство, по достоинству оценил Топоркова. Он сразу понял всё! И в словах жестокого в деле Истребителя не сомневался, и верил его обещаниям.
Как глупо, как!..
– Жду десять секунд! – оборвал его мысли Никита.
И по полной боеготовности, холодному настроению, по тому, как торопился и как был настойчив «объект», Ломакин понял одно: надо говорить. Не всё, но что-то.
– Вопросы! – глухо простонал он, пытаясь пошевелить онемевшими пальцами, скованными скотчем.
Истребитель не обрадовался и не вздрогнул от удивления, хотя то, что спец ФСБ сразу раскалывается, ошарашило бы любого.
Парень присел на корточки рядом с Ломакиным, и тот обратил внимание, какие жилистые и поджарые у «объекта» ноги, покрытые густым волосяным покровом.
– У меня пока два вопроса! Первый – какая Контора ведёт меня? Второй – сколько вас «топтунов» всего, задействованных в моем «деле», и где сейчас тот, что страхует меня на операции?
– Особый отдел ФСБ России. Это первый ответ! Здесь, в Шумени, НАС трое, четвёртый, командировочный, бывает наездами и контролирует «работу». Это Ревизор! Третий из нас – профи высокого класса, пасёт тебя на «охоте». Где он сейчас и чем занимается – никто не знает. Его кличка «Филин». Он сам, когда надо, связывается с нами. Черёмуха – специалистка экстра-класса. Ведёт двойное наблюдение. И мы не топтуны, мы – другие! Всё – это второе!
– А ты молодец! Здраво мыслишь, мужик! – улыбнулся Никита и выпрямился. – Сейчас я уйду. Потерпишь без обеда, может и без ужина. Рот я залеплю тебе, тренируй нос. И не надо самодеятельности! Если не убил сейчас, значит, жить будешь! Ты мне ещё нужен, Ломакин!
Закончив словесную тираду, Никита ещё раз осмотрел комнату, заклеил лентой Ломакину рот с появившейся щетиной и перетащил не тяжёлое тело в ванну, которую заранее тщательно осмотрел на предмет острых вещей и пригодности к заточению человека. Под голову бедняги парень подложил маленькую подушку с софы и уложил спеца на неё лицом. В таком неудобном положении он и оставил Ломакина одного, подперев дверь ванной комодом из спальни с упором в противоположную стену.
