Виталий Гладкий - Седой
Но, наткнувшись на испепеляющий взгляд Кости, стушевался.
– Не знаю, он мне не докладывал… Отпусти!
– Сейчас ты у меня все вспомнишь…
Костя резким движением развернул Профессора вокруг оси, завел его руки за спину и, как учил когда-то Кауров, сжал пальцами, словно клещами, мышцы на спине старого вора.
Профессор взвыл не своим голосом – дикая боль пронзила его с ног до головы:
– А-а! П-пусти! Ска… скажу-у!..
– Вот так-то оно лучше…
Костя небрежно швырнул обезумевшего от боли Профессора на диван.
– Звони. Только без обмана. Соврешь – все кости переломаю…
Профессор бежал изо всех сил, держась рукой за грудь. Сердце стучало неровно, и казалось, что вот-вот лопнет от перенапряжения.
Наконец он добежал до шоссе и замахал руками, пытаясь остановить такси. «Успеть бы… – единственная мысль пульсировала в голове. – Крапленый… Что будет, что будет?!»
Профессор испугался. Впервые за столько лет. Обостренным нюхом старого матерого хищника он уловил признаки грозной опасности, которая могла поломать все их планы. Черт его дернул пойти на поводу у Козыря! Ничего не скажешь, хороший эксперимент он затеял с этим Седым…
«Мне он нужен. Позарез. Приберешь пацана к рукам, по гроб жизни твой должник, будь спок…» – вспомнил записку Профессор, переданную ему Чемоданом от Козыря. Прибрал, как же…
Тут ему на ум пришел наказ Крапленого – никому не открывать адрес его берлоги.
Профессор споткнулся и едва не рухнул на асфальт, ужаснувшись предстоящему разговору со своим учеником – забота о личной безопасности у Крапленого была на первом месте. И в этом вопросе он был беспощаден…
– Дед, а дед! Что с тобой?
Молоденький черноволосый таксист лихо притормозил рядом с Профессором.
– Сердце… Болит. Плохо…
– Садись, отвезу в больницу.
– Нет, туда не надо… Мне бы домой…
– Куда?
– На Рябушовку.
Таксист недовольно проворчал что-то себе под нос, но все-таки открыл дверку.
– Ладно, где наше не пропадало.
– Не сумлевайся, я хорошо заплачу…
Профессор заполз на заднее сидение едва не на карачках.
– Поезжай быстрее, милок! – взмолился он.
– А это как получится. Там дорога – как стиральная доска…
Из-за угла на приличной скорости выскочило такси, и Костя только в последний миг успел отскочить в сторону, к забору, чтобы не быть обрызганным черной липкой грязью с ног до головы. Проводив взглядом замызганную «Волгу», укатившую в сторону Рябушовки, Костя зашагал дальше…
Дверь дома, где обитал Крапленый, отворила невысокая, довольно симпатичная женщина. Стучать долго не пришлось, и это удивило и насторожило Костю.
– Вам кого? – тихо спросила она.
– Постояльца, – коротко и зло ответил Костя и, отстранив женщину, прошел внутрь.
Крапленый сидел у стола, поигрывая «парабеллумом».
– Что скажешь, Седой? – не поднимая головы и не глядя на Костю, внешне спокойно спросил он, будто появление постороннего человека в его логове было делом обыденным.
– Ты зачем Ляльку в свои дела путаешь!? – резко спросил Костя.
– И это все, что мне хотел сказать?
– Нет, не все…
Костя шагнул к столу.
– Стой там, где стоишь!
Тихо щелкнул предохранитель, и Крапленый наконец поднял на Костю налитые кровью, бешеные глаза.
– С чего это тебя мандраж прошиб, Крапленый? – насмешливо спросил Костя, внимательно наблюдая за указательным пальцем бандита, лежащим на спусковом крючке.
– Ты!.. Ты!..
Крапленый захлебнулся от злобы.
– Твою мать!.. Я тебя на распил пущу!
– Какие мы грозные…
Костя незаметно для Крапленого напружинился, примеряясь для решающего броска.
– А что на это скажет Козырь? – спросил он с едкой ухмылкой, чтобы выиграть время и отвлечь внимание Крапленого.
Имя Козыря на какой-то миг заставило Крапленого заколебаться. Бандит не знал Костиных отношений со старым воровским авторитетом, потому боялся попасть впросак. Ослушников своих распоряжений Козырь карал жестоко и быстро; и спрятаться от него было невозможно – достанет со дна морского…
Костя чувствовал, как в его душу постепенно вползает что-то холодное, скользкое, отвратительное. Когда он шел на встречу с Крапленым, единственным его намерением было высказать все, что он думает о нем, и порвать раз и навсегда всяческие отношения с ворами.
Каким он был наивным и глупым… Здесь уже шел разговор о его жизни. И не только его…
Перед мысленным взором вдруг встали окровавленные призраки отца и матери. Видение было настолько явственным и живым, что Костя едва не застонал от боли, внезапно пронзившей сердце. Он предал их память, стал на одну тропу с убийцами. Пусть не эти, другие, но именно воры убили его родителей, и не будет теперь им пощады… Не будет! Око за око, зуб за зуб.
Ненависть помутила разум, заволокла красным туманом глаза. Чужая кровожадная сила заставила затрепетать тренированные мышцы.
Он был готов…
– Козырь? – Крапленый наконец справился с временным замешательством. – Да плевать я хотел на
Козыря! Понял! Вот так – тьху! А тебя я в порошок сотру! И твою лярву!.. Мать… перемать! – заорал он дурным голосом. Позади Кости послышался шорох, но сжигаемый ненавистью юноша не придал этому значения. Сейчас…
Мышцы ног наполнились энергией, кулаки налились свинцовой тяжестью… – и тут страшный удар по голове на какой-то миг помутил сознание.
Костя попытался развернуться, но ловко наброшенная петля-удавка сдавила шею, расколов мир на мириады жалящих осколков.
Крапленый все-таки добился своего, перехитрил Костю, криком усыпив бдительность юноши…
Очнулся Костя в полной темноте.
Он лежал в тесном сыром чулане, связанный по рукам и ногам. Костя попытался перевернуться на спину – и застонал от боли. Голова была словно чугунная, а содранная веревкой кожа на шее жгла и саднила. Он пошевелил пальцами рук, пытаясь восстановить кровообращение, подвигал ногами. Напряг мышцы, стараясь ослабить опутавшие тело петли. Немного полегчало.
Костя прислушался. В дальнем конце чулана, за дверью, бубнили чьи-то голоса. Извиваясь всем телом и отталкиваясь от пола связанными ногами, он, словно улитка, пополз к двери. Добрался, приложил ухо к шершавым доскам и застыл, тая дыхание, пытаясь разобрать, о чем шел разговор.
– … Из-за тебя теперь придется когти рвать отсюда! – шипел змеем Крапленый, как всегда матерясь.
– Ты погодь, погодь, все образуется… – раздался непривычно заискивающий голос Профессора.
– Посмотрим. Я вызвал… – Крапленый назвал имя, но Костя не расслышал. – Приедет – и амба. В расход. Его нужно кончать.
– А Козырь? Что скажет Козырь? – как бы между прочим поинтересовался Профессор.
– Плевать! Своя рубаха ближе к телу. Он поймет. А за девкой ты сам присмотри. Она еще нужна для дела. Потом и ее… Хрен с ней, невелика потеря. Чтобы не тявкала, сучка, на ветер. Постепенно глаза привыкли к темноте.
Тоненький лучик проникал сквозь неплотно забитую тряпками отдушину под потолком и упирался в деревянную кадушку, отбрасывая на пыльный пол дрожащие световые пятнышки. Костя внимательно осмотрелся и едва не вскрикнул от возбуждения: около кадушки, в куче мусора, валялся старый заржавленный кухонный нож! Маленький, с основательно сточенным лезвием, он на поверку оказался очень острым. Пытаясь схватить его связанными за спиной руками, Костя порезал себе палец.
Стараясь не шуметь, он дополз до стены, нашел там подходящую щель, воткнул туда рукоятку ножа и принялся пилить бельевую веревку, опутавшую его с ног до головы…
Звуки шагов и скрип отворяемой двери заставили Костю прекратить свое занятие.
«Эх, еще бы чуток времени!» – с досадой подумал Костя и закусил губу до крови. Он едва успел вытащить нож из щели и спрятать его за пояс сзади, под рубаху, как в чулан вошел Крапленый.
– Как спалось, Седой? – со смехом обратился он к юноше. – Постелька у тебя что надо, гы-гы…
Позади Крапленого кто-то заржал.
– Будем кончать тебя, Седой, – продолжал Крапленый. – Отпрыгался, соколик.
Дверь открылась шире, и в чулан вошел еще кто-то. И только когда он заговорил, Костя узнал его.
– Здорово, кореш! Давно не виделись, гы-гы…
– Валет?!
– А то кто же…
Валет подошел ближе и изо всей силы пнул Костю ногой.
– Это тебе, падла, для начала. Зону помнишь?
– Валет, считай, что ты мертвец… Я тебя из-под земли вырою! – в ярости прохрипел юноша.
– Какие мы шустрые…
Валет вытащил финку.
– Крапленый, дай я с этого козла скальп сниму.
– Оставь… – поморщился Крапленый. – Кровищи будет до хрена. А его еще в машине нужно тарабанить.
Я хочу, чтобы он перед смертью поизвивался, как вьюн на сковородке.
