Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи
И тут меня осенило.
Я уже больше не была бедной родственницей, сидящей на краешке кресла. Я свободно раскинулась в нем и проникновенно посмотрела в глаза Рейно. Теперь он совсем не пугал меня; и эта стыдливая ямочка на подбородке — она может принадлежать только курьеру для разовых поручений. Такой не станет тыкать пистолетом в зубы. У него и пистолета-то нет!
…Только бы я не переложила его в баул, к проклятому ножу! Только бы не оставила его на Канонерском у Сергуни!.. По-прежнему не сводя глаз с Рейно и лучезарно ему улыбаясь, я щелкнула замком, запустила руку в сумочку и нащупала перстень. Тот самый, который дал мне Стас. Тот самый, Который так взволновал виолончелиста. Может быть, и теперь мне повезет. И перстень послужит пропуском в тайный мир Олева Киви.
— Вы хорошо знаете Олева? — спросила я.
— Достаточно…
— Тогда вам должна быть знакома эта вещь. Я извлекла перстень из сумки и повертела им перед недоверчивым носом Рейно.
— Узнаете?
Он смягчился. Он знал Олева Киви достаточно хорошо.
— Теперь вы верите мне?
— Ну, ладно.
Рейно подошел к чемодану, сунул в него руку, расстегнул потайное отделение на днище и вынул оттуда конверт. Но отдавать его мне не спешил.
— Мои комиссионные, — мягко сказал он. — Если уж вы решаете его проблемы.
Куррат! Ну, почему всегда и за все должна платить женщина? Почему преуспевающий музыкант не догадался профинансировать сделку изначально?!
— Я запамятовала… О какой сумме вы договаривались? — широко улыбнулась я.
— Две тысячи, — еще шире улыбнулся он. — Долларов.
— Отлично.
Сейчас мне сунут кота в мешке, желтенький тощий конверт, и я заплачу за дряблую почтовую бумажонку свои кровные денежки! И останусь без гроша, даже на маршрутное такси не хватит. Неужели ты пойдешь на это, Варвара?!.
— Возьмите, — я достала из сумки всю свою наличность и с беспечным видом протянула ее Рейно. И ни один мускул не дрогнул на моем лице.
Эстонец благосклонно принял от меня ворох «зеленых» и так же благосклонно принялся их пересчитывать.
— Все в порядке? — Видеть, как в чужих загребущих руках исчезает мой капитал, было невыносимо.
— Все правильно.
Он бросил деньги в чемодан, а взамен вытащил линялые джинсы. И, повернувшись ко мне спиной, скинул халат и остался в плавках. Задница у Рейно была отменная; я успела оценить это прежде, чем она скрылась под светло-голубой материей. Давая понять, что аудиенция закончена, он нисколько меня не стеснялся, этот неотесанный болван. Да я и сама не чувствовала никакого стеснения: мы были всего лишь посредниками, передаточными звеньями. Встретились и разошлись. Сейчас я выйду из каюты и забуду Рейно, как какой-нибудь сюжет из жизни эстонского хутора…
— Передайте Олеву, что я больше не возьмусь за его дела.
— Вас не устраивают комиссионные?
— Меня не устраивает, когда меня используют вслепую.
Не тебя одного, Рейно.
Рейно натянул футболку и выжидающе посмотрел на меня: я получила свой конверт и теперь могу проваливать из номера.
— Всего доброго, Рейно. — Я поднялась с кресла, в котором и без того засиделась.
— Я провожу вас.
…Это была последняя фраза, которую я услышала от него. Рейно действительно проводил меня — но лишь до конца коридора. После этого он коротко кивнул тяжелым, как ботинок водолаза, подбородком и исчез в недрах верхней палубы.
Я укрылась в маленьком холле и, дрожа от нетерпения, вскрыла конверт. Я заплатила за него две тысячи долларов, и мне было глубоко начхать на тайну переписки.
Из конверта выпали три фотографии. Обыкновенные, снятые самой дешевой «мыльницей» фотографии; настолько обыкновенные, что я почувствовала жгучее желание вернуться к Рейно и настучать ему по куполу. Неужели это дерьмо стоит две тысячи долларов?!
Я заплакала.
Слезы упали на физиономию какого-то лысоватого типа с порочным вегетарианским лицом. Я сразу воспылала ненавистью к вегетарианцу (сильно подозревая, что эта ненависть прямо пропорциональна сумме, которую я затратила на фотографии).
Нет, у меня хватило ума не разорвать снимки в клочки. Я сделала несколько глубоких вдохов, подергала себя за ухо и снова углубилась в изучение содержимого конверта. Наверняка в нем есть то, за что не грех и заплатить такую сумму.
На первой фотографии вегетарианец был один — он старательно заклеивал конверт, и его партнером по снимку выступало какое-то почтовое отделение.
Второй снимок был гораздо более выразительным: главного персонажа щелкнули в университетской мантии. Он стоял на импровизированной трибуне и о чем-то вещал группе каких-то дебилов с почтительно отвисшими челюстями.
Самым же густонаселенным оказался третий по счету фотографический шедевр: то ли прием, то ли пати, то ли вечеринка по поводу. Я даже не стала ее рассматривать. Я перевернула фотографии — в тайной надежде, что хоть одна из них будет подписана.
Дудки.
Девственно-чистая поверхность с издевательски бледным логотипом «Кодак». Неужели это все? Эстонская сволочь Рейно сработал не хуже наперсточника, он надул меня самым беззастенчивым образом!
Я снова глубоко задышала и попыталась взять себя в руки. В конце концов, эти снимки предназначались не мне, а Олеву Киви — и могли не нуждаться в комментариях. То, что было для меня филькиной грамотой, могло оказаться крайне важным для него. Но Киви вышел из игры и ничего уже не скажет. Ни мне, ни кому-либо другому.
Вот только на что я теперь буду жить? Не на куцую же зарплату Сергуни Синенко?..
Воспоминание о репортере подстегнуло меня. Пора возвращаться. На Канонерский, в единственное место, где мне гарантирована относительная безопасность.
* * *Я добралась до Канонерского только поздним вечером. Сергуня ожидал меня возле подъезда, сидя на вкопанной в землю автомобильной шине. Рядом меланхолически жевал траву преданный Идисюда. Репортер мрачно подпихивал кота под ребра и смотрел на остов какого-то административного корпуса на противоположной стороне канала. Я пристроилась рядом и тоже принялась смотреть на безжизненный дом. Должно быть, именно такой — разбитой, никчемной и заброшенной — будет моя последующая жизнь. Если я не сумею защитить себя, если дам себя заарканить.
— Поздновато возвращаешься, — сказал Сергуня, все еще глядя в пространство.
— Дела, — я не стала вдаваться в подробности визита на «Королеву Реджину».
— Замочила еще кого-нибудь? — спросил он с тайной надеждой в голосе.
— Обошлось.
Некоторое время мы просидели молча.
— Я достал то, что ты просила. Полный гостевой список плюс обслуживающий персонал.
— Отлично. Как продвигается дело?
— Тебя объявили в федеральный розыск.
Я едва не упала с камеры. Меня, скромную труженицу, которая в своей жизни и мухи не обидела, которая хлопалась в обморок даже при первом намеке на месячные, — меня считают преступницей!.. Я попыталась зарыдать, но, очевидно, лимит на слезы был исчерпан. Я погладила тершегося о ноги Идисюда (сентиментальность, как это, должно быть, характерно для хрестоматийного убийцы!) и безучастным голосом спросила:
— И что же мне инкриминируют?
— Двойное убийство, — с тихой гордостью отозвался Сергуня.
— Стас Дремов и Олев Киви.
— Именно.
— А как насчет рабочих версий?
— Твои пальчики нашли в Эстонии, — Сергуня повернулся, взял в руки мою ладонь и с чувством поцеловал. — Вот эти самые.
— Оперативно. — Вот она и всплыла, та история в таллинском полицейском департаменте. — И когда только успели?
— Ничего удивительного нет. Дело приобрело широкий международный резонанс. У нас ведь тоже не дураки сидят, когда дело касается репутации. Послали отпечатки на родину покойного. Там откликнулись.
Что ж, события развиваются по самому худшему сценарию. Почему я все еще спокойно сижу на автомобильной шине, а не сую голову в петлю — неизвестно.
— И как они все это объясняют?
— Что именно?
— Почему я убила Киви?
— Объяснять будешь ты. Они предполагают. Предполагают, что ты была знакома с Киви по Эстонии, в свою бытность… — Сергуня сделал целомудренную паузу.
— Договаривай, — поморщилась я.
— В свою бытность девушки по особым поручениям… — Он поднялся и оборвал ветку сирени, которая все еще никак не могла отцвести. И забегал передо мной по дорожке. — Ну, почему, почему я ничего о тебе не знаю?!
— Я же обещала все тебе рассказать!
— Когда?!
— Когда ты поможешь мне сопоставить некоторые факты…
Сергуня грубо ухватил меня за руку и потащил к подъезду. Я не сопротивлялась. Я слишком устала, чтобы сопротивляться. До четвертого этажа мы ехали в лифте в напряженном молчании, а потом Сергуня снова накинулся на меня:
— Ты приходишь ко мне после того, как убила двух человек, ты приносишь с собой какой-то кинжал с камнем, наверняка краденый… Да еще тискаешь мой футляр…
