Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи
Гонза совсем неплохо говорил по-русски. Еще несколько лет назад он представился бы диссидентом (тогда это было модно), но сейчас довольствовался ролью бизнесмена, имеющего свое модельное агентство (кто бы сомневался, что модельное!). Пассаж об агентстве был явно рассчитан на мои ноги. За полчаса, что мы провели за столиком, Гонза мысленно раздел меня до нитки, прикинул, как я буду выглядеть в разных позах, и, кажется, остался доволен. Я осторожно подыгрывала ему: наивный поворот головы, детское заламывание рук, никакой прожженности во взгляде. Победа охотника над дичью должна быть полной.
Обсудив прелести Большой Воды («ваш город — это Большая Вода, дорогая!»), мы перекинулись на «Королеву Реджину», и я, с очаровательной непосредственностью выпускницы радиотехнического колледжа, посетовала на то, что никогда не была на таком красивом корабле («это не корабль — это паром, дорогая!»).
Гонза заказал еще по бокалу вина, нечаянно коснулся моего плеча (чтобы лишний раз убедиться в его упругости), нечаянно уронил зажигалку и долго поднимал ее, шаря руками у моих ног (чтобы лишний раз убедиться в их стройности).
И только после этого пригласил меня на небольшую ознакомительную экскурсию по судну. «Всего лишь на пятнадцать минут, дорогая!»
Ну, слава богу!
…Корабля я так и не увидела.
Гонза сразу же потащил меня в бар — для сравнительного анализа вин. Я не сопротивлялась, и о пятнадцатиминутной экскурсии уже никто не вспоминал. После двух коктейлей мой кавалер стянул с себя панаму (под ней действительно оказалась небольшая пикантная лысина) и теперь прикидывал, как бы половчее затащить русскую Маню в каюту. Я упредила удар и стыдливым шепотом спросила у Гонзы, где здесь дамская комната.
А через две минуты, подворачивая ноги в только что купленных босоножках, скатилась по какому-то служебному трапу и растворилась за широкими спинами стюардов.
Каюта № 217 (если верить планам, вывешенным на каждой палубе) должна была находиться по левому борту. Два раза я выбирала неверное направление, один раз напоролась на кегельбан и трижды воспользовалась помощью вышколенной корабельной обслуги. И только после этого молодой стюард с улыбкой, намертво приклеенной к лицу, за руку привел меня в нужный коридор.
Я уже собиралась постучать в роскошную, отделанную под дуб дверь, когда заметила, что она приоткрыта. Трудно было не посчитать это приглашением. И я его приняла, даже не задумываясь, к каким последствиям это может привести.
В каюте никого не было. Я перевела дух и осмотрелась: на номер экстра-класса помещение не тянуло, но было вполне комфортабельным. Палас на полу, две застеленные кровати, кресло… На одной из кроватей стоял раскрытый чемодан. Я склонилась над ним и даже попыталась запустить в него руки, когда за моей спиной раздался шорох. А потом кто-то аккуратно кашлянул. В этом дежурном отчетливом кашле слышалась угроза: еще бы, поза, в которой я стояла, была недвусмысленной. Горничная, пришедшая сменить полотенца, решила облегчить хозяев на фамильные драгоценности; проститутка, усыпившая клиента, решила выпотрошить его бумажник; авантюристка, специализирующаяся на круизах, решила слямзить у бизнесмена важные документы, — какая разница, кто ты?
Главное, что ты попалась, девочка.
Терять было нечего, и я обернулась. Позади меня стоял молодой человек лет тридцати. Довольно высокий, с крупными чертами лица и с по-особенному обветренной кожей, которая сразу же выдала эстонца. Я прожила в Эстонии всю жизнь и смело могу утверждать, что эстонцы не похожи ни на кого. Все дело в определенных пропорциях моря, ветра, рыбы и песка. Чуть больше ветра — и перед вами литовец. Чуть больше песка — и перед вами латыш. Скандинавы отличаются лишь сортами рыбы. И только в эстонцах все эти четыре стихии, четыре основных элемента пребывают в равновесии.
Итак, передо мной стоял эстонец, только что вышедший из душа, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Он с удивительным для северян проворством сопоставил меня и чемодан и теперь жаждал объяснений. Но для начала решил прикрыться английским:
— What do you want?
Хотела я, положим, одного — поскорее вытряхнуться из этой мышеловки. Но капли стекали с мокрых волос эстонца так решительно, а глаза были так бесстрастны, что вывод напрашивался сам собой: каюту я покину только в сопровождении секьюрити. Нетрудно представить, чем это закончится. Детский лепет о том, что я перепутала номер, не подействует, слишком уж откровенны мои манипуляции с чемоданом.
Надо как-то выбираться из ситуации.
Еще три дня назад я бы попыталась состроить глазки и призывно вытянуть губы. Три дня назад я жила в другой реальности. Целлулоидный Филипп Кодрин несколько поправил мне башню. Не все мужчины жаждут женщину здесь и сейчас.
И я, холодея от страха, перешла на беглый эстонский. Это должно сработать. Эстонцы слишком маленькая нация, чтобы бросаться теми, кто умеет правильно расставить ударения и не путается в падежах.
— Это номер 217? — спросила я.
— Вы должны были видеть табличку, когда заходили, — он ответил не сразу.
Он был удивлен, если не сказать больше.
— Это номер 217? — упрямо повторила я.
— Да.
— Вам должны были звонить. — Господи, что я делаю?! Но ведь парень, который стоит передо мной, — эстонец. И Олев Киви разговаривал с кем-то на эстонском.
— Звонить?
— Четвертого вечером.
Моя последняя фраза не понравилась строгому молодому человеку. Очень не понравилась, я это видела. Как и то, что он прекрасно помнит о «четвертого вечером».
— И что? — Он все еще сохранял отходные пути.
— Вас ведь зовут… — Я сделала многозначительную паузу. Но его пауза была еще более многозначительной, он не торопился называть свое имя. Такие дешевые приемчики с ним не проходили.
Молчание затягивалось, становилось невыносимым, и я решила расстаться со своим единственным козырем.
— Олев говорил мне, но я забыла… Девичья память… Извините!
Ну, наконец-то хоть какие-то подвижки в образе! Я попала по адресу, — одно только всуе произнесенное имя Олева Киви произвело на моего угрюмого собеседника магическое действие. Он поиграл желваками и вы-давил из себя:
— Рейно.
— Да! — Я обрадовалась, как девочка, которой только что купили велосипед. — Именно. Рейно. Как я могла забыть?
Но Рейно все еще не спешил разделить мою радость. Он протер волосы полотенцем и принялся расчесываться. При незнакомой даме. Хорошо еще, что не отважился стричь ногти на ногах.
— Вы должны были встретиться с Олевом сегодня, правда?
— Допустим.
Мой эстонский усыплял бдительность Рейно. В этом огромном русском коровнике мы отирались возле одних яслей, кроткие западные ягнята. Мы и наш эстонский были заодно.
— Я знаю, — нагло заявила я. — Он не приедет.
— Мы договаривались…
— Он не приедет, — отрезала я.
— А что случилось?
— Непредвиденные обстоятельства. — Что ж, смерть Киви вполне можно считать непредвиденными обстоятельствами. И, судя по спокойному тону, Рейно ничего о ней не знает.
— Когда он сможет подъехать?
Я озадачилась. И пока изобретала более или менее приемлемую формулировку, Рейно сам пришел мне на помощь.
— Паром уходит сегодня ночью.
Что так скоро? Неужели не понравилось в нашей Северной столице?
— Он не приедет, — снова упрямо повторила я. Не вдаваясь в подробности.
— В конце концов, это его проблемы, — в голосе Рейно сквозило сдержанное недовольство.
— Собственно, я здесь для того, чтобы эти проблемы решить.
Это был рискованный ход. Неизвестно, с чем связаны проблемы Олева Киви. Возможно, с карточным долгом. Возможно, с поставкой крупной партии наркотиков. И Сергей Синенко не так уж не прав, когда подозревает человечество во всех смертных грехах: каждому есть что скрывать. Но поджарый олух Рейно вовсе не похож на вышибалу. И на мафиози тоже. Никаких смазанных гелем волос, никакой разбойной небритости, никакого дутого золота на мизинце.
— Он ничего не говорил мне о вас, — все еще колебался Рейно.
— Я же объяснила вам: непредвиденные обстоятельства.
— Хорошо. Я позвоню ему. Сейчас.
Час от часу не легче! Стоит ему набрать номер мобильника Киви, как у противоположного конца трубки сразу же выстроится очередь из высокопоставленных ментов, к тому же совсем не говорящих по-эстонски. И прежде чем я успела возразить (хотя какие у меня были основания возражать?), Рейно вытащил свой собственный мобильник и пробежался пальцами по кнопкам. Я присела на краешек кресла, но…
Ничего не произошло.
— Черт… Никто не отвечает, — он застыл в нерешительности.
Я понимала его. Я бы тоже колебалась. Никому не известная женщина врывается в номер, где ждут совершенно определенного мужчину. Лепечет о непредвиденных обстоятельствах и требует чего-то от норвежского гонца. Эстонский, конечно, вещь хорошая, он сближает собеседников быстрее любой качественной водки. Но одного эстонского недостаточно….
