Татьяна Степанова - Флердоранж — аромат траура
— А тут вскоре произошел случай Странный, — сказала Брусникина. — Мне об этом заведующая клубом в Столбовке рассказывала еще в молодости моей, как я только сюда к мужу переехала. Летом двадцать пятого года возвращались как-то двое парней в Столбовку со станции. Пешком шли всю ночь и на рассвете очутились здесь, у хутора Татарского. Дом помещичий после убийства Волковых заброшенный стоял. Ну и видят вдруг парни, что в окнах дома огни какие-то мерцают, движутся. Любопытство их взяло, решили подойти ближе, посмотреть. А заря-то туманная была. Начали они к дому подходить, а огни — от них да в поле. Парни вдогонку. Вошли в рожь — хлеба высокие стояли. Туман поле окутал. Так в тумане за огнями блудили они, блудили — уж и с пути сбились, не знают, где они. Потом смотрят — туман вроде малость разошелся, и поле кончилось, впереди деревья. Сад это был бывший помещичий, а под деревьями — четыре могилы. Тут только парни смекнули, что огни их снова к хутору привели и попали они на то самое место, где убитую семью Волковых схоронили. Туман еще рассеялся — видят парни: самая крайняя могила-то разрыта!: Земля на ней раскидана, гроб в щепки разбит, а в тумане-то кто-то на соседней могиле возится, сопит, рычит — будто злая собака. Ну, струхнули парни, но все же решили глянуть. Подошли ближе, а на могиле-то мертвец скрючился. Сам в глине весь, одежда на нем истлела, а на теле-то множество ран от ударов шашки, и кровь из тех ран так и течет, так и хлещет… А мертвец-то ногтями могилу царапает, роет, рычит, воет. Землю раскидал, крышку гроба сорвал и тащит оттуда труп женский. Как глянули парни на мертвую-то, а это та самая дочка помещичья, убитая. А мертвец-то окровавленный — брат ее. Обернулся он, глазами, сверкнул, как волк, и вдруг прыг с могилы… Один-то парень, из тех, что подсматривали, кинулся без памяти наутек. Да, на свое счастье, побежал к реке, прыгнул в воду и поплыл, спасся. А другой побежал в поле, в рожь. Так его с тех самых пор никто больше и не видел. А потом вскоре произошло вот что. Милиционеры наконец-то поймали Костальена. Говорят, выдал его кто-то свой, из банды. Утром, опять-таки рано, на заре, повезли его на подводе в уездную милицию. Связанный он сидел, а охраняли его двое милиционеров да тот самый Степан Марусин. А утро-то ненастное выдалось, гроза их догоняла, ну и настигла на дороге в поле, здесь неподалеку. Костальен — парень ловкий был, Освободился он как-то от веревок своих, спрыгнул с подводы и в рожь побежал. А тут молния сверкнула. Гром ударил. Ливень хлынул. Милиционеры и Марусин кинулись догонять его, да в дожде не то что беглеца — себя не видно. Ну остановились они.
Слышат вдруг, где-то далеко в поле страшный крик раздался, словно с кого-то кожу живьем дерут. А ливень все сильнее и сильнее. Когда же гроза немного утихла, пошли они поле прочесывать. Марусин-то на тело и наткнулся. Лежал Костальен в луже крови, страшно изуродованный, будто и ножами его резали, и зубами терзали.
Ну, тут уж шум пошел на весь уезд. Понаехали из Москвы энкавэдэшники, следователь. Милиционеров тех и Марусина чуть ли не под трибунал подвели. Не верили рассказу ЙХ — считали, что это они сами Костальена прикончили, самосудом. Мол, Марусин с ним за смерть Анны таким жутким способом рассчитался. Отомстил. Так и засудили их. Марусин срок в лагере отсидел. Потом вернулся. О том, что с ним было тогда в поле, трезвым никогда не упоминал. Когда пьян напивался, а это к старости с ним все чаще случалось, рассказывал, что, перед тем как на труп-то изуродованный наткнуться во ржи, видел он и те два милиционера рже видели в поле странные зеленые огни. Точно волчьи они горели в дождевой мгле. На том самом месте горели. А потом погасли, точно их дождем загасило.
Брусникина закончила, откинулась на спинку стула, поглядывая на Катю. На террасе повисла тишина.
— Любопытная история, — сказала Катя. — С точки зрения любителей фольклора, наверное, просто бесценная.
— Между прочим, поле-то это вон оно, — сказала Островская, кивая на окно, — Отсюда и до самой Борщовки тяпнется.
— А могилы те волковские сохранились? — спросила Катя.
— Нет, могилы не сохранились, — ответила Брусникина. — И сад тот помещичий еще перед войной, как рассказывают старожилы, вымерз, вырубили его. А на его месте семенная станция опытные делянки свои разбила. Ну а десять лет назад и станцию, как видите, закрыли.
— Интересная сказка, — повторила Катя, — страшная. И вы ее еще так подробно, живописно рассказываете дуэтом. Такие сказки к ночи лучше и не вспоминать, а? Но я хотела о другом вас спросить… Я случайно слышала — вы говорили… ну; перед тем как я вошла… Вы упоминали про какие-то явления. Что это? О чем шла речь?
— Вы можете нам не верить — это ваше право, можете даже смеяться, — сказала Островская, — но эти жуткие зеленые огни — их тут видели многие. И не только этим летом, перед убийством сына Хвощева. Но и в прошлом году!
Глава 11
ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Днем многое воспринимается совсем по-иному, чем ночью. Особенно истории, леденящие кровь.
Разговор за самоваром прервался. Островская заторопилась домой. А Вера Тихоновна Брусникина вспомнила вдруг, что ей надо срочно на почту в Большое Рогатово получить денежный перевод от сына. Катя ловила на себе ее взгляды: Брусникина пыталась определить, какое впечатление на ее квартирантку из милиции, человека в Славянолужье чужого и к тому же москвича, произвел этот рассказ. Видимо, выражение Катиного лица учительницу крайне разочаровало. Брусникина обиженно гремела посудой на кухне, решив для себя раз и навсегда, что такой разговор за самоваром был затеян напрасно…
Сама Катя так не считала. Однако весь вид ее сейчас выражал снисходительность и скепсис. Она старательно прятала себя за этой вынужденной маской, потому что, по ее глубокому убеждению, крупной ошибкой было бы идти сразу на поводу у этих необычных свидетелей, давая понять, что рассказанная ими (явно неспроста) история воспринята как нечто большее, чем просто страшная сказка. А совсем уж непоправимой и вредной для дела ошибкой было бы после всего услышанного воскликнуть: но я ведь тоже видела вчера что-то очень, очень странное! Похожее на огни.
Итак, Катя решила во что бы то ни стало скрыть свои истинные чувства. Однако, подстраховав себя от двух серьезных ошибок, она, к несчастью, сделала третью. Если бы Островская и Брусникина поняли, что она готова обсуждать убийство Артема Хвощева именно в ключе этой странной местной легенды, они бы рассказали еще кое-что важное, что Кате не помешало бы узнать как можно раньше. Но этого, увы, в то утро не случилось. Плохо ли, хорошо ли, но разговор оборвался на самом интересном месте. И все как ни в чем не бывало разошлись по своим делам.
Лично у Кати никакого особого плана действий на этот день-пятницу — не было. Едва она вышла за калитку, ноги сами понесли ее к реке. Вчерашний путь надо было проделать снова. При дневном свете.
Медленно идя по дороге, Катя вспоминала свой последний разговор с Колосовым. Ситуация здесь, в Славянолужье Никиту сильно беспокоила. Почему? Катя помнила десятки других, вроде бы гораздо более сложных случаев, когда расследование не клеилось и заходило в тупик, и тем не менее а не терял из-за этого душевного равновесия. А здесь… Мысль о том, что Никита так необычно реагирует на это убийство из-за этой причудливой местной легенды, Катя решила всерьез не воспринимать. Дико было представить, что начальник отдела убийств слушает и заносит в протокол какие-то бредни про мстительного мертвеца, выпрыгивающего из разрытой могилы, про страшную смерть бандита Костальена, случившуюся бог знает в каком году, про роковое кольцо и эти таинственные зеленые огни.
Огни занимали Катю больше всего. За калиткой она отмерила шагами расстояние, которое отделяло ее вчера от самых… чертовых… зеленых, непонятных… Если встать здесь, возле забора, а вчера вечером она именно здесь и стояла, смотря в оцепенении во-он туда, то получается… Катя быстро пересекла дачную дорогу, шагнула в траву на обочине. В траве была прорыта неглубокая канава. За канавой начинался густой кустарник.
Катя перепрыгнула канаву, углубляясь в заросли. Раздвигала ветки, стараясь найти хоть какие-нибудь следы. Если то, что померещилось ей вчера в темноте, действительно было, то этому следовало отыскать какое-то рациональное объяснение. Например… это и правда сверкали глаза какого-нибудь животного — лисицы, барсука, дикой кошки. Или кошки домашней, или того самого, сбежавшего от Брусникиной дворового пса?
Но никаких следов животных на влажной черной земле под кустами Катя не нашла. Да и если хорошенько вспомнить — то, что она видела вчера, светилось не внизу, у земли, а вверху — примерно на уровне… глаз человека среднего роста. Катя остановилась. Густой кустарник окружал ее со всех сторон. Солнце припекало. Нудно гудела мошкара. Среди кустов росла молодая березка. Катя продралась сквозь заросли к ней поближе. Тонкие ветви березки расходились как раз на уровне среднего человеческого роста. Если предположить, что вчера вечером здесь, на этой самой развилке, сидела все та же чертова кошка, то… Катя ощупала ствол — возможно, на нем сохранились царапины от кошачьих когтей. Там, где ветви расходились, кора была шероховатой, и Катины пальцы наткнулись на какое-то подобие бороздок. Однако ниже белый молодой ствол был чистым и гладким.
