Андрей Анисимов - Ужин с аристократом
— Смотри, Женька, как надо работать. — Похвалился редактор своей удачей. Рунич только усмехнулся и протянул ему свой материал.
— Что там у тебя? — Вяло поинтересовался Строчкарев.
— А ты почитай. Вот что надо давать на обложку. — Загадочно посоветовал он шефу. Редактор взял компьютерную распечатку и надел роговые очки. По мере прочтения распечатки пренебрежительное выражение с его лица сходило.
— Слушай, это же жареный материальчик! А фото ее у тебя есть?
— Обижаешь, гражданин начальник. — Усмехнулся репортер и, достав аппарат, вывел на дисплей портреты Вероники Романовны.
— Как тебе удалось?
— Учись, Веня, как надо работать. — Ехидно ввернул Рунич: — Сдавай в номер, пока никто не пронюхал. А мне штуку отвалишь.
Строчкарев задумался:
— Погоди, не торопись. Мы за твою статейку можем с девушки кандидата получить больше, чем со всех подписчиков и розницы.
— А ей какой резон в этой публикации? — Удивился Женя.
— Для нее резон как раз в обратном. Пусть заплатит, чтобы мы этого не публиковали. Понял мою мысль?
— Хочешь пошантажировать девушку, — догадался журналист.
— Зачем так грубо? Не пошантажировать, а помочь молодому политику сохранить имидж. Заработок пополам. Идет?
— Обидно, конечно, утаить свой талант от общественности. А сколько ты думаешь с нее слупить?
— Меньше стольника спрашивать нет смысла. Соловьева девушка не бедная. За ней заводы, Черноморское побережье, да мало ли чего еще. Стольник в зелени минимум.
— Сто тысяч баксов?
— Не рублей же?
— За полтинник зеленых мне бегать лет пять.
— Тогда по рукам. — Улыбнулся Строчкарев, снял трубку, минуту подержал ее в руке и положил обратно на рычаг.
— Раздумал? — Забеспокоился Женя.
— Не в этом дело. Надо подготовить макет обложки с портретами ее и матушки, плюс полосу с крупным заголовком. Например, так: «Дорога по панели к Думе» или «Мать известного бизнесмена и политика чуть не умерла под забором»! И все это вручить ей в руки. Красиво?
— Звучит. — Согласился молодой журналист.
— Тогда давай по десять капель «вискаря» за твой материальчик. — И Вениамин Строчкарев вынул из шкафа бутылку виски.
* * *Натюрморт на столе заведующей отделением профессора Пучковой мог озадачить не только стороннего обывателя, но и коллег маститого психиатра. Рядом с историей болезни пациентки лежал женский бюстгальтер и свернутый вчетверо листок. Мария Васильевна придирчиво оглядела натюрморт со всех сторон, как это делают живописцы, бросая последний мазок на полотно, и уселась в кресло. Посидев несколько минут в глубоком раздумье, подняла трубку внутреннего телефона и попросила дежурную сестру привести к ней больную. Через несколько минут дверь в кабинет открылась, и на пороге замерла Елена Ивановна Ситенкова-Мараконова. Медсестра легонько подпихнула больную, и дверь за ней прикрыла. Пучкова поднялась навстречу пациентке, взяла под руку и усадила на свое кресло. Сама устроилась рядом в кресле для посетителей и указала Лене на натюрморт:
— Вот, Леночка, что мы нашли в твоей одежде.
Елена Ивановна без всякого выражения направила свой взгляд поверх головы доктора. Мария Васильевна с той же доброй улыбкой приподняла за тесемки двумя пальцами бюстгальтер, покрутила им перед ее глазами и медленно вернула на стол. Потом взяла сложенный вчетверо листок, не спеша развернула его и так же подержала перед взором больной:
— Прочти вот это.
— Зачем? — Спросила Лена, снова не выявив ни малейших эмоций.
— Я тебя очень прошу, прочитай, пожалуйста, — повторила Мария Васильевна.
Лена наконец остановила свой взгляд на исписанном листке бумаги и, шевеля губами, начала читать.
— Тут ошибка. После слово «убийство» не хватает запятой. — Невозмутимо сообщила больная, ознакомившись с предсмертной запиской своего мужа.
— Это верно, запятой там нет. — Вздохнула Мария Васильевна, сложила на груди руки и, пристально глядя в безмятежное лицо пациентки, стала мучительно искать ошибку в подборе предметов натюрморта. Затем вышла из кабинета и спустилась на первый этаж. Дежурный начальник охраны Виктор Александрович Пасечников дремал в своем закутке. Мария Васильевна его разбудила:
— Простите, Витя, что нарушаю ваш отдых, но мне нужна бутылка водки. — И заметив растерянное недоумение на его физиономии, тут же добавила: — Пустая.
Виктор Александрович хмыкнул, потянул руку под батарею и извлек порожнюю бутылку «кристалловского» завода.
Мария Васильевна поблагодарила и поднялась с трофеем к себе. Лена продолжала сидеть в ее кресле, легонько покачиваясь из стороны в сторону с тем же невозмутимым выражением лица. Профессор подошла к столу и довольно грубо опустила стеклянную тару рядом с предсмертной запиской и бюстгальтером. Лена вздрогнула. Лицо ее внезапно покраснело, она вскрикнула и потеряла сознание. Пучкова бросилась к ней, поддержала в кресле и нажала кнопку вызова санитаров. Через секунду к ней явились два крепких мужика в белых халатах и с ними дежурная медсестра.
— Адреналин, каталку, кислород. — Приказала профессор.
Лену в кислородной маске отвезли в отдельную палату. Пучкова шла рядом, на ощупь отслеживая ее пульс. На больничной койке Лене подключили капельницу. Когда больная открыла глаза, Мария Васильевна отпустила санитаров, присела рядом и спросила нарочито обыденным тоном:
— Лена, тебе уже лучше? — Пучковой пришлось собрать всю свою волю, чтобы не выдать волнения. А волновалась она сильно. Шоковый эксперимент мог выдать неоднозначный результат. Во-первых, никак не подействовать на больную. Во-вторых, резко ухудшить и без того тяжелый диагноз. В-третьих, пробудив сознание, вывести ее из клиники болезни. Шока доктор добилась. Теперь силилась понять, в каком состоянии Лена из него вышла. Не получив ответа, Пучкова повторила: — Ну как мы, Леночка, себя чувствуем?
— Где это?
— Что, это? — Наивно поинтересовалась Мария Васильевна.
— Его письмо?
— Осталось в кабинете. У тебя начался обморок, и мне пришлось тебя эвакуировать в палату.
— Вы его никому не показывали?
— Нет, милая. Я хотела у тебя спросить, что это значит? — Профессор продолжала удерживать обыденный тон беседы, но внутри докторши все ликовало. С ней говорил нормальный человек, адекватно воспринимающий внешнюю информацию. Сейчас необходимо развивать и закреплять успех: — Не волнуйся, пока мы с тобой не посоветуемся, я никому письмо твоего мужа показывать не намерена.
Лена облегченно вздохнула и прикрыла глаза:
— Как я устала…
— Хочешь, поспи. Я приду позже.
— Мария Васильевна, не уходите, пожалуйста. Мне страшно.
Давно Пучкова не воспринимала с таким восторгом звук своего имени отчества. Лена узнала ее. Еще немного удержать сознание больной в реальном измерении, и успех окажется феноменальным:
— Хорошо, я посижу с тобой, Леночка, а ты поспи. Тебе нужен отдых.
— Как я сюда попала?
— Тебя привезли дочь и Олег Николаевич Коленев. Ты знаешь этого человека?
— Олег и Ира? — Лена приподнялась на постели.
Мария Васильевна ее остановила:
— Осторожно, ты под капельницей.
Лена только сейчас заметила тонкий шланг, ведущий к ее руке:
— Они вдвоем меня привезли?
— Да, вдвоем. Тебе хорошо знаком этот мужчина? Он произвел на меня очень приятное впечатление. Выдержан, немногословен и щедр. Это он оплатил твое лечение.
— Олег удивительный человек. Он когда-то воевал в Афганистане. Потом заработал много денег и взял на воспитание детей-сирот.
— Теперь я вспомнила… — Улыбнулась Пучкова: — Он и твою Ирочку удочерил. Мы же с Меджрицкой несколько раз беседовали по телефону.
— Знаю. Я вам очень благодарна. Вы беспокоились, как у меня идет работа в детском доме. Спасибо. Я о вас часто вспоминала с благодарностью. И дочери о вас рассказывала, и Олегу.
— Теперь понятно, почему они привезли тебя ко мне. — Улыбнулась профессор. Лена кивнула и снова побледнела. Пучкова заметила красные пятно у нее на щеках и шее, бросилась к ней:
— Что с тобой? Тебе опять плохо?!
— Мне страшно. Олег с этой женщиной. Она убила Тихона, она убьет и его. Надо что-то делать! Я должна его предупредить.
— Позвони ему.
— Это невозможно. Он живет в Англии. Там он учит своих сирот. Они уже все студенты.
— Англия это же не северный полюс? Можем позвонить и туда.
Лена недоверчиво оглядела палату:
— Прямо отсюда?
— Зачем отсюда? Из моего кабинета. И необходимо передать письмо твоего супруга в милицию.
— Нет, этого делать нельзя.
— Почему?
— Вы не знаете эту женщину?! Она вывернется, а мне с Ирой не жить. Я за дочку боюсь. И потом, пострадает память мужа.
