Петр Северцев - Ариозо хакера
— Да немного в «Музе» посидели… Держи, Валера, три билета… Чего ты так на меня смотришь? Кто женщину кормит, тот ее и танцует!
— Ирина, ты…
— Молчи… — шепотом сказала она, прижавшись ко мне на мгновение, — только молчи…
И ловко прошмыгнула в комнату.
Я познакомил девушек, а потом созвал «совет в Филях», то есть рассказал о том, как, с моей точки зрения, нам всем следовало действовать в ближайшие часы.
Все согласились с моими предложениями, только Федоров поныл немного — ему тоже хотелось куда-то перемещаться в пространстве.
— Диски мои лучше погляди как следует, — сказал я в ответ на его бурчание. — Сделаешь — в ножки поклонюсь!
Он поворчал еще немного для порядку и утих.
…Через некоторое время пришел гример от Женьки. Мы выгнали всех из кухни и ванны на час — ровно столько потребовалось этому волшебнику, чтобы сделать из сутуловатого близорукого Мареева какого-то супермена с квадратным подбородком, вроде Шварценеггера.
Когда гример ушел, я посмотрел на часы и обнаружил, что уже пора. Потом открыл свою сумку, подумал… и не стал брать пистолет.
Переждав общие восторги по поводу моего нового облика, я объявил пятиминутную готовность. Мы с Васькой молча перекурили на балконе, а дамы на пару минут куда-то упорхнули — кажется, на кухню.
Наконец все собрались в зале, и я предложил:
— Ну, присядем на дорожку…
Мы расселись кто где стоял. Я оказался как раз рядом с принтером, отпечатавшим сегодня ночью стихи с приятельского «винта». Я ведь их так и не взял в руки… ладно, прочтем хоть последнее…
ОСИКОТИ-НО МИЦУНЭ
ПУЩУСЬ НАУГАД!
БУДЕТ УДАЧА, НЕ БУДЕТ…
ПЕРВЫЙ ИНЕЙ ЛЕГ,
И БРОЖУ Я, ЗАВОРОЖЕННЫЙ,
ТАМ, ГДЕ БЕЛЫЕ ХРИЗАНТЕМЫ.
IF желаете продолжения GOTO 10
Hit any key to continue…
10
big_show.fin
Машину мы оставили на ближайшей к оперному театру стоянке — квартала за полтора до площади Двух губернаторов.
Народищу на улицах было — невпроворот. Вице-столица пыжилась изо всех сил, чтобы показать гостям, как славно живется в нашей губернии под мудрым руководством… Правители, как встарь, забыли, что провинциальные прорехи не залатаешь картинками с надписью «175 лет», особенно за пару месяцев.
Мы с Ириной и Юлей прогулочным шагом приближались к оперному театру по удивительно тихому для такого дня скверику. Я негромко объяснял дамам, как им следует пользоваться своими руками, которые на ближайшие часы стали весьма действенным оружием. Обе слушали спокойно и внимательно.
— А мы сами… нет? — только и спросила Юля.
— Ни в коем случае, — заверил я. — Для этого мы с вами и воспользовались «грунтовкой»!
…Когда у нас проверили пригласительные по пятому разу, я перестал прятать в карман роскошные бумажки и пошел, держа их в руках.
Пропускали в театр всех НЕПОЧЕТНЫХ гостей только через металлоискатель — можете представить, как я порадовался своему решению оставить пистолет у Васьки!
Взамен пистолета я прихватил с собой театральный — по размерам! — бинокль.
…В фойе, как положено, фланировал весь бомонд. Лучились довольством сановные рожи, лучились бриллиантами конечности их спутниц. Тут и там мотались с мобильными телефонами мальчики из всяческих служб безопасности. Тупо жевали какое-то дерьмо с ксилитом и карбамидом мордатые телохранители крокодилов капитализма. Проникшие на главный юбилейный концерт мелкие начальники и начальницы, стоя по стеночкам, замирали от счастья и нахлынувшего чувства собственной важности.
Мы втроем неторопливо прохаживались, не вызывая ни у кого особого интереса. Видимо, мужчина с квадратной челюстью, притащивший в оперу сразу двух своих подруг, смотрелся для этой публики вполне естественно.
Внезапно у главной лестницы произошло какое-то движение, и толпа всколыхнулась, загудела.
— Лучано пожаловал? — спросил я у Портновой.
— Вряд ли, — усмехнулась она. — Большие артисты ведут себя скромнее…
— Смотрите, смотрите! — воскликнула Юля. — Идут!
Действительно, в сопровождении первого вице-премьера федерального правительства в театр оперы и балета взошло наше губернское ясно солнышко, залихватски покручивая буденновские усы.
— А говорили, Президент будет… — разочарованно хмыкнула Юля.
— Хорошего понемножку, — приторно сказала Ирина. — Не царское это дело! Он тут нашему орден вручил и сразу — фьють!
— Какой еще орден? Ничего не знаю! — удивился я.
— Ай-яй-яй, так отстать от текущего момента! — усмехнулась Ира. — Орден за заслуги перед руководством средней тяжести…
Между тем наш командарм взмахнул шашкой — то есть сделал публике ручкой — и прошествовал куда-то в служебные помещения, ведя под локоток московского гостя.
— Пойдем и мы, — решил я. — Ира, нам куда?
— На чердак, — пожала плечами она, — в ложу самого верхнего яруса.
— Ну что же, сверху видно все! — сказал я и повел дам по широким и очень длинным лестницам.
С наших мест, действительно, зал и сцена были видны как на ладони. В ложе, кроме нас, помещались какие-то стандартные номенклатурные люди с полутораспальными задницами.
Концерт, естественно, начался с тронных речей руководства. Потом москвич вручал знамена, ключи от квартир и машин, медали за лояльность общему режиму и что-то еще переходящее. Было много бурных аплодисментов и фотовспышек.
Наконец заиграл оркестр, и на сцене принялись сменять друг друга местные звезды.
— А где же Паваротти? — шепотом спросила Юля, сидевшая слева от меня.
— Во втором отделении споет, наверное, — так же тихо ответила Ирина, не отрываясь от «театрального» бинокля. — Валера, ты Паклина видишь?
— Нет, — мрачно ответил я, обшаривая взглядом партер.
— Вон там, — сказала Портнова, передавая мне бинокль, — в шестом ряду, двенадцатое место…
Я настроил бинокль и внимательно отсчитал ряд и место.
— Рыжий?
— Да не рыжий он, — зашептала мне на ухо верная подруга, — а белесо-розовый… Видел, как головой крутит?
— Да видел…
Я «вычислил» двух охранников Паклина и отдал оптику Судаковой, а сам прикрыл уставшие от бессонницы глаза.
Начались отрывки из оперетт и балетов. Музкомедию я не очень люблю, а вот на сексуально размалеванных балерин, признаюсь, смотрел не без удовольствия.
— Хорошие девочки, хорошие, — ехидно прокомментировала мой интерес Портнова. — А я думала, тебе еще рановато на балеты ходить… Ты не стесняйся, если что, первый ряд тебе устроим… Смотри, смотри! — вдруг быстро сказала она уже своим обычным голосом, явно увидев что-то любопытное.
— Куда? — не понял я. — Юля, можно бинокль?.. Куда смотреть-то?
— Да в яму!
В оркестровой яме жил своей почти домашней жизнью маленький мирок. Музыканты вовсю использовали паузы в партиях: пятьдесят тактов, сто… Ударник, отложив литавры, тихонечко пил пиво; пожилая арфистка вязала в уголке; кто-то просто чесал в затылке…
Я так увлекся созерцанием маленьких тайн музыкальной жизни, что даже вздрогнул от потрясших зрительный зал аплодисментов.
Объявили антракт, публика потянулась в фойе.
— В буфет? — спросила Судакова.
— Увы, — развел я руками, проследив сверху маршрут Паклина, — как раз наоборот…
От обилия снующего туда-сюда народу слегка кружилась голова. Наша боевая тройка лавировала, огибая людские реки и ручейки в поисках Паклина и его ребят.
— Валерий Борисович… — тронула меня за руку Юля. — Вот он, поднимается…
Господин Паклин, сухощавый конопатый мужчина лет пятидесяти с водянистыми глазами и бледно-розовыми волосами, по-голливудски улыбаясь, поднимался нам навстречу, чуть ли не подпираемый с боков видными парнями в наглухо застегнутых пиджаках. За Паклиным к вершинам искусства устремлялись двое негромко беседующих молодых людей интеллигентного вида, какие-то юные девицы в рискованных платьях…
Навстречу Георгию Константиновичу спускалось наше трио. За нами, гомоня по-немецки, шествовала какая-то делегация.
Толпа пронесла нас мимо. Пришлось не без труда разворачиваться и устремляться вдогонку, стараясь при этом не слишком привлекать к себе внимание.
Мы основательно замешкались, но тут на ловца побежал наш бледно-розовый зверь. Видимо, Паклин раздумал завершать восхождение и повел команду вниз. Второй раз он со своими людьми миновал нас, но теперь мы уже следовали за ними неотступно — хотя и на почтительном расстоянии.
Достигнув первого этажа, Паклин, не замедляя шага, устремился еще ниже — в цокольный этаж, к туалетам.
Прозвенел звонок — кажется, третий. Публика потянулась обратно в зрительный зал.
Я притормозил, сглотнул застрявший в горле ком и напутствовал своих дам:
