Евгений Сухов - Напролом
— Надо компресс положить. Если травок нет, то сойдет и спирт… Так, говоришь, Самородов сватался к твоей маме?
Она собралась уже встать и отправиться на кухню, но Стас удержал ее за плечи, привлек к себе и усадил на колени. Его глаза заблестели.
Сватался… — тихо ответил он. — Да она не хотела. Вне помню… Я вообще мало что помню. Мне про нее тетка рассказывала. Я же мамы лишился, когда мне восемь лет было… Я тогда мало что соображал…
— А отец? Его ты тоже… — Юля не договорила.
Стас прижался губами к ее рту и стал нежно покусывать верхнюю губу с едва заметным золотистым пушком. Она зажмурила глаза и заулыбалась от удовольствия. Стасик был такой ласковый, нежный… У него перехватило дыхание, когда его левая рука мягко легла на ее высокую грудь и проворные пальцы дотронулись сквозь ткань блузки до набухшего соска.
— Ты же избит до полусмерти, а туда же… — промурлыкала девушка горячим шепотом.
Стас не ответил. Он тесно прижался к девушке всем телом, здоровой рукой торопливо расстегивая пуговки на ее блузке, потом его пальцы пятью змейками проникли внутрь, побежали за спину, нащупали застежки бюстгальтера и умело разъединили крючки и петельки.
Она помогла ему: скинула блузку на пол, а он нетерпеливым порывистым движением сорвал с нее розовый, с ажурной каймой, бюстгальтер и высвободил два тугих гладких полушария. Его влажные губы аккуратно обхватили коричневый сосок, и горячий язык пустился в порывистый танец… Юля застонала от наслаждения — и по всему ее телу пробежала волна дрожи.
— Пойдем, пойдем на кровать, — шепнула она ему в ухо, мимолетно пощекотав языком ушную раковину Она знала, что от такой ласки Стас возбуждался мгновенно.
…Они стали любовниками два года назад, когда въехали в эту квартиру — в Питере они были только друзьями прекрасно понимая, что долго не смогут сохранить эти отношения, но не торопили события, позволяя им развиваться своим чередом. После зашиты диплома, уговори и двух приятелей-земляков и подругу Юлю организовать в Мурманске частное адвокатское бюро, Станислав да и не предполагал, что Юля вот так запросто согласится переехать к нему. Еще находясь в Петербурге, он начал подыскивать для нее недорогую съемную квартирку, как вдруг на его почти шутливый вопрос, не хочет ли она жить у него, Юля сразу ответила: «Хочу». Ее неожиданное согласие Стаса обрадовало, хотя и немного смутило. Он плохо представлял себе совместную, а тем более семейную жизнь… Но все получилось очень естественно — они просто вместе приехали сюда к вокзала, вместе вошли, вместе начали прибираться, Юля помыла грязнющие окна, выволокла кучу мусора, а он по ее просьбе переставил кое-какую мебель, точнее, Большую двуспальную кровать, которая стояла у окна, В Юле это совсем не нравилось. «Я не люблю, когда свет бьет в глаза», — без обиняков объяснила она. В их первую ночь Юля взяла инициативу на себя, и вот тогда-то она выяснила, что ушные раковины у Стаса — самая чуткая эрогенная зона…
— Давай-ка сегодня я сверху, — не предложила, а решительно заявила Юля, ловко оседлав Стаса.
Аккуратно, стараясь не потревожить его ушибленное плечо, она прижалась к нему голой грудью и стала медленно покачиваться всем телом вперед-назад, вперед- назад… Стас лежал не шевелясь, закрыв глаза и слегка приоткрыв губы: он пребывал в предчувствии взрыва болезненного наслаждения, которое нарастало медленно и мучительно, но в то же время сладко! Юля ускорила движения, привстав на локтях. Он ловил губами ее соски, промахивался — и от этого его возбуждение еще больше нарастало.
И вдруг по его бедрам пробежали две горячие змейки - навстречу друг дружке. Стас выгнул спину и обхватил ее обеими руками за спину, морщась от тут же пронзившей его правое плечо режущей боли. В этот миг наступила долгожданная разрядка, и боль в плече соединилась с другой сладостной болью. Коктейль острых ощущений получился настолько мощным, что у него закружилась голова и он протяжно и громко за-? стонал. А Юля уже скакала на нем во всю прыть, вверх вниз, вверх-вниз, запрокинув назад голову, и через секунду или две она исторгла пронзительный крик! наслаждения…
Обессилев, они лежали рядом и молчали.
— Ради такого стоит подвергаться бандитским нападениям хоть каждый вечер, — хрипло проговорил Стас и зарылся лицом в ее пепельные локоны.
— Так что с Самородовым? — после паузы напомнила Юля. — Ты начал говорить, что Игорь Васильевич сватался к твоей матери…
Стас ответил не сразу. Он привстал на смятой простыне, оперся на левую руку и внимательно посмотрел на Юлю.
— Знаешь, я ведь об этом никому еще не рассказывал. Ты — первая… Но если уж начинать, то с самого начала. — Он помолчал. Было понятно, что этот рассказ дается ему нелегко. — Это было в ноябре восьмидесятого. Мама… я тогда еще на свет не родился… вернулась сюда из Перми. Она же была родом из Мурманска. Работала медсестрой в системе исправительно-трудовых учреждений, много моталась по стране, а как забеременела, приехала рожать в родной город…
— Так она на… зонах работала? — тихо уточнила Юля, закутавшись в одеяло.
Он кивнул.
Глава 10
Весна в 1986 году стояла холодная, ветреная. Тот апрель Стаське запомнился именно этим пронизывающим ледяным ветром. В январе снегу навалило по колено, и он не таял аж до самой середины апреля. В начале месяца Стаська простудился и в сад не ходил, а потом там объявили карантин (кто-то из его группы заболел скарлатиной), и мать брала шестилетнего сына к себе на работу. В то время она работала медсестрой в городском военкомате. Мать у него была высокая, красивая, с синими глазами на смугловатом гладком лице, с длинной русой косой, которую она заплетала каждое утро и укладывала на затылке. На мать многие мужчины заглядывались. Стаська помнил, как летом они гуляли по улицам Мурманска и идущие навстречу морские офицеры провожали ее восхищенными взглядами. Почему-то это запомнилось ему больше всего. Наверное, потому, что рать особенно расцветала в короткое заполярное лето. Иногда Стаська спрашивал ее о своем отце: почему он не живет с ними, не пишет писем, где он и когда примет. Но мать на все вопросы сына отвечала скупо, В вдаваясь в подробности, словно нехотя. Когда Стаське было лет шесть, он особенно пристал к ней с расспросами и не отпускал до тех пор, пока она не сказала, что папа его хороший человек, но попал в большую беду и сейчас находится «в Сибири», а когда к ним приедет — неизвестно. Стаська отыскал в книжном шкафу потрепанный атлас СССР и даже нашел в нем Сибирь. Шевеля губами, он по слогам читал названия городов: Новосибирск, Красноярск, Омск, Иркутск — и гадал, В каком из них живет его папа, который попал в большую беду… И что же это за беда такая?
Уже гораздо позже, когда мамы не стало, а Стаська жил с тетей Нюрой, он узнал от нее, что его отец был уголовником, сидел в лагере, а мама там работала медицинской сестрой и вроде как влюбилась в него, а потом уехала оттуда в Мурманск, где он, Стаська, и родился. «Значит, папа меня ни разу не видел?» — с удивлением спросил он у тетки. Она вздохнула и ответила просто «Да уж как видеть, он, поди, и не знает, что ты есть на белом свете!» И сколько он ни пытал ее, тетя Нюра больше ни слова не добавила.
Стаська рылся тайком в семейных фотоальбомах, на деясь найти фотографию своего отца, но в прорези уголки серых картонных листов были вставлены снимки каких-то незнакомых женщин, мамины снимки, тети Нюрины портреты да фотографии каких-то мужчин в пиджаках и галстуках, в шляпах и пальто — и ни один из них явно не был его отцом. Отца он всегда представлял себе в полосатой робе, в наручниках или сидящим за решеткой. А среди фотографий в альбоме он не нашел ни одной, где был бы изображен такой человек.
Стаська знал только одного мужчину, который захаживал к ним в дом. Звали его Игорем Васильевичем А фамилия у него была Самородов. Игорь Васильевич был статный, высокий, с зачесанными назад волоса ми. Он приходил в красивой черной шинели с золотыми нашивками на рукавах, всегда с букетом цветов Мама в его присутствии как-то робела, во всяком случае, так казалось Стаське. Однажды, когда Игорь Васильевич пришел, она попросила сына принести ему воды с кухни, дав высокую синюю чашку в цветочек. Стаська еще удивился: неужели нельзя было налить гостю воды из графина, что стоял на подоконник Потом, вспоминая этот случай, он, уже повзрослевший, понимал, что мама специально выпроводила его из комнаты под удобным предлогом, чтобы остаться с Самородовым наедине. Наверное, они с ним целова лись…
