Владимир Макарычев - Страховой случай
Сергей Петрович в одиночестве стоял на палубе и разглядывал тральщик в бинокль. Окуляры выхватили человека в черных брюках и синей куртке. На его голове крепко сидела белая офицерская фуражка. Он, единственный из строя моряков, отдал правой рукой честь кораблю. Сергею показалось, что из его глаз медленно покатилась крупная слеза. Резким движением, не в силах наблюдать воинский ритуал прощания, он опустил бинокль и осторожно, чтобы никто не видел, вытер глаза рукавом куртки, ругая себя за излишнюю чувствительность. Прошел ровно год, как уволился с полка морской пехоты, а до сих пор не сдерживал волнение при виде военных кораблей и морской формы. Судьба на время перехода снова связала его с флотом, о котором он постепенно начал забывать. Да и задача простая: держать среди команды дисциплину, контролировать вахты у заведенных на буксиры концов и работу мотористов.
Дизеля гудели, надрываясь, помогая буксирам в движении и маневре. От волнения заныло левое плечо. Сказывалось ранение, полученное полтора года в бою под Ведено, в Чечне, и теперь оно всегда болело к перемене погоды.
Сергей Петрович спустился в кубрик, проверить подготовку к очередной смене вахты. С верхней палубы помещение казалось слишком темным. Но глаза потихоньку привыкли к тусклому свету единственного плафона. Народ в основном валялся прямо в одежде на койках. В нос ударил сладковатый запах, словно от разлагающего человеческого тела.
«Что это значит? Не прибили ли уж кого?» – забеспокоился он и прошелся вдоль двух рядов ярусных коек, внимательно осматривая лежащие там тела. В дальнем углу сидел человек и самозабвенно перевязывал грязным бинтом руку.
– Что произошло, почему рука порезана?
Вопрос, казалось, ввел человека в легкое замешательство.
– Об железо порезался. Привычки нет на корабле плавать, – ответил за него высокий грузный моряк.
– А у тебя самого-то привычка такая есть, если ты плаваешь, а не ходишь? – резко оборвал заступника Сергей.
– Ну, ты помягче, командир, здесь тебе не офицерская каюта. Командуй на верхней палубе, а тут мы порядки устанавливаем, – угрожающе поднялся с койки моряк, свесив длинные ноги.
Казалось, противостояние вот-вот перейдет в драку. Это поняли и люди в кубрике. Со всех сторон в проход высовывались заспанные и ожидающие развязки лица «моряков». Сергей заметил на левом предплечье у вожака татуировку в виде самолета «ИЛ» с маленькими парашютиками, означавшими количество личных прыжков.
– Не бойся, командир, воздушная пехота морячка не обидит, – разрядил обстановку моряк, и во мраке кубрика раздались одобрительные хихиканья.
– Ошибаешься, дорогой товарищ. Командир, он и в Африке командир, – спокойно ответил Сергей. – Двоевластия захотел?
«Свободный народ» неодобрительно загудел, кое-кто начал спускаться с коек и рундуков [24] в проход, заполняя пространство со спины Сергея. Намечалась неравная потасовка.
– А ну-ка, по норам, – скомандовал десантник, – представление отменяется.
Проход сразу же опустел.
– Ладно, пока отдыхайте, смена через час, – сказал Сергей, а уже на выходе из кубрика приказным тоном добавил: – Вымыть палубу, всем постирать караси [25] . Воняет, как в зиндане. Через полчаса проверю!
За спиной раздался слабый, но недовольный гул голосов.
– Всем подъем, – убедительно прозвучала команда десантника, – развонялись, на самом деле, быстро стирать свои портянки!
За последующие два дня плавания инцидентов больше не было. Нарываться на неприятности себе дороже.
За это время успели познакомиться. Поверхностно, откликались в основном на прозвища.
– Афанасий! – окликнул Кротова Зеленов. Десантником был Валентин, с самого начала перехода взявший неофициальное главенство над низами [26] .
Афанасий одевался, он один отдыхал в койке раздетым. Совсем скоро ему заступать на вахту, к устройству, где крепились концы, заведенные на буксиры. Вахта с 24 ночи до 4 часов утра считалась «собачьей», самое время глубокого сна. Его и поставили на нее, так как он был моложе всех. Список составлял Зеленов, а утверждал Сергей Петрович.
– Вымой пол в кубрике.
– Почему я? – с возмущением спросил Афанасий. – Моя очередь делать приборку завтра утром. – И тут же получил несильный удар по шее. Рядом стоял «бандерлог», скалясь гнилыми зубами.
– Руки не распускать! Команды не было, – остановил пытавшегося развернуться для ответного удара Афанасия Зеленов и назидательно добавил: – Дисциплинка! Соблюдать и беспрекословно подчиняться старшим, молодой человек.
Кротов, приложив руку к шее, не спешил выполнять команду. Валентин подошел к нему поближе. Они были одного роста, только один грузный и полный, а другой упругий и тонкий, как стебелек. В душе у Афанасия все бурлило от несправедливости. Он не боялся десантника, но на рожон лезть не следовало. Сегодня утром случайно стал свидетелем расправы Зеленова над одним из моряков. Что произошло между ними, не знал. Они долго препирались, затем Зеленов ударил его кулаком в лицо. Пожилой моряк упал и некоторое время лежал, оглушенный. Потом вдруг резко вскочил, и в его руке сверкнуло лезвие ножа. Зеленов отреагировал моментально. Отработанным приемом перехватил нож и полоснул человека по руке. Брызнула кровь, моряк ойкнул и, словно мешок, присел на корточки.
– Уборку делать не буду, не моя очередь, мне на вахту заступать, – упрямился Афанасий.
– Запомни, карась, здесь я пахан!
Зеленов подошел вплотную к нему и вскинул правую руку для удара. Парень недаром профессионально занимался карате и с легкостью увернулся.
– Молодчага, – похвалил Валентин и попытался повторить удар. Но рука со сжатым кулаком так и повисла, не успев набрать силу на первоначальной траектории. Его крепко держал Сергей. Как ни старался, ни тужился, освободиться не получалось. Тогда, присев, Зеленов попытался провести прием с подсечкой, но лишь усугубил свое положение. Оставаясь на коленях, процедил, превозмогая боль:
– Отпусти, убью!
Петрович молчал, продолжая пригибать его тело к палубе. Кисть служила рычагом, и он успешно им управлял. Было видно, как Валентину больно, лицо покраснело, на лбу выступила испарина, вены вздулись.
– Хватит? – спросил Сергей.
– Нет, – односложно ответил поверженный враг.
Тогда Сергей слегка надавил на руку и, поставив колено ему на шею, медленно начал пригибать голову.
– Сдаюсь! – не выдержав, простонал Зеленов.
– Нет, сдаваться рано, – покачал головой Сергей, – повторяй за мной. Ты никто! Паханов на флоте нет. Я – командир.
Поверженный и измученный болью, признавший, наконец, силу и главенство другого, Валентин медленно выдавливал из себя слова, повторяя вслед за Сергеем:
– Я никто, паханов нет, ты – командир.
Приняв капитуляцию противника, Сергей нехотя отпустил его кисть и обратился ко всем «морякам»:
– На «собаку» больше молодого не ставить, и подмены запрещаю! Больных не может быть по определению. За поножовщину и драку буду наказывать штрафом.
Народ в кубрике примолк и сразу же присмирел. Почувствовав смену настроения, Сергей поставил окончательную точку:
– С 24-х до 4 утра вахта твоя, – и для убедительности слегка пнул сидящего на рундуке Зеленова: – Понял?
– Ясно, – примирительно прозвучал ответ.
– Товарищ командир, можно, я помою пол? – разрядил обстановку услужливо ласковый голос Темы Головешкина.
– Не можно, а разрешите. Не пол, а палуба, – грубо оборвал новоявленного лизоблюда Сергей.
Он, конечно, не мог знать задуманную Валентином комбинацию. А тот рассчитал все верно: спровоцированный им конфликт за старшинство в команде, в расчете на низменные инстинкты «бродяг», разрешил его основную задачу – в ночное время занять место вахтенного у буксирных концов. Причем без всяких подозрений, он ведь не просил, его назначили. То был первый и основной элемент, успешно выполненный, в сложном звене его предназначения на корабле. Но об этом здесь, кроме него самого, никто и не знал. О его конечной цели.
19
Жизнь на корабле, казалось, входила в обычную монотонную колею. Люди понемногу привыкали к порядку, несли вахты, делали приборку, ели и спали. Свободные от дежурств наловчились ловить рыбу. Рыбалка на «дурака», когда в воду бросали леску с крючком и подергивали, пока рыба не клюнет, приносила хорошее дополнение к столу. Море большое, и «дураков» в нем хватает. Через час в жестяном обрезе уже бились окунь, зубатка и тушки камбалы [27] . Запах жареной рыбы успокаивал и напоминал домашний уют.
Афанасий, к обеду сменившийся с дежурства, и с ним еще три моряка бросали за борт леску. Рядом рыбачил неопределенного возраста мужчина. Ему сегодня везло, каждые пять минут вытаскивал по рыбине.
– Где же ты так наловчился? – спросил Афанасий.
– Работал с геологами на Таймыре. Омуль там клюет обалденно. Водится только в чистой воде. Там же тундра, множество озерков. Пруд-пруди этой рыбы. Рассказывали, запретили ее сейчас ловить. До десяти тысяч штраф за одну рыбину.