Ричард Паттерсон - Степень вины
Получасом позже Терри оказалась у трехэтажного белого дома в эдвардианском стиле, с эркерами, островерхой крышей и освещенной пальмой, которая казалась привезенной сюда из Лос-Анджелеса. Она остановилась, с удивлением разглядывая экзотическое дерево.
— Я все надеялся, что она зачахнет, — произнес голос Пэйджита. — Но, к несчастью, она оказалась очень живучей.
Терри оглянулась — он, поднявшись с садового кресла, стоявшего на веранде, спускался к ней по ступенькам крыльца. Он был в джинсах и белом ирландском свитере, какие носят рыбаки.
— А мне нравится, — ответила она.
— И Карло тоже. Из-за этой дурацкой пальмы я и купил дом.
— Из-за пальмы? — Она снова обернулась к дереву. — В таком случае это самая дорогая пальма в мире.
— Карло это скажите. — Пэйджит стоял рядом с ней, тоже рассматривая дерево. — Когда я привез его, чтобы он жил у меня, мы пошли выбирать себе дом и ходили целый день. Его ничто не интересовало, пока мы не попали сюда, зато отсюда я с трудом смог увести его. Он считал, что здесь мы и должны остаться — пальма напоминала ему дом.
Терри удивленно взглянула на него:
— А где же он жил до этого?
— В Бостоне. В пальмовой столице Массачусетса.
Терри улыбнулась:
— Дети забавно рассуждают. Как-то Елена спросила меня, почему мы не взяли ее с собой в свадебное путешествие.
Пэйджит наклонил голову:
— Такой вопрос Карло никогда мне не задаст.
Терри притихла.
— А чья же была идея, — наконец решилась она нарушить молчание, — с освещением?
— Моя. Но Карло напомнил мне о ней. — Пэйджит повернулся к Терри: — Когда-нибудь замечали, что малыши все понимают буквально?
Кто бы мог подумать, удивилась она про себя, что мы будем разговаривать об этом.
— Конечно. Сама всегда стараюсь не допустить промаха с моей Еленой.
— Мы уже уехали отсюда, — продолжал Пэйджит, — а Карло все щебетал и щебетал о пальме. Конечно, это было просто смешно — отдать миллион долларов за дерево, которое я терпеть не мог! Но я обернулся к Карло и сказал ему совершенно серьезно: «Не беспокойся, сынок, папа тебя любит и не только купит этот дом, но даже сделает для дерева освещение». Такое говорят детям, чтобы посмешить других взрослых, а я сказал это из-за того, что меня веселила мысль о собственном отцовстве. — Глядя на прожектор, Пэйджит покачал головой. — Это была моя ошибка. Карло запомнил каждое слово.
Он молча смотрел на пальму. Терри улыбнулась Пэйджиту; она почувствовала, что ему постоянно хочется поговорить с кем-нибудь о сыне, но это редко удается, и поэтому теперь он смущен.
— Давайте пройдем в дом, — пригласил он. — Я задерживаю вас.
— Ничего, все нормально. Ричи дома нет, а мне надо рассказать вам о Мелиссе Раппапорт.
Открыв двустворчатую дверь с латунными набалдашниками ручек и пластинами, прибитыми по низу дверных створок, Пэйджит провел ее в дом.
Попав внутрь, она поняла, что ее представление об интерьере этого дома было просто глупым. Ей смутно виделась строгая аристократическая пышность, совсем как в кино, — дубовые панели, кресла, обитые коричневой кожей, писанные маслом портреты умерших предков, более уместные в каком-нибудь элитарном мужском клубе. Интерьер же оказался светлым: белые стены и золотистые деревянные полы, сочные цветовые пятна — густо-красный персидский ковер, вазы и шелковые цветы всевозможных оттенков, калейдоскопическое смешение разноцветных эстампов и картин, которые почему-то не подавляли, а оттеняли красоту и яркость друг друга. Проходя библиотеку, Терри увидела большой мраморный камин и полку, заставленную играми, подобно геологическим периодам отражавшими развитие Карло от семи до пятнадцати лет. На какое-то мгновение ей стало обидно, не столько за себя, сколько за Елену: Пэйджит с сыном жили в этом доме тоже не все время, но все здесь носило зримый отпечаток их жизни и придавало им спокойную уверенность в том, что это их дом.
— Какой прекрасный камин, — заметила Терри.
— Карло все время просит развести огонь, читает возле него книжки. Когда он был меньше, библиотека была его любимой комнатой.
— У вас весь дом чудесный. Вы все здесь сами сделали?
Пэйджит кивнул.
— У нас здесь только элементарные цвета, — сказал он. — Утонченности мы с Карло лишены, никакой декоратор не потерпел бы таких сочетаний.
Улыбаясь, Терри почувствовала, что в этом на первый взгляд малозначащем замечании Пэйджит как в фокусе: он держится за жизнь, которая теперь, быть может, изменится непоправимо, а главное, несправедливо. Дисгармонирующая нотка тревоги звучала уже и в том, как он беззаботно говорил о Карло.
— Где он? — спросила она. — Я ни разу его не видела.
— Учится, надеюсь. — Пэйджит бросил взгляд на лестницу. — Если не возражаете, мы могли бы побеседовать в кухне. Я только что там прибрал.
Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, как будто боясь допустить какую-нибудь оплошность. Терри поняла: он не хочет, чтобы сын появился на пороге в разгар предстоящего разговора; вспомнив о Марке Ренсоме и его матери, она подумала, что разговор уже не может не быть трудным.
— Чудесно, — подхватила она. — Кухня, если там не приходится готовить, мне нравится.
Кухню она представила себе довольно верно: современнейшая техника, простор, много света. У белой деревянной стойки стояли два высоких стула с сиденьями, обитыми белой кожей; здесь, как она догадалась, Пэйджит и сын завтракают. От бокала вина Терри отказалась и села, сложив руки перед собой. Пэйджит, как бы приглашая ее чувствовать себя свободней, небрежно облокотился на стойку.
— А теперь расскажите мне, как прошла встреча с Мелиссой Раппапорт, — сказал он. — От начала и до конца.
Рассказ Терри занял сорок минут.
В паузах Пэйджит задавал вопросы, спрашивал не только о том, что женщина говорила, но и как она выглядела, как вела себя. У Терри было ощущение, что он собирает эту женщину, пользуясь тем материалом, который она, Терри, ему дает, то здесь, то там поправляя портрет с хладнокровием археолога, реконструирующего давно умершее существо по обломкам костей. Лицо его ничего не выражало, лишь по временам слегка сужались глаза; Терри не знала, была ли это реакция на то, что рассказывала Раппапорт, или на самое Терри.
Закончив, Терри почувствовала, что силы оставили ее.
Пэйджит, ни слова не говоря, подошел к холодильнику и, налив бокал белого вина, протянул ей.
— Если не хотите, — усмехнулся он, — я сам выпью.
Терри поняла, что хочет. Когда она сделала несколько неторопливых маленьких глотков, Пэйджит попросил:
— Еще несколько вопросов.
— Пожалуйста.
Он, снова облокотившись о стойку, рассматривал ее.
— Она говорила, что у Ренсома были другие женщины?
— Я думаю, были. — Терри сама услышала, что прозвучало это глупо, да и в самом деле было глупостью. — Но она этого не говорила.
Пэйджит кивнул.
— Слова о том, что Ренсом потерял к ней интерес, надо понимать буквально или имелись в виду неудачи в разного рода «играх»?
Терри медлила в нерешительности. Таким вопросом она не задавалась.
— Точно я не могу сказать.
— Она знает что-нибудь о сексуальной жизни Ренсома, не связанной с ней, — от самого Ренсома или от кого-либо еще?
— Об этом я ее не спрашивала. — Терри уставила взгляд в стакан с вином. — Но должна была.
Слегка улыбнувшись, Пэйджит покачал головой:
— Ну, об этом, наверное, можно будет спросить и потом. Да и как вы могли спрашивать: ведь речь шла о важных для вас, но страшных для нее вещах, и вы боялись упустить что-нибудь, а она из-за вашего вопроса в любую минуту могла потерять самообладание и прервать рассказ.
Это было несколько неожиданно для Терри, но сняло груз с ее души.
— Мне было стыдно, — призналась она. — Как будто я что-то вытягиваю из нее.
— Мне так не кажется: в конце концов, ужасно то, что Ренсом делал с ней, а не наше отношение к этому. Меня волнует другое: насколько вас ее история выбила из колеи. — Он помолчал мгновение. — Вы всегда вините только себя, если что-то не получается?
Терри ответила не сразу:
— Такого не должно было быть.
— Она рассказывала вам нечто экстраординарное, и поэтому вы не могли не принимать близко к сердцу ее переживания. Ведь вы же не социопат, вы нормальный живой человек.
Терри продолжала неотрывно смотреть на бокал.
— Это было невероятно, — наконец произнесла она.
— Я и в самом деле не понимаю, как вы сумели добиться того, что она все это вам рассказала. — Пэйджит налил себе немного вина. — Теперь благодаря вам Мария обретет такое доверие, обрести которое самостоятельно она никак не могла.
— Как вы думаете, теперь они не возбудят дело?
