Джек Хиггинс - К востоку от одиночества
Я посмотрел на Симонсена. Тот согласно кивнул:
– Не вижу возражений.
Я изложил ей результаты наших обследований, что было весьма несложно, а также те предположения, которые, по моему мнению, могли быть ей интересны.
– Значит, это можно назвать просто глупой ошибкой? – подвела она итог. – Господи, как много в жизни можно определить таким образом!
Симонсен подался вперед и дружески погладил ее по плечу. Лицо его выражало подлинное сочувствие. Я вышел и стал одевать лыжи.
– Собрался куда-то, Джо? – окликнул меня Олаф.
– Да, пробегусь, посмотрю вокруг. Я ненадолго.
Я вернулся к самолету, стараясь не произвести лишнего шума, и остановился в паре ярдов поодаль. Фогель со Стрэттоном о чем-то негромко переговаривались. Внезапно голос австрийца зазвучал громче:
– Но это должно быть здесь! Ищи как следует!
Я бесшумно подъехал еще на ярд. Теперь мне был виден интерьер кабины. Они оба скорчились как раз за пилотским креслом. В мягкой обивке кабины виднелся большой разрез, именно туда и запустил руку Стрэттон.
Фогель оглядывался по сторонам. В тот момент, когда я попался ему на глаза, вместо обычной вежливой обходительности на его лице мелькнуло выражение человека, готового на убийство. Или, по крайней мере, близкое к этому.
Я помахал ему рукой и дружелюбно заметил:
– Развлекайтесь, а я прокачусь вокруг!
Я быстро двинулся вдоль ложбины в поисках удобного места для того, чтобы подняться наверх. Поднявшись на край, я сверился с компасом. То, что я успел разглядеть с воздуха, должно быть недалеко. И мне надо это найти.
Я двинулся по равнине, забирая в сторону и прокладывая лыжню между торосами. Шел я довольно быстро, так что через каких-то четверть часа уже нашел то, что искал, – круглую, словно от гигантского блюдца, впадину примерно трехсот ярдов в диаметре, заполненную девственно чистым снегом.
Однако девственным он был лишь на первый взгляд. Бесконечные ветра, дующие тут, на леднике, способны быстро замести любой след. Но самолет на лыжах оставляет все-таки слишком заметный след Именно этот след я и обнаружил у дальнего края впадины – две почти заметенные широкие полосы. Только наметанным глазом можно было определить их происхождение. Но гораздо более красноречивым знаком оказалось большое масляное пятно. Я нагнулся и быстро забросал его снегом.
Уже выпрямившись, я услышал голос. Обернувшись, я увидел, как Фогель быстро спускается по противоположному склону и направляется в мою сторону. Я двинулся было ему навстречу, но он с бодрым криком покатил дальше, мощно отталкиваясь палками, и круто притормозил, взметнув шлейф снега, точно на том месте, где я обнаружил масляное пятно. Сдвинув на лоб солнцезащитные очки, он с беззаботным видом огляделся по сторонам, внимательно посмотрел себе под ноги и подъехал ко мне.
Весь он так и светился дружелюбием. Но я был абсолютно уверен, что ему удалось разглядеть все, что требовалось.
– До чего приятно! – Он расплылся в улыбке. – Я решил последовать вашему примеру. Стрэттон управился гораздо быстрее, чем можно было предполагать.
– Ему удалось что-нибудь обнаружить?
– Ничего особенного. А вам?
Замечательно вежливая улыбка должна была означать, что ему действительно это интересно. Однако в подобные игры можно играть и вдвоем, так что я ответил тем же.
– Боюсь, ничего такого, что могло бы помочь вам. Думаю, это дельце так или иначе вынудит вас раскошелиться.
– Не беспокойтесь! – хмыкнул он. – Мы всегда готовы к неожиданным изменениям обстоятельств. На этом основан главный принцип страхового дела.
Он резко толкнулся палками и без видимых усилий заскользил вперед – умный, опасный хищник. Наверное, я должен был испытывать какое-то чувство страха, следуя за ним, но этого не было. Наоборот, меня охватило какое-то странное веселье, в руках от возбуждения появилась легкая дрожь. Это состояние напомнило мне мое детство, когда я по субботам смотрел телесериалы и с нетерпением ждал, что произойдет в следующей серии.
* * *До Суле мы добрались к шести вечера. Напряжение прошедшего дня сказалось на всех. Обратный путь прошел без приключений, погода не изменилась, что меня больше всего и беспокоило. Даже небольшой по летним меркам снежный буран мог оказаться фатальным, пока мы находились на леднике.
Мы быстро погрузились на борт, и я вывел «Выдру» на воду. Внезапно подул ветер, разгоняя волну. Симонсен выглянул в иллюминатор. Я сделал то же самое. На горизонте быстро нарастала пелена облаков, закрывая солнце.
– Кажется, приближается шторм, Джо, – произнес он. – Пора нам побыстрее уматывать отсюда.
Но меня не надо было подгонять. Может, кто-то и находит удовольствие в полетах вслепую над горами при штормовом ветре, но только не я. Во всяком случае, меня как пилота это не устраивает. Поэтому я развернул машину против ветра, дал полный газ и пошел на взлет.
* * *Настоящие проблемы начались минут через сорок. Мы уже почти миновали ледник и были над горным хребтом. В этот момент мы оказались в полосе сильного дождя, серой пеленой идущей со стороны моря. «Выдру» стало швырять из стороны в сторону.
Разглядев под собой воды Сандвиг-фьорда, я резко нырнул вниз, оказавшись в клубящемся тумане, который густел с каждой минутой. Видимость сократилась до трех-четырех сотен ярдов.
– Что ты решил? – прокричал Симонсен, перекрывая рев двигателя.
– Решил, что лучше переночевать в Сандвиге, – отозвался я, продолжая крутое пикирование, пока еще что-то можно было рассмотреть внизу.
Глава 12
Ферма Олафа Расмуссена занимала командную высоту на вершине зеленого холма. Поселок располагался примерно в миле от нее и на шестьсот – семьсот футов ниже. Подобно большинству жилищ в этих местах, дом его был бревенчатым, поскольку дерево лучше сохраняет тепло в студеные зимы. Но конструкция его была уникальной. Внутреннее помещение в передней части дома, построенного на фундаменте древних викингов, представляло собой огромный зал примерно семидесяти футов длиной и не менее двенадцати – высотой. В стену был встроен гигантских размеров камин.
В задней части зала располагалась кухня; на втором этаже – полдюжины спален, имеющих выход на внутреннюю балюстраду. Расмуссен встретил нас со своим обычным радушием и сообщил, что Дефорж и Илана отправились в холмы с одним из пастухов в качестве гида.
Мы с Симонсеном заняли крайнюю комнатку. Я брился, поглядывая в треснувшее зеркало. Симонсен лежал на кровати, дожидаясь, когда освободится бритва. На лестничной площадке послышались шаги, дверь распахнулась, и ввалился Дефорж.
В руке он держал винчестер, на поясе красовался патронташ. Взлохмаченная седая борода делала его похожим на какого-то корсиканского бандита, спустившегося с гор кого-нибудь похитить, ограбить и так далее, что и положено делать любому корсиканскому бандиту.
– Эй, Джо, детка, это просто здорово! – громогласно заявил он. – Ну как вы там, на крыше мира? Миссис Келсо по-прежнему платежеспособна?
– Скорее всего, да, – кивнул я.
– Не может быть никаких сомнений, – встрял Симонсен, спуская ноги с кровати. – Это действительно Келсо. Мы нашли на пальце обручальное кольцо с надписью, о которой говорила его жена, но самое главное – полностью совпадает описание зубов. Это единственное, что невозможно подделать. Благодаря этому раскрыто немало убийств.
– Мне ты можешь об этом не рассказывать! – ухмыльнулся Дефорж. – Я в своей жизни сыграл столько копов, что и не упомню. Полагаю, вы полетите завтра утром? – повернулся он в мою сторону.
– Если погода позволит.
– В таком случае нас ждет неплохой вечер, – заметил он. – Пока. Увидимся!
Заканчивая бритье и одеваясь, я все размышлял над последними словами Дефоржа. Он был в каком-то состоянии аффекта. Вполне возможно, что он просто невероятно обрадовался моему появлению. Во многих смыслах он был очень одиноким человеком, я это хорошо понимал. С другой стороны, если речь шла о вечерней пьянке, которой он ждал с нетерпением, то место для этого было выбрано как нельзя кстати. Если и существовал на земле человек, способный перепить Дефоржа, то им был Олаф Расмуссен.
Я вышел на балкон. Внизу старина Расмуссен выговаривал кому-то на кухне, – скорее всего, какой-нибудь эскимоске из поселка, помогающей ему по хозяйству. Потом хлопнула дверь, он появился прямо подо мной, с бутылками в обеих руках, и подошел к столу, расположенному перед камином.
Есть люди, которые с самого рождения отличаются от других. В их жилах вместо крови полыхает огонь. Только постоянное действие придает им жизненную энергию. Олаф Расмуссен был из их числа. Исландец датского происхождения, он имел дипломы судоводителя и яхтенного капитана; первые три десятка лет своей сознательной жизни он провел в море и осел в Сандвиге, только когда ему стукнуло пятьдесят, под благовидным предлогом разведения овец, но на самом деле собираясь реализовать главную страсть своей жизни – заняться историей викингов.
