Евгений Монах - Смотрю на мир глазами волка
— С Анжелой я говорил, — исподлобья остановил тяжелый взгляд на Кисе. — Так что никакой отсебятины вроде пропажи без вести или несчастного случая типа «унесенной ветром». Ей на уголовку стучать западло. Ко всему надо учитывать, что она крепко держит нашего капитана. Пилипчук хоть и не козырная, но и не простая карта в нашей игре.
— Да у меня и в мыслях не было, шеф!
— Было, было. Ладно, замнем для ясности. В шесть покатаемся по району — капитан просит встречи. Оружие не брать, хоть и не верю, но вдруг нас обшмонают? Как говорится в зоне — сегодня кент, а завтра мент. Побережемся. До шести времени вагон, так что можно расслабиться. Доставай, Киса, свой заветный портсигар.
Закинув ноги на столик и откинувшись в креслах, мы врубили на всю катушку «Радио-СИ».
Предупреждение
Район наш хоть и меньше Уралмаша, но тоже численность приличная — около сотни тысяч жителей. Капитан Пилипчук, понятно, отвечал только за «квадрат» на теле района. Так что найти его, даже если бы он специально гасился, было делом плевым.
А так как он меня сам искал, то мы засекли его плотную фигуру, хоть и одетую в штатское, через десяток минут катания около парка-дендрария.
Капитан тоже заметил нашу «девятку», но почему-то не подошел, а свернул в ворота парка и медленно зашагал по боковой аллее, ведущей к пруду.
— Цыпа, проглот, я в курсе, что ты всегда возишь с собой бутерброды. Дай-ка сюда.
Цыпа, немного удивленный, без слов протянул мне батон, взрезанный вдоль, в образовавшуюся щель старательно были напиханы ломти ветчины.
Я выдернул из бардачка газету «Ярмарка», которую Цыпа мог самозабвенно читать часами, и вытряхнул на нее ветчину.
— Это тебе презент. Ждите на стоянке. Я скоро.
Захватив батон, вышел из машины и направился прогулочным шагом через парк к пруду. Капитан был уже там. Сидел на скамейке почти у самой воды и меланхолично следил за беззаботным житьем-бытьем уток. Я плюхнулся на ту же скамейку и, ломая батон, стал кидать мелкие кусочки пернатым тварям. Некоторые ухитрялись хватать подачки прямо на лету. Со всего пруда к нам, плескаясь, устремились ценители дармовщинки. Я прикинул, что сейчас хватило бы всего одного выстрела из дробовика, чтобы накрыть дюжину уточек. Впрочем, я не любитель утятины, мне как-то милее цыплята табака.
Хлеб у меня весь кончился, и утки мгновенно потеряли ко мне всякий интерес. Твари неблагодарные, как и большинство людей.
— Ну что, любитель женщин и конспирации, так и будем флорой любоваться? — не поворачивая головы, обратился я к соседу по скамейке. — Неужели ты вообразил, что кому-то охота за тобой пасти?
— За мной, надеюсь, нет. А вот тебя наверняка взяли под контроль.
— Откуда такие сведения? — Я насторожился и невольно стал внимательней приглядываться к праздно гуляющей по парку публике. Ничего подозрительного не обнаружил, — встретившись со мной глазами, взгляда никто не отводил и деланно-равнодушное лицо не изображал.
— На завтра в УВД на ковер вызваны все начальники отделений. Между группировками, по всему, начинаются крупные разборки. Вчера прямо у себя в офисе расстрелян в упор господин Левин по кличке Батя, генеральный директор ТОО «Каратисты Урала». Этой ночью убит господин Немцов по кличке Хромой, крупный авторитет, контролировавший «Большой Урал». Кстати, это твой последний конкурент в центральном районе, как понимаю. Любопытно, кто сейчас займет его место? — Капитан скосил на меня свои хитрые хохлятские глаза.
— Дьявол знает. Свято место пусто не бывает, это одно из самых доходных заведений. Но я вряд ли сунусь. Слишком рискованно.
— Ну-ну. — Пилипчук явно мне не поверил. — Мокруха на этом не кончилась. Ночью заколот Синицин, а по утряне вместе с хибарой сгорел Завьялов, один из «хромоножек». Хотя не исключено, что несчастный случай. Передозировка наркотика.
— Круто тесто замешивают. Но я-то здесь каким боком?
— Надеюсь, никаким. Я просто рисую тебе обстановку. Все телефоны «особо опасных» наверняка прослушиваются, многих из наших кинут на визуальное наблюдение, улицы наводнят омоновцы, все «точки» — кабаки, казино, пивнушки оккупируют «стукачи», будут ловить каждое слово. Мой тебе совет, не лезь ты пока никуда и хлопцев своих угомони. Вконец ведь оборзели, невооруженным же глазом всем видать, что под локтями у них не мускулы бугрятся. Да и ты, погляжу, от них не отстаешь. Не пацан, кажется, или снова на баланду лагерную потянуло?
— Не беспокойся. Это газовое, для самообороны. Сплошной ведь бандитизм, скоро не только пройти, но и проехать спокойно нельзя будет.
— Да, — вздохнул вполне искренне капитан. — Преступность прямо одолела, а раскрываемость все падает. Вылез бы Жириновский в президенты — враз бы порядок навел.
— Слышал его программу, — я хотел улыбнуться, но вышел оскал. — Расстреливать преступников на улицах…
— Во-во! И продовольственный вопрос тут же отпадет; на сколько ртов меньше станет!
— И водка подешевеет, — поддакнул я, чтобы ему потрафить. — Тебе-то не хватает небось? Кстати, у меня нынче зарплата, — свою пачку разделил пополам и одну часть сунул капитану в карман.
Пилипчук воровато огляделся по сторонам и встал, отряхнув брюки.
— Ну, я потопал. Если появится что новенькое, сообщу через Анжелу.
А таких, как ты, — глядя вслед поспешно удалявшемуся участковому, подумал я, — надо не на улицах шмалять, а просто вешать за яйца на фонарях. Сука двуличная с коричневым окрасом! И продовольственный кризис исчезнет — вас таких никак не меньше, чем нас.
Когда вернулся к машине, Цыпа с Кисой дожевывали ветчину.
— Без хлеба даже вкуснее, — сделал ценное открытие Цыпа.
— Не боись, Цыпленок, найдем мы тебе девку. Беременную, но целку, — совсем не к месту вставил свой афоризм Киса. Зуд на юмор у него явно не прошел, а может курнуть успел, пока я дипломатничал с капитаном.
— Слушай сюда, мужики, — я, как всегда, устроился на заднем сидении, между прочим, самое безопасное место при аварии. — Хохол предупредил о готовящейся большой чистке в городе. Думаю, на днях менты введут в действие свои любимые поганые операции «Сигнал» и «Кольцо». Значит, опять начнется беспредел на трассе. Будут всех тормозить, шмонать, провоцировать. Расконсервируют стукачей, уголовка землю носом рыть будет. Возьмут подозрительные телефоны под контроль, могут и микрофоны везде понатыкать. Бойня между группировками неизбежна, но надеются задушить ее в зародыше. Нас коснуться не должно, но подстрахуемся. Соберете все волыны в заведении, со своих хаз, ни одного патрона чтоб не завалялось, ни грамма опия и анаши. Свезете все Могильщику. У него и осядете. Я там завтра нарисуюсь. Продуктов запасите. У Вадима с хавкой, конечно, напряженка. Он же одним первачом питается.
Опер Инин
В однокомнатное логово заскочил лишь на минутку, чтобы уложить под валик Братишку, тщательно стерев отпечатки носовым платком, смоченным водкой. Теперь даже если квартира спалится, доказать, что шпалер мой, будет практически невозможно, так как диван купил по случаю на распродаже конфискованного имущества какого-то бедолаги и про тайник вполне мог не знать. Хотя эта «крыша» навряд ли «протечет» — приобретена через третьи руки на чужое имя.
Ночевать отправился в свою четырехкомнатную квартиру в Чкаловском районе. Там у меня чисто, даже пустячный криминал типа пружинного ножа или финки отсутствует. Легавым ведь дай только повод — кинут в пресс-камеру следственного изолятора, а там уж «специалисты» подобраны. Любые показания «выхлопают», да еще и «голубым» могут сделать. И прокурорский надзор тут бессилен — «работают» с подозреваемым не люди в погонах, а свои же братья-уголовники, которым по разным причинам терять нечего. Они за пачку чая или «косяк» анаши, полученные от «кума», готовы даже «авторитета» по стенке размазать. Самый мерзкий контингент преступного мира. На каждом шагу стреляют их, режут, на кол сажают по ту сторону забора, но численность этой мрази что-то не убывает. Должно быть, потенциал необъятный. Тем более общая обстановка для «шерсти», как их прозвали, благоприятная. Сейчас нет истинно «черных», то есть воровских зон, или «красных», то есть полностью под пятой администрации, общественников. «Все смешалось в доме Облонских» с этой перестройкой и «демократией». Сегодня повсеместно один царь по имени беспредел, то бишь отсутствие каких-то твердых правил, законов, — неважно даже, ментовских или воровских. Везде верховодят кулак или заточка, сварганенная из ножовочного полотна. В таком микроклимате даже деревенский мужичонка, севший за кражу курицы, либо хулиганку по пьяни, выходит из лагеря бешеной зверюгой или животным, потерявшим человеческий облик. Часто даже и внешне. А гуманизация в зонах, о которой так победно трубила пресса, свелась к разрешению ношения наручных часов, короткой прически и нескольким добавочным килограммам в передаче.
