Евгений Монах - Смотрю на мир глазами волка
— Смотри, Монах, он из него просто десантный вариант сделал, обломив приклад.
— Ишь ты, оказывается, в Конторе явно погиб великий изобретатель…
Петрович все так же сидел на пыльном пеньке и философски сосал сигаретку за сигареткой.
— Евгений Михалыч, ослобонил бы ты меня от таких представлений. Нервишки уже давно не те. Сегодня, нутром чувствую, в запой уйду, чтоб смыть из мозгов этот маятник, — он ткнул крючковатым прокуренным пальцем на мерно покачивающееся между осин голое тело в одних желтых носках.
— Ладно, — разрешил я. — Даю отгул на три дня. Только не забудь вернуть «волжанку» в прокатный пункт.
В наш «жигуленок» ввалился Цыпа.
— Все кругом обнюхал, никаких следов, даже протекторы не отпечатались. Гравий сплошной, да глинозем засохший. Тело тоже осмотрел — ни синяков, ни ссадин. Все путем. Следственной бригаде не к чему придраться.
— Не хвались, Цыпленок. — Я решил сбить немного с него спесь, одну из основных причин провалов. — Отсутствие улик тоже улика. Могут сделать вывод, что поработали профессионалы.
Но оптимисту Цыпе радужное настроение опустить не так легко.
— Давай помажем, Монах, что менты спишут это, как самоубийство. У них же дел нераскрытых больше, чем понтов, зашились вконец с екатеринбургской мафией. Сорок процентов раскрываемости, да и те за счет бытовых, по пьяни.
До города доехали благополучно, а то вконец распоясавшиеся омоновцы тормозят всех подряд, да еще, борзота, требуют, чтобы ноги врозь, а руки на капоте, пока шмонают.
Кстати, Цыпа определил верно — Контору списали, как случай суицида, основанный на комплексе вины и мании преследования из-за совершенных им убийств. Так что насчет сексуальной мотивации я промашку дал. Менты выбрали то, что им выгоднее. И их можно понять — махом отправили в архив пять мокрых «висячек».
Впрочем, дела эти давно минувших дней, мы еще только-только открывали наше пивное детище «Вспомни былое». Правда, называлось оно раньше по-другому — «Только для двоечников» — с намеком на Екатеринбургский лагерь № 2, но вывеску вскоре пришлось сменить, так как получалась двусмысленность — пивная только для дебилов-школьников. Заодно ввел нововведение — вывеска стала неоново-разноцветной.
Из всего эпизода с Конторой ярче всего мне запомнилось, как Цыпа уничтожил ставший ненужным дипломат. Я велел выбросить его в воду, благо проезжали мимо какого-то мутного пруда. Портфель оказался плавучим и тонуть в столь солнечное радостное утро в его планы явно не входило. И тут Цыпа что учудил? С деловым видом, одной рукой продолжая вести машину, другой вытаскивает из-под куртки длинноствольный Стечкин и дает две короткие очереди по плавучей цели. Чемоданчик крупнокалиберными пулями буквально был разорван в клочки и мирно ушел на дно. Сперва я хотел сделать Цыпе строгий выговор, но, учтя, что зрелище на самом деле впечатляющее, особенно разноцветные на солнце фонтанчики и то, что все было тихо — Цыпа глушитель практически никогда не снимает, я сменил гнев на милость и просто дал ему подзатыльник. Все-таки он еще пацан, хоть и с лагерной закалкой за плечами.
Какое-то длинное отступление у меня вышло. Виновато врожденное ассоциативное мышление — солнечные зайчики, беззаботно прыгающие по моей полированной мебели напомнили те радужные фонтанчики на спокойной глади пруда.
Ну, зайчики зайчиками, а у меня сегодня день ответственный, если не опасный. Киса не звонил, значит, что-то не так. Все же надо было дать ему Цыпу для страховки. История старая — задним умом мы все гении.
Я набрал номер заведения. Трубку взял Петрович.
— Как там у нас? Клиентура не слишком буянит?
— Нет, Евген. Только местная шпана уже с час пасется за аппетитными булочками Ксюши, а пиво не повторяют. Я их щас шугану.
— Не стоит, Фунт, а то они тебя могут мигом разменять не только на доллары, но и на центы. Не связывайся, а угости — за счет заведения по кружечке.
— Михалыч, мы ж с такой коммерцией в трубу вылетим.
— Ты не дипломат, Фунт. Мы еще на них неплохо поимеем в свое время. А в трубу все рано или поздно вылетим — крематорными тучками. Цыпа в машине?
Петрович ненадолго отлучился, должно, выглядывал через нашу витрину и сообщил, что Цыпа на своем боевом посту.
— Зашли его за мной и сваргань яичницу, как один ты умеешь.
Я усмехнулся, представив расплывшееся довольное лицо Фунтика в красных прожилках. И кошке приятно, когда ее гладят. Кстати, яичницу он готовит весьма посредственную. Просто я обожаю делать людей счастливыми, если это не чересчур накладно. У всех свои маленькие слабости. Голубей вот люблю хлебом подкормить или уток в пруду.
Наконец, снизу посигналили трижды — Цыпа у подъезда. Привычно сунув Братишку в плечевую кобуру, вышел к машине. На заднем сиденье, весь какой-то нахохлившийся, забился в угол Киса.
Я плюхнулся на сиденье рядом с ним.
— Кончай демонстрации раскаяния, здесь тебя все равно не пожалеют. Давай колись, в чем палево?
Киса еще немного для проформы поменьжевался и поднял невинные глаза младенца.
— Не все гладко, Монах… С Синицей все чисто. Оставил его в машине у «Урала» в переулочке. Ударил сзади под кадык, острие аж из уха вышло. Я не запачкался, точно. Проверял одежду с лупой. Но в салоне натекло прилично. Под ноги коврик кинул, так что туфли мои в порядке. Да и спиртом их потом протер. Свидетелей не было, на крайняк кто-то видеть и мог, но издалека, опознать все одно не в силах.
— Тут молодчага. Сварганил, как профи. В зоне Хромой сидел свой червонец именно за такой укольчик. Вчера запамятовал дать тебе эту наколку.
— А я знал, — усмехнулся Киса, — потому и повторил почерк. Хоть и косвенная, а улика.
— Кончай похваляться. Переходи к наколкам.
— Их две. Первая — мне показалось, что Анжела, пока я работал, стояла на балконе и могла узнать. Вторая — Хромой приехал, как ты и говорил, в час с мелочью, но, как оказалось, не один, а с шофером-телохранителем. С Хромым сделал, как ты велел. Он и вякнуть не успел, получив два ореха в живот и, когда скрючился, третий я влепил ему в темечко. Когда, заменив трость, вышел, мне в живот уперся игрушечно-короткий ствол УЗИ. Счастье, что Сеня — так кличут шоферюгу — сразу меня не прошил. Узнал. Мы с ним еще на малолетке кентовались. Мы с ним семьянинами были, сам понимаешь, святее этого в зоне нет. Потому, наверное, и не замочил.
— Что ты с ним сделал?
— Ничего, — Киса обиженно захлопал длинными ресницами. — Не мог. Мы с ним хоть и друганы, но моего тотошу он сразу зашмонал. Правда, обойму только выщелкнул, а фигуру вернул.
— Это обнадеживает — он кретин. У тебя могла быть запасная.
Киса покраснел.
— Сеня не лох. Он меня полностью проверил, козел, — признался с явной неохотой.
— Да. Мой прокол. Надо было не мелочиться и страховку дать, чтоб с улицы пасли. И как же намерен решать эти казусы-ребусы?
— Анжелу необходимо нейтрализовать. — Киса задумчиво уставился на свои ухоженные ладони, будто стараясь прочесть по их зигзагообразным линиям свою судьбу.
— Интеллигентно, сбросив с балкона, благо, седьмой этаж, — у меня невольно ощерился рот, битком набитый золотыми зубами. — Нет, мальчик! С Анжелой решать буду единолично, без советчиков. Вот что делать с твоим Сеней? Где он сейчас обретается и вообще срисуй его от и до. И что он с этого хочет словить, главное.
— Пацан он неплохой. Одна татуировка на груди — паук в паутине — наркоман. Продуманный, колет только между пальцами, так что даже в бане не заметишь. За молчание и на дорогу, чтобы слинять подальше от банды Хромого, требует четыре лимона. Но мне кажется, бабки ему нужны на кайф и никуда он рвать когти не собирается. Сейчас сидит у себя на даче и ждет ответ. Ясно, нас держит на крюке и уверен в положительном ответе. Он в курсах, что я твой человек.
— Придется дать. А почему ни разу его с Хромым не видал? — с расстройства я забил «косяк», проигнорировав предупредительно предложенный Кисой серебряный портсигар. Понятно, сознает вину и прогибается верноподданнически, все-таки он преподнес нам убытки.
— С Хромым ты его не видел, так как он всего неделю на него пашет. До этого был инструктором по кикбоксингу у «Каратистов Урала». Но что-то у него там не покатило.
Я выбросил недокуренную «беломорину» и уставился на Кису.
— Так какие у тебя предложения, повтори, котик.
— Анжелу убрать, даже если меня не видела, то врубилась, зачем вызывали ночью ее женишка. Сене отстегнуть, головой ручаюсь, будет молчать.
— А вот головой ручаться никогда не следует — ты же не Змей Горыныч, она у тебя всего одна, хоть и не больно ценная. Когда «хромоножки» подвесят его на дыбу или просто вниз головой, он долго не выдержит. Расколется, как миленький. Это раз. Да и убытки в четыре лимона почему-то меня мало радуют. А тебя?
