Алексей Иванников - Хорёк
Когда я понял такой расклад, то дикое расхождение с тем, как меня воспринимают, просто потрясло. Это я должен был смотреть на всех сверху вниз, невзирая на мелкий рост и некоторое несовершенство конструкции, так почему же они позволяли себе такое хамство, и их никто не ставил на место и не одёргивал?! Они, конечно, не знали о моих достоинствах и достижениях, правда, все они были в сомнительных областях и направлениях. Но чтобы меня уважали: надо было проявить себя в чём-то легальном, или хотя бы получить официальный статус и положение.
Короче, мне надо было иметь какую-то работу, пусть не самую значительную и прибыльную, но позволяющую ходить с высоко поднятой головой, чтобы любой болван, который пристанет ко мне, сразу понимал, с кем имеет дело. Ну и любая девица тоже: для них ведь официальный статус важен не меньше, чем количество зарабатываемых денег. Хотя казалось бы: если твой парень миллионер, то какая разница – откуда он добыл своё богатство? Даже и с кистенём на большой дороге: но когда он грохал очередного клиента – он ведь думал о тебе, о том, как хорошо тебе будет потом, когда ты сможешь позволить себе что угодно – да хотя бы вот эту норковую шубку, а ездить вы будете в могучем вместительном «мерседесе» или «бумере», и судьбе твоей позавидуют все бывшие подруги, вышедшие замуж за простых обычных инженеров или менеджеров!
Вот до каких пределов доходили мои мысли, вот о чём мечтал я тусклыми днями и ночами, после очередных мелких афёр. Афёры, конечно, приносили деньги, но ведь всё могло кончиться в один момент: ну, если бы мы обули серьёзного и влиятельного мужика, он ведь мог обидеться и стукнуть куда надо так, что потом вся наша ментовская крыша, вместе с нами, разумеется, пошла бы по этапу. У меня ж ведь такое было раньше, и то, что проканало один раз, могло уже не проканать повторно, ну и тогда сами понимаете: второй срок, рецидивизм, тёплые объятия прежних дружбанов-сидельцев и сомнительные перспективы на будущее. Так что я стал подыскивать какое-нибудь легальное занятие. Вы не забывайте: я жил по-прежнему с матерью в коммунальной квартире, где каждая гнида шепталась за спиной и не доверяла мне, строя разные предположения о моих занятиях. Я ж уже больше года был на воле, но так нигде официально и не числился, так что основания для подозрений у них имелись. Да что там основания! Петрусь-старшая, отличавшаяся наглостью и бесцеремонностью, однажды меня так и спросила, поймав в коридоре: типа, опять мелочь по карманам тыришь? Что я мог ответить наглой выдре, как я мог разубедить жирную енотиху, что всё совсем не так и я честно и добросовестно тружусь и зарабатываю деньги? У неё самой, кстати, дела шли совсем не блестяще: ни один мужик так и не позарился на её расплывшиеся формы, а любимая дочурка – трудившаяся где-то в торговле – грозила вот-вот принести в подоле, усложнив и так не складывавшуюся жизнь. Эта гадина заложила бы при малейшей возможности, только моя осторожность не позволяла ей выместить свою злобу на том, кто был ей доступен – то есть на мне, так что надо было что-то делать. И, в конце концов, взвесив все возможности, я решил пойти в покемоны.
Что за покемоны? А, я так назвал ходячие куклы, людей, разгуливающих в костюмах каких-нибудь животных или изображающих бутыли или коробки. У вас тут, наверно, в провинции с ними негусто, а в столице уже тогда появилась эта мода. Ну то есть ходячая такая реклама, задевающая всех и каждого, так что не заметить их и пропустить просто невозможно.
Так вот: маленький рост в этом деле должен был стать большим плюсом: они ведь не могли брать на работу подростков или маленьких детей! Подойдя однажды к гулявшему по улице банану – ставшему потом моим приятелем, я узнал адрес фирмы. Здоровый супермаркет, рекламу которого банан раздавал, находился здесь же за углом, но покемоны принадлежали не супермаркету: они брались в аренду в рекламной компании, работавшей по всему городу. Большая такая фирма по прокату живых кукол обосновалась в центре города и работала на всякие супермаркеты, бутики и прочих торговцев, завлекавших такими методами клиентов. Вечером я уже сидел в офисе и обсуждал условия сотрудничества: мой рост им на самом деле очень понравился, они искали как раз кого-то маленького, возраст их не смущал, и только отсутствие высшего образования вызвало нарекания. Свою же биографию, разумеется, я пересказывать не стал: ещё б я не понимал, какую у них вызовет реакцию упоминание о полуторагодичной отсидке и дополнительных деталях и подробностях! Я что-то навешал им про торговлю на рынке – на неофициальной основе, без всяких документов, и вдохновенный трёп полностью успокоил их и убедил, что со мной можно иметь дело.
Так что на работу я вышел уже на следующий день: выданный костюм банки из-под пива немного жал, но в конце концов я втиснулся в него, и именно с этого пива – кажется, Хайнекен – началась моя новая карьера.
Работа была не самая простая, но хорошо оплачивалась. Предполагалось, что в покемоны должны идти люди с высшим образованием и актёрскими задатками – но где ж таких найдёшь-то? – так что супермаркеты и прочие, заказывавшие куклы, воспринимали нас очень серьёзно. И платили, соответственно, тоже, заставляя по полдня изображать из себя цветастых болванчиков. Это было совсем непросто: в любую погоду, в жару и холод бродить у дверей торгового заведения и всовывать всем подряд яркие раскрашенные прокламации. «Зайдите к нам, и вы будете осчастливлены!» – примерно к этому сводился смысл пёстрой белиберды, которую требовалось всучивать всем проходившим мимо. Я сам терпеть не могу наглого навязывания, когда вас почти хватают за руки и вручают рекламу какого-нибудь магазина, здесь же я оказался в роли приставучей мухи. Мелкой такой мухи, от которой каждый может отделаться одним щелчком пальца, но я – по замыслу организаторов – должен был кружить над каждым из возможных клиентов и оставлять ему свою маленькую каку – рекламный буклет или листовку. Что делал каждый нормальный человек с такой совершенно ненужной ему бумажкой? Правильно, выкидывал в урну, где самое место было этой дряни. Моей же задачей являлось распространение за день – часов шесть или восемь – трёх-четырёх сотен таких бумажонок. Так что вы понимаете: у меня и всех встречных возникал одинаковый интерес: как можно быстрее избавиться от пачек, заботливо сложенных в подсобном помещении. Что же я делал? Да ничего особого: просто я вырабатывал каждый раз маршрут движения, приближенный к урнам. Ну, подходит какой-нибудь человек, а я ему уже подсовываю пачку рекламок, и намекающе киваю на ящик для мусора, готовый принять всю кучу. Ну и время от времени сам подкидываю туда кое-что по мелочам, когда за мной явно не следят и можно расслабиться и существенно облегчить себе работу.
В остальном же – когда погода стояла тёплая, но не жаркая – ничего особо сложного. Покемонские костюмы были хорошо утеплены, и в жару, конечно, мне приходилось совсем непросто. Я, кстати, сильно потею, и соответственно много пью, так что об этом приходилось заботиться специально. Так же как и о том, где слить накопившиеся излишки: зрелище писающего банана вызывало в общественных сортирах дикий смех и заставляло малолетних наглецов спрашивать – а не сок ли истекает у меня с конца пипки? – так что спокойной такую работу назвать было никак невозможно. На предложение же отведать сок, которое я давал наглецам, мог последовать смех, а можно было получить и пинок под жопу. Мелкий такой шкет, стеснённый напяленным барахлом и абсолютно не способный ни убежать, ни дать отпор: именно так я выглядел тогда.
А с теми лохотронщиками я вскоре распрощался: я просто сказал, что нашёл другую работу, ну и в конце концов я ничем им не был обязан. Да мы и друзьями-то не стали, а просто вместе поработали, а потом разбежались. В рекламной же фирме всё было официально: то есть совершенно официально мне завели трудовую книжку, и совершенно официально платили немаленькую зарплату, так что можно было расслабиться. Даже мать стала гордиться мною: она хвасталась всем, включая родственников, что я стал артистом, низкого, конечно, жанра, но ведь здесь стоит только начать – а дальше само пойдёт!
Что же касается артистизма, то иногда на самом деле приходилось его использовать. Подойдёт, бывало, какой-нибудь болван, и начнёт выспрашивать про магазин, который я в данный момент рекламирую, как будто я каждый день туда хожу и знаю как свои пять пальцев: и что тогда остаётся делать? Ну, некоторые моменты мне, разумеется, сообщали, но ведь паразиту хочется знать такое, что известно лишь самым углублённым в это дело, каким-нибудь менеджерам по продажам или даже владельцам. Ну и приходилось выкручиваться: где-то я вежливо советовал пройти внутрь и узнать всё у продавцов, где-то отшучивался, отфутболивая наглеца, но иногда – если доставали – мог навешать на уши такой лапши, что человек уходил в недоумении. Не моя это была работа, скажу по правде, не моя: общаться целый день с разными случайными типами, в чём-то их просвещать и образовывать, не было здесь ничего для меня интересного и привлекательного. Так что только приличный заработок и статус позволили продержаться мне там так долго: почти два года отработал я глупой куклой, смешным покемоном, напялившим на себя всё, что прикажут. Что приказывали? Да чего только не было: огромная коллекция всяческих фруктов и овощей дополнялась десятками коробок, бутылок и упаковок. Как оказалось, у меня очень удачный рост: многие мелкие куклы делались примерно по моему лекалу, так что я пришёлся как раз ко двору, отрабатывая роль мелкого покемона. Я хочу сказать, что во многих случаях я трудился не один, мы работали парами – большой покемон и мелкий, помогая и подстраховывая в случае нужды. Ну, к примеру, большая бутылка кока-колы, на два литра, и мелкая, трёхсотграммовый мерзавчик, в моём исполнении пристававший к прохожим и навязывавший им своё внимание. Хотя иногда всё становилось намного интересней: когда мы распространяли не пустые бумажные обещания, а образцы продукции. Вот там уж было где развернуться! Ну, вы видели наверно: когда рекламщики всовывают идущим мимо не красивые листовки, а мелкие – специально даже сделанные! – упаковочки, какую-нибудь жвачку, или бутылочки с напитками, или микроскопические пачки с кофе или чаем: это же было настоящее богатство, которым – при удачном стечении – можно было с выгодой распорядиться.
