Татьяна Полякова - Сестрички не промах
— Сегодня ночью опять кто-то рыл, — завершила я свой рассказ. — Мы испугались, вдруг, думаем, вы решили счастья попытать, а про капканы-то и не знаете. Вот я и пришла предупредить.
— Мы не рыли, — с трудом разлепив губы, заверил командир.
— Мы ведь не против, — покачала я головой. — Мы даже рады были бы, я имею в виду мужскую поддержку. Вас трое и здоровьем вроде Бог не обидел, мы бы мигом все перекопали, а сокровищ на всех хватит. — Для затравки я перечислила царские червонцы, а также золото-бриллианты. Потом поднялась и сказала:
— Ладно, пойду я, пора за работу приниматься.
Парни сидели не шелохнувшись, сделав ручкой, я их покинула.
Обедать решено было в саду. Идея принадлежала мне, так как именно я заприметила стол под яблоней в глубине сада. Евгений охотно меня поддержал: в прежние-то времена, когда мамаша жива была, в хорошую погоду всегда садились здесь, особенно если гости или какой праздник. Решив, что мы и гости и праздник, вынесли скамью и табуретки, застелили стол скатертью, а также распалили самовар, набив его еловыми шишками. Евгений радовался и порхал по саду, точно бабочка, Михаил Степанович с неодобрением поглядывал на Иннокентия, которого я вынесла на свежий воздух и усадила в центре стола. Иннокентий Павлович все еще жаловался на чашечку и заметно страдал.
Вскоре со стороны забора послышался шум и копошение, возвестившие о возобновлении шпионской деятельности. Однако в дыре соседи так и не появились и вскоре затихли. Обед удался на славу, Евгений дважды бегал за поллитровкой, оттого вскорости прилег под яблоней на старом одеяле. Иннокентия я отнесла в мамашину спальню, а Михаила Степановича, затеявшего исполнять русские народные песни, определила на кухню — мыть посуду. Мы с Мышильдой остались возле самовара ждать, что будет дальше. Ждать пришлось не особенно долго. В дыре возникла голова Сашки-Клея, он посмотрел на стол и на нас за ним потом с некоторым трудом протиснулся в дыру и подошел к нам с радостной улыбкой на устах.
— Отдыхаем? — спросил он весело.
— Отдыхаем, — ответила я, лицом и бюстом демонстрируя большую радость от встречи с ним, и сразу предложила:
— Присаживайся.
Он сел, Мышильда налила ему чаю, и мы немного поболтали о том, как это хорошо и даже полезно для души в жаркий денек попить чайку из самовара, сидя в саду под яблоней. По всем основным жизненным принципам у нас с Сашкой наблюдалось завидное согласие. Почуяв родственные души, мы потянулись навстречу друг другу этими самыми душами и вскоре достигли таких потрясающих высот взаимопонимания, что могли уже обходиться без слов, выражая переполнявшие нас чувства взглядами и вздохами. Я вздыхала так, что у Сашки глаза стали сходиться на переносице и сам он заметно обмяк, склоняясь к моей груди с явным желанием обрести на ней тихую пристань. Думаю, этим дело бы и кончилось, тем более что понятливая Мышильда была столь тиха и незаметна, что бандитский командир начисто забыл о ее существовании.
Все испортил Иннокентий Павлович. Он громко завопил в доме и добился-таки своего: на вопли обратили внимание, сначала Сашка, потом Мышильда, потом и мне нельзя уже было глухой прикидываться без того, чтобы Клей не начал беспокоиться о моем здоровье.
— Что это? — спросил он.
— Это Иннокентий Павлович, — улыбнулась я.
— Проверить? — предложила Мышильда, но стало ясно, что там необходимо мое присутствие, я поднялась и, улыбнувшись Клею, сказала:
— Я оставлю вас на минуту, — и пошла по тропинке, демонстрируя свою легкую походку, однако, скрывшись за деревьями, бросилась бегом. Мне не терпелось выяснить, почему визжит последний, и наказать виновных по заслугам. Как я и предполагала, по справедливости надо было наказывать обоих. Иннокентию Павловичу потребовалось в туалет, а Михаил Степанович отказался его сопровождать, сославшись на занятость. Разумеется, Иннокентий Павлович и сам мог допрыгать, но и Михаилу незачем было изображать из себя чересчур загруженного. Я вошла в дом, возвысила голос, а они разом принялись жаловаться. Я возвысила голос вторично, Михаил Степанович кинулся к Иннокентию и торопливо вынес его в туалет, продемонстрировав недюжинные силы и выучку медбрата, через пять минут последний был уложен на место, затих под моим взглядом и вроде бы даже задремал, а Михаил Степанович с удвоенным рвением взялся за посуду, для настроения исполнив «Выйду на улицу» зловещим шепотом.
Наведя порядок в доме, я заспешила в сад. Сашка-Клей зря времени не терял и сумел задать сестрице большое количество вопросов, касающихся моей персоны. Мышь, не жалея красок, описывала мои достоинства, в чем я могла убедиться лично, подходя к заветным кустам. Я вышла на тропинку, сестрица примолкла, а Сашка встретил меня младенческой улыбкой.
— Кто это? — спросил он.
— Визжал? — уточнила я. — Муж.
— Какой муж? — немного растерялся Клей.
— Последний, — тут я сообразила, что Мышильда не сочла нужным посвятить его в тайны моей семейной жизни.
— А чего он? — не унимался Клей.
— Возникла проблема, — охотно пояснила я. — Дело в том, что у него повреждена коленная чашечка. Иннокентий Павлович был послан нами на разведку с целью сбора информации о бывших хозяевах дома.
— А зачем она вам, информация эта? — насторожился Сашка.
— Как зачем? — ахнула я. — А ну как сокровища давно нашли? К примеру, выяснили бы мы, что долгое время хозяева жили бедно и вдруг купили машину или в круиз отправились по Средиземному морю. О чем это нам говорит?
— О чем? — заинтересовался Сашка.
— О том, что роем мы зря, — я вздохнула и томно посмотрела на командира. Похоже, толковостью он не отличался.
— А чего ж роете?
— Так ведь машину никто не покупал, — удивилась я, Сашка задумался, а Мышильда, с невинным видом глядя ему в глаза, радостно кивнула. Сашка улыбнулся в ответ, решив, что мы скорее всего не в себе, и мы улыбались, тоже решив… в общем, у нас было свое мнение.
— А как же чашечка? — вдруг спросил он. Мы с сестрицей переглянулись.
— Чашечку он повредил, добывая сведения, — охотно сообщила я. — К нему пристали хулиганы на улице. Просто кошмар какой-то… и ударили его, причем дважды. Один раз по колену. Теперь он лежит и время от времени кричит.
В подтверждение моих слов Иннокентий Павлович опять вскрикнул, я только было собралась подняться, как в просвете между деревьями увидели ковыляющего Иннокентия, со всевозможной заботой поддерживаемого Михаилом Степановичем, по подлости или для поднятия духа исполнявшим «Эх, дубинушка, ухнем!».
— Хорошо поет, — с легким недоумением заметил Сашка, а Мышильда призадумалась:
— Чем мы его накормили? Я имею в виду Иннокентия. Может, дать ему какого лекарства?
— Не надо, — заверила я, зная, что последний просто жаждет всеобщего внимания. Мужской дуэт протрусил в обратную сторону, чай остыл, а Сашка поднялся.
— Спасибо за компанию, — сказал очень вежливо, пожал протянутую Мышильдой руку, я сунула ему свою, и Александр неловко ее поцеловал, вызвав у меня слезы умиления, после чего скрылся в дыре.
— Как думаешь? — зашептала сестрица, перегибаясь ко мне через стол.
— Думаю, дело в шляпе, — зашептала я.
— Ты уж постарайся, — вздохнула она. — Помни: дело прежде всего.
— Ты знаешь, для семьи я на все готова, — заверила я. Мы дружно перевели взгляд в ту сторону, где находился фундамент, и, не сговариваясь, ринулись копать.
Час работали спокойно и с полной самоотдачей, затем в поле нашего зрения возникли Коля-Веник и Сережа-Шайба, оба с лопатами. Мы замерли, видя столь грубое вторжение на нашу территорию, мысленно готовясь к решительной схватке не на жизнь, а на смерть. Оказалось, зря. Готовились то есть.
— Помочь? — флегматично предложил Коля, подходя к нам, Серега подумал и тоже подошел.
— Спасибо, — не очень уверенно проблеяли мы и кратко пояснили, что и как надо копать.
Парни трудились, и дело вроде бы спорилось, но покоя мы лишились окончательно. Вместо того чтобы достойно трудиться, наблюдали за каждым ударом лопат помощников, а также прислушивались: не раздастся ли вожделенный лязг металла по крышке сундука. В общем, не работа, а сущие мучения. Вечером мы с Мышильдой единодушно пришли к выводу, что никакой пользы от этакой помощи нет. Находясь в скверном расположении духа, я объявила вечер безалкогольным, чем повергла Евгения Борисовича в уныние, и напомнила Михаилу Степановичу, что его больничный лист закрыт и он сегодня заступает на ночное дежурство. Михаил Степанович пробовал было возражать, не учтя моего гневливого состояния, в результате чего отправился в шалаш, не закончив ужин. Иннокентию Павловичу тоже досталось, я лично осмотрела его колено и заявила, что в пределах километра он может передвигаться самостоятельно и неплохо бы ему взять на себя кое-какую работу по дому. После чего Иннокентий затих, Евгений убежал в неизвестном направлении, а мы с Мышильдой устроились в палисаднике послушать соловья.
