Чингиз Абдуллаев - Искусство выживания
Теперь вы понимаете, какие именно у нас были отношения, как я ими дорожил. Мы оба вели себя как нормальные цивилизованные люди, которые боялись случайно сорвавшимся словом и нарочито грубым жестом не понравиться своему собеседнику.
Конечно, я не удержался и позвонил ей уже на следующий день. А потом звонил ей почти каждый день. Наверное, это была некоторая наглость с моей стороны, но не требуйте от меня невозможного. Это было бы уже слишком целомудренно, даже для такого влюбленного человека, каким я стал после знакомства с Женей.
Глава 12
Почувствовав на себе удар Лихоносова, я понял, что Хейфиц заранее его обо всем предупредил. И прежде чем к нам подбежали другие люди, этот зарвавшийся певец ударил меня ногой еще раз. А уже потом подбежали соседи, стали кричать и, пытаясь меня поднять, оттеснили Лихоносова. Краем глаза я видел камеры в руках у двух операторов, которые снимали с разных сторон. Еще подумал, почему два оператора и почему такая съемка? И внезапно почувствовал боль в левом колене. Кажется, я действительно сильно ушибся при падении, ведь нужно было разыграть все достаточно натурально.
Пока появившиеся врачи «Скорой помощи» грузили меня на носилки, камеры продолжали работать. Интересно, что в какой-то момент, когда меня заносили в машину, оба оператора едва не столкнулись друг с другом. Надо было видеть их взгляды. Любой нормальный человек сделал бы единственно верный вывод, что эти двое явно не члены одной команды. Уже через двадцать минут меня несли в реанимацию. Потом врачи и медсестры куда-то исчезли, и появился довольно молодой врач лет тридцати пяти, который вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Он был больше похож на бизнесмена, чем на врача. Высокого роста, с заметным брюшком, светлыми волосами. Посмотрев на меня, врач поморщился и сказал:
– Спектакль окончен. Надеюсь, у тебя ничего не болит?
Учитывая, что я был старше его лет на десять-пятнадцать, мне стало даже обидно, что он обращается ко мне на «ты».
– Кто ты такой? – Я тоже решил обращаться к нему на «ты».
– Я – твой лечащий врач, – пояснил он, видимо, удивившись такому обращению, – и поэтому можешь называть меня Эдуардом Александровичем.
– А ты меня – Ильгаром Бахрамовичем.
– Первый раз вижу бомжа, который требует, чтобы его называли по имени-отчеству, – с удовольствием хмыкнул он.
– Я не бомж, – возразил я, чувствуя, как краснею от возмущения, – я актер, и меня наняли исполнить эту роль. Так что не переходи на личности. Я же не говорю тебе, что первый раз в жизни вижу делягу-врача, который готов за деньги выписать какую угодно историю болезни.
– Ну, ты и хам, – покачал он головой. – Ладно, нам все равно не жить вместе. Ты мне явно не подходишь. Судя по всему, ты у нас птица-говорун. А раз столько болтаешь, значит, у тебя ничего не болит.
– Нога болит.
– Пройдет, – отмахнулся этот тип, даже не посмотрев на мою ногу. – Сейчас медсестра возьмет твою одежду и переоденет тебя. Постарайся при ней не так много болтать. Договорились, актер?
– Хорошо. Можно, я оставлю у себя мобильный телефон?
– Можешь оставлять все, что хочешь, актер, – снова повторил он и, качая головой, вышел из реанимационной.
Почти сразу появилась медсестра и помогла мне раздеться. Затем ненадолго вышла, но я успел вытащить деньги, документы и телефон и спрятать их под подушку. Сестра вернулась, неся в руках больничную одежду, и спросила:
– Вы сможете сами переодеться? – Это была строгая женщина лет сорока, с типично азиатским широким лицом, узкими глазами и вдавленным носом.
– Спасибо, я все смогу, – пообещал я. – А куда денут мою одежду?
– Отправим в стирку и в химчистку, – пояснила медсестра, – она вся в крови. У вас что-то болит?
– Левая нога.
В отличие от нахального врача, хотя она тоже знала, что я почти не пострадал и, очевидно, была в курсе всего замысла, сестра добросовестно осмотрела мою ногу, пощупала ее и сообщила:
– Перелома нет, у вас сильный ушиб. Головой вы не ударились при падении?
– Нет. Только ногой.
– Тогда ничего страшного. Это заживет. Реанимационная будет вашей палатой. Кроме меня с Эдуардом Александровичем, сюда никто не будет заходить. У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания?
– Нет, ничего.
Она забрала мою одежду и вышла. Я остался лежать на кровати. Кажется, все прошло благополучно. Но только я так подумал, как раздался телефонный звонок. Это был Арвид.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Ничего не болит?
– Нет.
– Ты все сделал правильно, – подбодрил меня Арвид, – а теперь они сильно подставились и не знают, что им делать.
– В каком смысле?
– Они сообщили Лихоносову, что это будет подстава и ты нарочно упадешь под его машину, но не учли, что мы будем снимать весь процесс аварии на пленку. И там четко видно, как он совершает наезд, а затем выходит из машины и дважды бьет ногой лежащего на асфальте пострадавшего. Представляешь, что произойдет, если мы обнародуем эти записи?
– Представляю. Как он мог там глупо подставиться?
– Хейфиц сказал ему, что все это просто уловка, не авария, а сплошное надувательство. Вот он и не сдержался.
– Что мне теперь делать?
– Пока ничего. Теперь ход за Хейфицем. Посмотрим, что именно он предложит. Ведь его оператор тоже снимал весь процесс на свою камеру. Но ты все сделал почти профессионально. Никто не заподозрит, что это был сознательный прыжок на машину. И такое количество брызнувшей крови! В общем, подождем. Может, он предложит нам мир, который будет лучше доброй ссоры, и отдаст нам добровольно своего Лихоносова.
Я впервые в жизни слышал такой длинный монолог Арвида, состоящий из десяти предложений. Обычно бывает не больше двух или трех. Поэтому, попрощавшись с ним, я улегся поудобнее и закрыл глаза. В этот момент снова зазвонил телефон. На этот раз это был сам Леонид Иосифович.
– Как вы себя чувствуете, Салимов? – спросил он.
– Спасибо, все нормально.
– Вы прекрасно прыгнули на машину. Очень натурально и естественно. Просто настоящий творческий акт. Мы сразу решили, что не будем вам мешать, а уже потом вмешаемся и представим наши доказательства. Мы засняли весь процесс на пленку. Теперь надо, чтобы вы выступили в вечерней программе новостей. Вся страна и весь мир узнают о подлом и преступном замысле Глеба Мартыновича. Думаю, он будет раздавлен и уничтожен. Я гарантирую после вашего выступления очень крупные неприятности нашему другу Палехову. Как вы считаете, мы сможем их гарантировать?
– Полагаю, что да.
– Я тоже так думаю. Когда мы будем готовы, я вам позвоню, чтобы вы заранее подготовились.
– Подождите, – прервал я его, – мы так не договаривались. Я думал, что вам нужна только информация о наезде Лихоносова, а теперь вы меняете условия игры и требуете, чтобы я еще и выступил.
– Что вы хотите? – Хейфиц был деловым человеком и сразу вникал в суть любой проблемы.
– Еще двадцать пять тысяч.
– Только после вашего выступления на телевидении. Если все пройдет благополучно, получите еще двадцать пять тысяч долларов. Это я вам гарантирую.
– Спасибо. В таком случае считайте, что я уже выступаю там, где вы захотите.
– Это мы посмотрим, – и он, не прощаясь, отключился.
Я сразу перезвонил Арвиду и рассказал ему о звонке Хейфица.
– Чего хочет эта лиса? Мы сидим и не понимаем: почему он разрешил, чтобы наезд состоялся? Ведь он должен был понимать, что после этого мы размажем его протеже по стенке и заставим Лихоносова перейти к нам.
– Его оператор снимал весь процесс аварии на пленку.
– Знаю. Точно как и наш. И там наверняка похожие кадры.
– Вы меня не поняли. Хейфиц предлагает еще двадцать пять тысяч долларов, чтобы я выступил с опровержением этой аварии и рассказал о том, как ее готовил Глеб Мартынович.
– Не нужно называть никаких имен, – строго одернул меня Арвид. – Он что, сошел с ума? Или считает, что может купить вашу жизнь за такую ничтожную сумму? Если вы решитесь выступить, то после подобного заявления за вашу жизнь никто не даст и пяти рублей, настолько очевидной будет ваша внезапная и очень скорая смерть. Вас даже не защитят больничные стены. Не говоря уже о том, что у самого Хейфица тоже будут большие неприятности.
Кажется, впервые в жизни я почувствовал, как дрожит от негодования голос Арвида. Он просчитал все варианты и явно разозлился. Наверное, идея с аварией была именно его, а позже понравилась и самому Палехову.
– Что вы мне советуете? – спросил я своего опасного собеседника.
– Ни под каким видом не выходить из реанимационной палаты и не отвечать на звонки Хейфица. Скажешь позже, что у тебя отняли мобильный телефон. Эдуарда Александровича мы предупредим, чтобы к тебе не пускали посторонних.
– Хорошо. – Я не стал напоминать ему о деньгах – Арвид может заподозрить неладное, поэтому для начала просто согласился со всем, что он сказал. Мы закончили разговор, и я удовлетворенно перевернулся на бок. В это время снова раздался звонок.
