Леонид Влодавец - Приговоренный
От этого в голову прокурора зашла одна темная, мрачная, скользкая мыслишка. А что, если эти трое возьмут и договорятся с Клыком? В принципе ведь могут. И он человек, и они люди. Конечно, риск велик, и Клыку стремно, и его конвоирам. Три миллиона долларов на четверых плохо делятся. Клык, правда, то ли придуривается, то ли действительно не знает, сколько стоит содержимое нычки. Да и для тех троих, что с ним, неизвестна не только подлинная стоимость того, что в нычке, но и вообще, что, собственно, в нычке находится. Потому что это требует особого подхода, нельзя содержимое нычки тут же потащить на базар и продать из-под полы. И не всякий банк возьмется хранить. В общем, товар этот быстро не обернешь. А начнешь оборачивать, не зная, как, что и почему, — обязательно влетишь. Либо к властям под крылышко, либо к крутым под перышко. Но ведь если Клык знает хотя бы приблизительно, какую сумму можно выручить за нычку, то может, если припрет, и поделиться в расчете на милость Прокуроровых людей. А у тех ретивое может взыграть. Конечно, Клык им без надобности. Он бы им пригодился только в том случае, если б они решили с Иванцовым в кошки-мышки поиграть, пошантажировать раскрытием истории с ложной казнью. Но для этого надо не только крепкими мышцами обладать, но и мозгами.
А у этих ребят уровень не тот. Если они узнают цену нычке и захотят Иванцова кинуть, то Клыка приведут в исполнение. Не стоит делить на четыре, когда можно на три. Получить по зеленому лимону и исчезнуть. Не объявишь же на них всероссийский розыск. Самого себя эдак посадить можно.
Иванцов даже головой мотнул, чтобы отбросить эту сосущую под ложечкой мысль о предательстве. Все трое не раз доказывали, что доверять им можно. Никуда им без Иванцова не деться. Привязаны и повязаны намертво. На каждого из них дело лежит приторможенное. Если дернутся и попадутся, то, подставив прокурора, от вышки не отвертятся. И потом, все трое давно и постоянно стучат друг на друга. Точнее, Иванцов приучил их к откровенности, приглашая по одному посидеть за бутылочкой или с удочкой на зорьке. Причем каждый из них знал, что два других не станут ничего утаивать о нем. Как тут заранее сговориться? А только сговорившись, заранее можно было прикинуть, что делать с нычкой… Да и времени не было.
Но что ж там произошло, черт возьми?
БОЛОТО — ДЛЯ БЛАТНЫХ!
Второй час Клык вел по болоту своих «друганов». Тот самый спокойный участок, который при желании можно было за десять минут пройти по прямой, он крутил так долго, как только мог. Такие зигзаги и повороты выделывал, что сам удивлялся. И что удивительно — особой усталости не чуял. Это Клык еще в армии заметил: когда гонит взвод на марш-броске сержант или лейтенант, то все время ощущаешь усталость, подавленность, тяжесть какую-то. А вот когда сам командуешь, то вроде и нет ее, усталости этой. Так и в этот раз. Конвоиры в своих болотных сапожищах упрели. У них в эти сапоги полведра пота набежало. А Клык, которому рано утром пришлось ноги в кроссовках холодной водой пропитать, вроде бы притерпелся. Да и вода прогрелась помаленьку.
Не ошибся Клык. После того как Сеня Левый провалился, и Трепло, и Правый ни шагу в сторону не делали. Топали исключительно за Клыком, куда бы он ни шел. А поскольку от частой смены направлений у них постепенно терялась ориентировка, то все чаще Клык, оборачиваясь, видел на лице Трепла озабоченное, даже испуганное выражение. И хотя Трепло молчал или ругался, но никак не делился с Клыком своими мыслями, Клык хорошо понимал, какие это мысли. А думал Трепло, по прикидке Клыка, исключительно над тем, как выйти из болота, если на обратном пути не будет проводника. Может, конечно, он и загодя об этом размышлял, но вот нынче, на местности, уловил, насколько это сложно. Может быть, если б не провалился Левый, то Трепло так не волновался бы. Не увидев воочию, что опасность реальна, в нее не поверишь. А тут всего полшага в сторону, р-раз! — и по пояс. Хорошо, что не с головой, и хорошо, что Правый успел подсуетиться.
Но, так или иначе, теперь у Юшка было раз в пять больше шансов осуществить задуманное. Не зря он прошлую ночь без сна промучился. Зато сегодня все — тьфу-тьфу — идет как надо.
Клык вышел на большую кочку, заросшую травой и кустиками, росла тут и пара-другая корявых березок. Здесь заканчивался тот самый простой участок пути, который гражданин Гладышев превратил в сложный. Дальше начинался на самом деле трудный участок, но вот об этом Клык сообщать не собирался. Напротив, он счастливо улыбнулся и сказал выбиравшемуся на кочку Треплу:
— Перекурим, гражданин начальник. Самое трудное место прошли.
— Далеко еще? — спросил Трепло.
— Метров двести, но это уж так, семечки.
Подошли Правый и Левый. Клык исподволь оценил физическое состояние молодцов и сделал вывод: сдохли. А по тому, как они с беспокойством и даже, можно сказать, с настоящим страхом смотрели назад, силясь вспомнить дорогу, стало яснее ясного, что им сейчас очень не хочется убивать Клыка сразу после обнаружения нычки. И взгляды, которыми Правый и Левый обменивались с Треплом, говорили о том же. Пусть, мол, сукин сын, выведет нас отсюда, а уж потом можно и замочить…
Отчего-то Клыку захотелось узнать, были у этих мордастых мамы и папы, откуда они родом, сидели или нет, женаты или так обходятся, есть ли дети, хотя бы незаконные. Конечно, спрашивать вслух об этом он не собирался, но интерес такой появился. Отчего? Да потому что отсюда, с этого болота, кому-то дороги не было. Или им, или Клыку. Они-то пока еще считают, будто им солнце светит, а Клык последние километры по земле дохаживает. Как будто они, заразы, имеют право жить и воздух нюхать, а Клык его отродясь не имел. Будто Клык не человек, а железка какая-то, робот-кибер вроде Терминатора, которого благое дело — либо под пресс, как в первой части, либо в переплавку, как во второй. А потому они, которым жить не запрещено, своей властью решают, когда Клыку засветить в затылок: сразу, как только нычку достанет — так начальство приказало, — или после того, как он, дурачок, их из болота выведет и нычку им отдаст.
Сам Клык уже не раз отрицательно решал вопрос о чужом существовании. Может, они, те люди, тоже жить хотели и на какую-то удачу в этой жизни нацеливались, но попали Клыку поперек дороги. Двух баб, которые в долю просились и пытались его шантажировать, алчных, жадных, продажных лярв, он жалел меньше всего. Ни детей у них не было, ни добрых рук, ни ума, ни сердца, ни теплоты. Обманывали, подличали, на халяву прожить собирались. Но все-таки и по ним у Клыка иногда на душе скребло. Вроде бы он и каяться в этом не собирался, но почему-то думал, что, может, и не стоило этих дур мочить. Не очень жалел он и охранника, которого застрелил в том злополучном магазине. Там надо было выбирать, чей «макар» быстрее. Кто ж знал, что тот мужик вместо того, чтоб спокойно к стене повернуться, начнет рыпаться? Молодой парень, небось думал, что раньше успеет. Но ведь и Клыку жить хотелось. Не меньше, чем сейчас. На зоне Клык одного уделал ложкой в глаз и тоже о том жалеть не имел привычки. Там все было просто: или быть удавленным, или как-то открутиться. Может, тогда придавили бы, так теперь не страдал бы? И не изведал бы, что такое камера смертников, и не прожил бы столько дней полуживым-полумертвым, и не ждал бы сейчас, в очередной раз, пика пойдет или черва. Если кого из убиенных Клык и вспоминал с досадой на себя, так это был старик сторож, которого уложил ударом монтировки. Самое страшное, так это то, что в милицейском досье на Клыка этого факта не было. И взял-то он на том деле, в сельмаге, всего ничего — две тыщи рублей с копейками. Правда, старых, еще советских, но все одно за такие деньги старика мочить западло. Одно утешение: тогда уже работал один, сам по себе, и никто не мог ему это поставить в укор.
Клык обнаружил, что курево у него кончилось. Почти всю суточную пачку «Беломора» он высмолил вчера, пару-тройку оставшихся папирос добил сегодня, во время предыдущих перекуров. Получалось, что надо стрелять табачок у конвоя.
— Гражданин начальник, — вежливо попросил Клык, — не угостите сигареткой особо опасного рецидивиста?
— Хрен, завернутый в газетку, заменяет сигаретку, — проворчал Правый.
— Если хочешь закурить, вон на стенке член висить! — хмыкнул Левый.
Во гады, а? Жлобы позорные! Но не будем рыпаться, надо вести себя тихо, смирно и даже глазами на них не зыркать, время еще не пришло. После попомнят!
— Дай ему, — разрешил Трепло, и Левый подал Клыку «LM». Слабовата Америка, но для такого расклада ништяк. Горела сигаретка быстро, Клык глотал сладкий дымок по-мелкому, не разрешая себе ее скурить в три затяжки, что его пока еще здоровые легкие вполне позволяли.
Нет, Клык не успокоился. Они его что, за сявку держат? Порадовались, видно, что «самое трудное» место прошли. Думают, что Клык им поверил и жизнь себе выслуживает? Ну-ну, посмотрим…
