Скотт Смит - Сумка с миллионами
Пульса не было.
Я ехал по парку на восток, параллельно дороге, так, чтобы меня не было видно. Примерно через минуту я уже был у пруда. Пруд замерз. Столики для пикников, присыпанные снегом, сиротливо стояли вокруг него.
За прудом парк становился гуще. Теперь приходилось внимательнее и осторожнее выбирать дорогу, объезжая все кусты и деревья. Ветки часто задевали и цепляли меня за куртку, как будто пытались меня задержать.
Тело Педерсона я усадил на сиденье перед собой, чтобы придерживать его руками. Так что мы ехали, как пилоты в небольшом самолете.
Я старался думать только о своем плане и изо все сил пытался не вспоминать о том, что произошло за это утро, потому что чувствовал, что это приведет только к страху, тревоге и замешательству. А мне надо было действовать четко и уверенно. Так что я сосредоточился только на этом.
Я знал, что мост расчищен и посыпан солью. По краям должны лежать глубокие сугробы. И если Педерсон решил бы проехать по мосту, то, чтобы не сломать и не повредить снегоход, ему пришлось бы ехать как раз по этим сугробам, которые шириной как раз подходили для снегохода, а высотой были совсем немного ниже перил моста.
Конечно, люди удивятся, что старик Педерсон делал на этом мосту и зачем ему понадобилось переезжать его, но эти вопросы точно не наведут на нас никакого подозрения. Это так и останется загадкой, вопросом, на который никто никогда не найдет ответа… конечно, если только самолет не найдут раньше, чем пойдет снег. Тогда по следам можно будет восстановить истинную картину происшедшего.
Я посмотрел на небо. К моему разочарованию, оно становилось все чище и яснее. Солнце пробивалось сквозь ветви деревьев. Воздух был холодный и бодрящий. На небе остались только белые, легкие облачка, которые не предвещали никакого снега.
Чем ближе я подъезжал к краю парка и мосту, тем тяжелее мне было концентрироваться на моем плане. Мне постоянно мешали мысли о чем-то другом. Я начинал все больше обращать внимание на тело Педерсона, которое я прижимал к снегоходу собственной грудью. Его голова лежала прямо у моей щеки. Даже через шляпу я чувствовал запах его волос. Тело его было плотным и твердым, совсем не таким, как я предполагал. Мне даже показалось, будто старик жив.
И как только я подумал об этом, о том, что Педерсон мертв, что я убил его, что я лишил его жизни собственными руками, мое сердце сжалось в комок, мне стало тяжело дышать. Я вдруг понял, что переступил черту, совершил нечто ужасное, отвратительное и жестокое, то, чего никогда от себя не ожидал, то, на что был просто неспособен. Я отнял у человека жизнь.
Эта мысль привела меня в недоумение, сбила с толку, запутала. Я начал вспоминать все, что произошло, думать о том, что еще может произойти, я пытался думать рационально, обвинять себя и тут же отрицать вину. И только благодаря всей силе воли, которую мне удалось собрать в кулак, я сумел сохранить самообладание. С невероятным усилием я заставил себя успокоиться и сконцентрироваться только на мысли о том, что будет происходить в ближайшие пятнадцать минут.
Я ехал к восточному краю парка, придерживая руками тело Педерсона, объезжая деревья и кусты. Одна половина моего сознания думала о мосте, Джекобе и шерифе, а вторая пыталась бороться со странным, ужасным и жутким чувством — мыслью о том, что теперь я в ловушке, что теперь всю жизнь мне придется расплачиваться за то, что я совершил… пытаясь спасти Джекоба, я погубил нас обоих.
Самый южный угол парка приходился как раз на начало моста.
Прежде чем выехать на открытое пространство, я остановился, чтобы осмотреться и убедиться, что поблизости никого нет. Здесь речка была шириной примерно пятнадцать ярдов. Ее покрывал довольно толстый слой льда, который, в свою очередь, был покрыт тонким слоем снега. Джекоб еще не приехал.
Я выехал на дорогу, осмотрелся: посмотрел сначала на восток, потом на запад. Машин не было. Где-то вдалеке в деревьях я рассмотрел небольшой дом. Потом оказалось, что он был намного ближе, чем я тогда подумал. Я довольно отчетливо разглядел окна и собаку Педерсона — колли, которая сидела на верхней ступеньке крыльца. И если бы там кто-нибудь стоял, то меня бы точно заметили.
Осмотревшись, я осторожно въехал на мост, остановился и слез со снегохода. Отсюда, с середины моста, до льда было примерно футов десять. Перил было почти не видно, их замело снегом.
Я положил руку Педерсона на руль, поставил его ноги на подножки и поустойчивее усадил его. Ружье я повесил ему на плечо, шляпу поглубже натянул на голову, замотал шарфом шею и половину лица.
Когда все было готово, я прибавил газа и еще раз огляделся вокруг. На дороге не было никакого движения, все было тихо. Колли по-прежнему сидела на крыльце дома Педерсона. Конечно, нельзя было точно сказать, смотрел ли кто из окон дома, но, как мне показалось, там никого не было. В окнах только отражалось голубое небо и ветки деревьев, окружавших дом. Я направил лыжи снегохода к обрыву и слегка подтолкнул его. Снегоход замер, балансируя на перилах.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить, не забыл ли чего. Мне показалось, что я все учел и просчитал.
Вдруг вдалеке гавкнула колли.
Тогда я открыл глаза, спрыгнул с сугроба на дорогу и плечом толкнул снегоход. Столкнуть его оказалось очень легко. Одно маленькое движение… и снегохода на мосту уже нет. Когда он упал на лед, послышался громкий треск и грохот… потом я услышал, как заглох мотор.
Я забрался на сугроб, чтобы посмотреть, что там внизу.
Снегоход упал прямо на Педерсона и придавил его. Лед вокруг покрылся трещинами, но не раскололся. Сквозь трещины просачивалась вода.
Шляпа снова слетела с головы Педерсона. Его голова и седые волосы почти уже полностью скрылись под ледяной водой. Лицо старика было плотно замотано шарфом. Одну его руку прижал снегоход, а вторая безвольно откинулась в сторону. Все это создавало впечатление, как будто старик умер, пытаясь высвободиться.
Джекоб приехал через пару минут. Он остановил машину, и я забрался в салон. Когда мы отъехали от моста, я обернулся и увидел тело старика… ярко-рыжее пятно на белом льду.
Мы уже второй раз за день проезжали мимо дома Педерсона. Колли снова на нас залаяла, но Мери Бет, который лежал на заднем сиденье, свернувшись калачиком, почему-то не отреагировал. Когда мы проезжали мимо, я обратил внимание на то, что из трубы действительно идет дым. Значит, жена старика дома… наверное, она сидела в гостиной у камина и ждала возвращения мужа. От этой мысли мое сердце снова сжалось в комок.
Когда мы проехали место, где следы лисы пересекали дорогу, я услышал, как Джекоб вздрогнул и прошептал:
— Господи…
Я посмотрел в окно. Все вокруг было истоптано. Тут были следы лисы, собаки, Джекоба, Луи, ну и, конечно, мои. На обочине остались следы от шин моего фургона и лыж снегохода. Да, этих следов невозможно было не заметить… Кроме этого, довольно явно была видна и тропа, ведущая в лес. Она напоминала огромную стрелку, которая показывала, где лежит самолет.
Увидев все это, Джекоб снова заплакал. По его щекам потекли слезы, а губы задрожали.
— Все будет хорошо, — сказал я, стараясь говорить как можно более спокойно и уверенно. — Скоро пойдет снег. А как только начнется снегопад, следы исчезнут.
Джекоб ничего не ответил. Он начал вздрагивать от глухих рыданий.
— Прекрати, — снова заговорил я. — Так дело не пойдет.
Джекоб вытер мокрые от слез щеки. Пес потянулся с заднего сиденья к хозяину и попытался лизнуть его в лицо, как будто хотел успокоить и утешить Джекоба, но брат оттолкнул Мери Бет.
— Все в порядке, — добавил я. — Как только пойдет снег, все будет в порядке.
Джекоб глубоко вздохнул и кивнул в знак согласия.
— Джекоб, ты не должен так реагировать. Мы должны сохранять спокойствие, иначе нас действительно могут заподозрить в чем-то. Надо постараться вести себя так же, как и раньше.
Брат снова кивнул. От слез глаза у него покраснели и припухли.
— Все под контролем.
— Я просто устал, Хэнк, — произнес он почти шепотом. Было видно, что Джекобу тяжело говорить. Он посмотрел в окно.
Кровь из носа у него почти остановилась, но Джекоб так и не стер ее с лица… над его верхней губой все еще были те же смешные усы, которые делали его похожим на растолстевшего Чарли Чаплина.
— Просто я не выспался… и устал.
Проехав через парк, мы выехали на его северной стороне и повернули на Тафт-роуд. На этой стороне парка все было точно так же, как и на той, откуда мы только что приехали, — те же деревья, клены, каштаны, несколько сосен и березы. На некоторых соснах до сих пор лежал снег, должно быть, он остался еще со вторника. Повсюду летали птицы, создавая постоянное еле заметное движение и суету. Других признаков дикой жизни не было — ни зайцев, ни оленей, ни енотов, ни опоссумов, ни лис. И мысли о том, что где-то здесь, совсем неподалеку, лежит самолет, а в нем мертвый пилот и мешок с деньгами, а в реке — Педерсон, которого я задушил собственными руками, казались абсолютно абсурдными.
