Ирина Горбачева - Москва-Ростов-Варшава
Но, ни Лионеллы, ни мальчиков там уже не было. Неужели мне показалось? Нет, я уверена это была она! Неужели наша Лёля может одеть на себя то, в чём я её увидела? Что это я об одежде? Причём здесь нищие мальчики? Может они отдельно стояли? Нет, я заметила как тот, который меньше ростом держал её за руку.
Пока я доехала до Аллы Константиновны, где должен был меня ждать папа, я думала, мой разум взорвётся от догадок и предположений. До нужного дома я неслась, словно могла опоздать поделиться новостью с близкими мне людьми и если задержусь в пути, то они никогда не узнают, кого я видела полчаса назад.
– Ника, что случилось? – испуганно спросила Алла Константиновна, открыв двери и увидев моё красное, мокрое от пота лицо и растерянный взгляд.
– Я Лёлю видела! – выпалила я, задыхаясь от нетерпения. Только выплеснув из себя все подробности встречи с сестрой, я немного успокоилась.
Внимательно выслушав мою тираду, папа выдвинул своё предположение.
– Её накачали транквилизаторами и используют, как нищенку.
По-другому не может быть! Надо идти в милицию. Пусть раздадут Лёлино фото постовым метрополитена.
Он несильно ударил кулаком по столу. Я бросилась к телефону, пытаясь дозвониться до Глеба в Ростове. На моё счастье он оказался на своём рабочем месте.
– Особой радости мало, – спокойно выслушав мой восторженный рассказ, сказал он.
– Главное, она жива! – возразила я ему.
– Нет, дорогая, главное, найти её живой, – твёрдо ответил он, – знаешь, у тебя сохранился номер телефона Владимира? – позвони ему. Уж если кто и поможет в этой ситуации, так только он. Боюсь, милиция метрополитена сыграет плохую роль в этом деле. Всё, давай вечером звони на домашний, поговорим. Всё пока дорогая, некогда.
Во-первых, звонить, на чей домашний, а во вторых вечером это когда? Под утро? – невесело размышляла я. Порывшись в своих записях, я нашла номер телефона Владимира, но в трубке слышались одни гудки.
– Ты, знаешь, доня, а твой Глеб прав. В метро столько нищих и мне приходилось несколько раз видеть, как милиционеры в форме, не стесняясь пассажиров, брали у них деньги и клали в свой карман.
Я передала номер телефона Владимира отцу, с тем, чтобы он связался с ним и выяснил всё, что мог, пока я буду в Польше.
– Не нравится мне твоя затея с поездками, – грустно сказал отец.
– Не переживай родной, всё будет хорошо, – чмокнула я его в щёку.
– Ника пока конечно езжай, но как приедешь, мы найдём выход из положения, – Алла Константиновна, закурила сигарету и подмигнула мне, от чего на сердце стало спокойней.
– Алла Константиновна, ещё не хватало, чтобы вы ввязались в наши денежные вопросы! Я отработаю.
– Мы не чужие люди. Не обижай меня, – она прижала меня к себе, – я знала, что этот хлюст когда-то, но предаст Лёлю. Вот уж воистину «Любовь зла».
Да, и моё мнение, что Лёлька сильно ошиблась. Но что поделать, когда любишь на глазах пелена. Отец периодически названивал Владимиру, пытаясь его застать на работе, а я поехала выкупать билеты в Варшаву.
На следующий день папа провожал меня на Белорусском вокзале. Помог расположиться в купе и, чмокнув на дорожку, поехал на встречу с Владимиром. Через некоторое время ко мне подошёл молодой человек, некий Вадим. С ним мы ещё вчера созванивались по телефону и договорились о встрече. Он внёс в купе большую запечатанную коробку с телевизором. Установил его между столиком и лежанкой СВ. После того как ушёл Вадим, двери купе открыла женщина средних лет.
– Мы вместе едем? – поздоровавшись, спросила она, – давай ставь сюда коробку в ноги, а ту поменьше наверх, – скомандовала она носильщику, – хватит, хватит, я вас здесь всех уже озолотила, – манерно произнесла женщина, протягивая носильщику крупную купюру.
– Ну, давайте знакомиться, – окинула она меня оценивающим взглядом. По-хозяйски расставляя свои сумки, она выложила на столик пакет с продуктами достала дорожный костюм.
– Меня Ниной зовут, – с улыбкой представилась она.
– Вероника. Можно просто Ника. Вы хотите переодеться? Я выйду, – и я вышла в тамбур, прощаясь с пригородом Москвы через окошко вагона, думая о том, как я не люблю ехать с кем-то! – сейчас начнётся кто вы, да откуда? Хочется просто смотреть в окно и думать о своём. Надо раньше лечь и постараться заснуть.
– Спасибо Ника. Я уже готова, теперь вы можете переодеться, – выглянув из купе через некоторое время, сказала моя попутчица.
– Тоже на заработки? – поинтересовалась она, хитро улыбаясь, когда мы с ней перестали суетиться, а колёсный перезвон поезда отсчитал приличное количество километров от Москвы.
– Заработки? Какие заработки? – не стала открывать я все свои «карты» чужому человеку.
– Да, ладно! Смотрю, вам молодой человек телевизор поставил и убежал. Значит не родственник, – изощрялась в своей наблюдательности дамочка.
– Меня вообще-то, папа провожал, а телевизор везу соседям своей тётки. Это её племянник принёс коробку, – мне показалась подозрительным любопытство попутчицы, поэтому я решила отвести разговор в сторону и спросила её.
– А вы к кому едите? В коммерческих целях или тоже в гости?
– А как сейчас выжить? Вам москвичам ещё можно жить, а нам на периферии, – махнула она рукой и стала раскладывать продукты на столе, – угощайтесь, – предложила она обыкновенный набор туриста: варёные яйца вкрутую, жареные куриные окорочка (куда теперь без них), солёные огурчики.
– Спасибо. Знаете, и москвичам сейчас не сладко. Людской поток большой, а магазины так же пусты, как и на периферии. Только я не москвичка, я из Ростова на Дону. Я тоже выложила на столик аккуратно свёрнутый пакет, который, несмотря на мои протесты, собрала Алла Константиновна.
В пластмассовом лоточке лежало несколько небольших отбивных в кляре. Зная, что они мне очень нравятся, Алла Константиновна постаралась и положила достаточное их количество, чтобы угостить всё купе, думая, наверное, что я еду в купированном, а не в СВ вагоне.
– Это пирожки такие?
– Угощайтесь, Нина, очень вкусно. Это мясо в кляре. А вы, из какого города?
– Я из Челябинска. За товаром еду. Хочешь подработать? Ты молодая деньги всегда пригодятся? Будешь возвращаться от тётушек, перевезёшь мне баул с вещами. Триста баксов твои в Москве.
– Да нет, спасибо, я не по этой части, – с неохотой поддерживать разговор, ответила я.
– Да ладно, говори мне! Ну, не хочешь и не надо. Вкусное, какое мясо! Ты что спать уже хочешь? – спросила она, видя, что я прилаживаю под голову, то, что называется в поезде подушкой. – Почитать хочется, сказала я, раскрывая газету, купленную на вокзале.
Нина убрала со стола остатки пиршества и вышла из купе. Я лежала и думала, что этот прохиндей Марк Анатольевич явно надурил меня. Как и предполагал Глеб считать я не умею! Интересно, думалось мне, а как быстро бы я освободилась от долга, если бы он мне оплатил услуги честно? Я достала из сумочки небольшой калькулятор и стала считать свою «упущенную прибыль», но тут дверь открылась и вошла Нина. Окинув меня взглядом говорящим, что, мол «мне с тобой всё понятно», она с ухмылкой на лице обратилась ко мне.
– Я же говорю «рыбак – рыбака»! Прибыль уже считаешь? Давай вместе работать.
– О чём вы? – я в сердцах бросила калькулятор в сумку и принялась за чтение.
Мне была неприятна её бесцеремонность и наглость. Разговаривать с ней не хотелось. Спать тоже. Ночь казалось, тянется бесконечно. Стук колёс по рельсам, всегда убаюкивающий меня, теперь раздражал до невыносимости.
Наконец кошмар закончился, мы въехали на Брестский вокзал. Здесь нашему составу должны менять подкатные. На это уходит два часа. А пока их меняют, пограничники ставят отметки в паспортах, таможенники проверяют кладь и багаж. И тут меня словно током ударило. Я не позвонила Андрею-таможеннику. Так меня последние события закрутили, завертели, что из головы всё выскочило. Бешено заколотило сердце. Пальцы рук стали ледяными. Я покраснела, как рак. Нина посмотрела на меня исподлобья, но ничего не сказав, вышла из купе.
– Всем зайти в свои купе, – раздался громкий приказ пограничника.
Я сидела, ни жива, ни мертва. Нина протянула мне листочки таможенных деклараций.
– Вот у проводника взяла, заполняй. Давай подскажу.
– Я разберусь, знаю как, – немного раздражённо тихо ответила я ей.
– Понятно, понятно, – процедила она сквозь хитрую ухмылку. Когда зашла таможенница, я сидела, боясь выказать своё волнение.
– Вы везёте запрещённые вещи? – спросила она меня, бегло просмотрев, вещи Нины.
– Нет, всё указанно в декларации.
– Женщина, выйдите, пожалуйста, из купе, – обратилась таможенница к Нине.
– Так, девушка, а с вами займёмся. Ещё раз спрашиваю: везёте запрещённые предметы, незадекларированную валюту? Не скрывайте, хуже будет, лучше скажите, где спрятано и что везёте?
– Я вам правду сказала, везу то, что вы видите, – старалась успокоить внутреннюю дрожь, ответила я ей.
