А. Шантарский - Не бойся
«Только зря время теряем», — подумал он и решительно поднялся.
Но дверь купе отошла в сторону, и вбежал Тюлень.
— Твой план сработал, — обрадовал он. — Громила только что вошел в туалет.
— Действуем, — скомандовал Атаман. — Врываемся в купе. Твой слева, мой справа. — И уже как бы самому себе добавил: — Главное — не суетиться.
Они вышли из своего купе и закрыли его на ключ. Дошли до третьего купе, уже спокойно посмотрели по сторонам. Когда начиналось дело, нервозность автоматически исчезала, на смену ей приходили сосредоточенность, собранность и хладнокровие. Алексей бесшумно вставил и повернул ключ в замке, затем резко отодвинул дверь в сторону, и они ворвались внутрь. Не ожидавшие нападения мужчины только успели вскинуть головы с выпученными от изумления глазами — внезапность и наглость сыграли решающую роль. Алексей ударил своего ногой в височную кость, и тот отключился, откинувшись на спину. Тюлень же специальных мест для нанесения удара не выбирал, а воткнул свою кувалду в лицо несчастного с такой силой, что тот проскользнул по полке, стукнулся затылком о стену и затих. Лицо его представляло сплошное кровяное месиво.
— Закрой дверь! — крикнул Атаман, укладывая бесчувственное тело на полку лицом вниз и заламывая ему руки за спину.
Гущин хлопнул дверью и щелкнул задвижкой, затем последовал примеру напарника. Но пока он разворачивал тело, из бокового кармана пиджака выскользнул и упал на пол с глухим звуком тяжелый металлический предмет.
— Ого! — воскликнул Алексей, повернувшись на звук. — Пистолет Макарова. — Он поднял его и сунул сзади за пояс.
Кто-то постучал в дверь условным сигналом.
— Открой, только медленно, — сказал Атаман и легко забрался на верхнюю полку, вытянувшись лицом к выходу.
Тюлень повернул задвижку и сел на нижнюю полку, лицом к окну. В купе ввалился человек невероятных размеров, как ввысь, так и вширь. Заметив незнакомца, спокойно наблюдавшего за дорожной панорамой в окно, он рассвирепел.
— Ах ты, сволочь, — и бросился на Виктора. Но Алексей с замаха от потолка тюкнул его по макушке железным прутом, завернутым в кусок простыни. Ноги у громилы подкосились, и он рухнул, задев лбом угол откидного столика, отчего алюминиевый ободок погнулся. Теперь двое лежали на полках со связанными за спиной руками, один распластался на полу.
Кроме небольшого чемодана и средних размеров кожаной хозяйственной сумки, вещей они не обнаружили. Они вытряхнули содержимое наружу, но денег там не оказалось.
— Вот это номер, — присвистнул Виктор. — Полный облом.
Один за другим застонали мужики на полках.
— Заткни их, — с раздражением потребовал Алексей.
Тюлень разорвал пополам остатки простыни, которую они уже использовали, спутывая руки, и заткнул рты нарушителям тишины.
«Тут что-то не так, — задумался Атаман. — Не станут же они пустые, без денег, таскать по всей стране с собой ствол».
Теперь его прервал телохранитель, который закряхтел и встал на корточки. Но Гущину новой команды не понадобилось, он поднял прут, брошенный Казаковым, и приложил его к затылку очухавшегося так, что, казалось, тот уже никогда не сможет подняться.
Атаман прощупывал стенки чемодана, проверяя мелькнувшую догадку.
— Дай нож, — попросил он подельника. Виктор щелкнул выкидным лезвием и протянул нож напарнику. Тот надрезал шов в углу чемодана и тотчас воскликнул: — Есть!
Последняя операция оказалась самой сложной и трудной, но и самой прибыльной. Когда вскрыли второе дно, там обнаружили ровно четыреста тысяч рублей. Сто пятьдесят тысяч принадлежали исполнителям — по семьдесят пять на брата. Старший лейтенант Мирошниченко обещал какое-то время осужденных не беспокоить, а трофейное оружие сохранить до их освобождения.
Вечером Алексей получил письмо от матери, в котором она сообщала, что ей выдали ордер на квартиру и что на следующей неделе собирается переезжать. Писала, что его друг, Сайфутдинов Марат, обещал организовать рабочую силу и грузовую машину. Мать также передавала привет от Мухиных. Мать с братом и сестренкой Атаман недавно видел на очередном свидании и, как обычно, передал через отрядного деньги. Света не приехала из-за беременности. Алексей жил каким-то ожиданием, как ему казалось, чего-то хорошего, неизведанного, грандиозного и очень значимого. И такой день наступил. Четырнадцатое июля 1964 года — дата, которая теперь для него будет самой важной, потому что в этот день он получил телеграмму с сообщением о рождении его дочери.
Последующие два года в колонии пролетели незаметно. Похожие серые дни, недели, месяцы сменяли друг друга. Серьезных и крупных дел у подельников не было, но мелкие и периодичные приносили постоянный доход, укрепляя уже приличное финансовое положение заключенных.
Наступил день, когда за ворота колонии без сопровождения конвойных вышел Казаков Алексей Леонидович, оставив за спиной четыре нелегких года. Он полной грудью вдохнул сладкий воздух свободы. Было ощущение, что пространство развернулось и расширилось до необъятных, немыслимых размеров. Еще не верилось, что он волен распоряжаться временем по собственному усмотрению: делать все, что взбредет в голову, идти куда вздумается. Это уже был не тот худощавый, ершистый подросток шанхайских трущоб, а высокий, красивый, мужественный и волевой парень, с завидным размахом в плечах и с хорошо развитой мускулатурой.
Он услышал звонкий автомобильный сигнал и машинально закрутил головой, озираясь по сторонам.
— Атаман, иди к нам, — услышал и увидел одновременно он Диксона, свесившего ноги через открытую дверь ГАЗ-21.
— Вот это сюрприз! — бросился освобожденный навстречу другу, вышедшему из новенькой «Волги». Они обнялись, хлопая друг друга по плечам.
— Хватит уже, — оборвал радость встречи голос из машины.
— Знакомься — Сутулый, — представил Марат недовольного.
— Паша, — добавил сам Сутулый, пожимая руку Казакова уже в машине. — Можешь не представляться, наслышан.
— А ты молоток, всех обскакал. Двести шестьдесят тысяч! Когда только успел накосить столько?
В голосе Диксона прозвучала зависть.
— Успел, — отмахнулся Алексей, думая о своем, и, помолчав, задал вопрос: — Чья тачка?
— На мать оформил, рулю по доверенности, — гордо произнес Диксон. — Зверь, а не машина, час — и дома.
Атаман откинулся на спинку сиденья, расправил плечи и улыбнулся.
— Тогда чего мы ждем? Вперед!
Глава девятая
Алексей стоял на третьем этаже девятиэтажного дома перед дверью, выкрашенной в голубой цвет, и не решался нажать кнопку звонка. Он пытался разобраться с захлестнувшими его чувствами. Но рука непроизвольно скользнула вверх, и он даже сам удивился, услышав трель мелодичного звонка.
— Дяденька, вам кого? — Алеша сразу узнал подросшего братишку, который распахнул перед ним дверь квартиры. — Что вы молчите? Может, маму позвать?
От волнения в горле пересохло, он провел рукой по голове Сережи, слегка взъерошив волосы, и, с трудом выговаривая слова, сказал:
— А ты вырос, братишка.
Его глаза заблестели. Из глубины квартиры доносился гомон множества голосов, но один, перекрывая шум остальных, спросил:
— Сережа, кто пришел? — Алексей узнал бы его из тысячи. — Приглашай, сынок, гостя к столу.
— Проходите, — важным тоном произнес мальчик, взяв на себя роль хозяина. — Почему вы стоите? — недоумевал он.
— Ах ты, пострел!
Брат шагнул в квартиру, разулся, взял малыша на руки и вместе с ним вошел в комнату.
Люди, сидевшие за праздничным столом, в изумлении перевели взоры на высокого парня.
Мать первой справилась с заминкой, вызванной неожиданным появлением старшего сына.
— Алеша, сынок!
К Алексею подходили все по очереди. Олег Пантелеевич крепко и от души пожал руку, Ольга Никитична слегка обняла и поцеловала в щеку, Сережа признал брата и тоже с гордым видом потряс его руку, четырехлетняя сестренка убежала в соседнюю комнату и время от времени высовывала оттуда свою любопытную детскую мордашку. Светлана с дочерью на руках стояла в сторонке и с нетерпением дожидалась своей очереди.
— Господи, как я по тебе соскучился, любимая моя. — Алексей забрал дочь, посадил ее на левую руку, а правой обнял девушку и прикоснулся к ее губам нежным поцелуем. — Спасибо за дочку, милая.
Он поднял трехлетнюю Ксюшу над головой.
Атаман окунулся в теплую обстановку. До позднего вечера он был центром внимания для всех, но ему не терпелось остаться наедине со Светой. Они обменивались незаметными, истосковавшимися взглядами между собой весь вечер.
— Нам пора, — сказал Олег Пантелеевич. — На улице темнеет, а нужно еще домой добираться. Понимаю, что дочка останется со своим, еще незаконным, но мужем, — пошутил он. — Мы с женой, естественно, не возражаем. Но что касается внучки, ее заберем с собой. — Он задержал взгляд на недовольном лице Алексея и добавил: — Она все равно только мешать будет.
