Кирилл Казанцев - Заковали сердце в лед
Катя вернулась в реальный мир и посмотрела на мужа:
– Как на работе?
– Да что работа, с этим ограблением никакого покоя, сплошная нервотрепка. Начальство давит, журналисты ахинею выдумывают на голом месте. Но ничего, еще немного – и всех прищучим, кто в этом завязан. Кстати, один из подозреваемых – твой бывший, Порубов. – Михаил гладил жену по гибкой спине, параллельно уплетая завтрак и запивая вином из фужера.
– Ой, ну, не надо, не ври, – кокетливо улыбнулась Катя и поднялась с мужниных коленей. Пеньюар соскользнул на пол. Она открыла холодильник и, слегка нагнувшись, стала что-то искать на нижних полках. Взору Зиганшина предстала божественная, без преувеличения, картина, достойная кисти художника. Он плотоядно облизнулся, глаза сверкнули похотливым маслянистым блеском.
– Я же тебе говорил, что ничего путного из него не выйдет. Зона – его дом родной до самой гробовой доски. – Зиганшин, как мальчишка, жадно пялился на обнаженное стройное тело жены.
– Да не мог он на такое пойти. Я его хорошо знаю. – Катя с парой бананов в руках снова юркнула ему на колени.
– Да? А ты послушай, что я думаю про его невиновность.
Опер, сознательно и нагло нарушая служебно-полицейские инструкции о неразглашении тайны следствия, выложил все как на духу, по пунктам: и про коварный план грабителя, и про его беспомощную примитивную байку о будто бы походе в театр, и про дуру с попкорном.
Катя слушала все это и просто физически чувствовала, как дыхание комом застревает в горле – ни выдохнуть, ни вздохнуть. Сердце дико колотилось и готово было выскочить из груди. Воспоминания о первой любви накатывали волна за волной. В голове вертелась одна мысль: «Нужно его срочно предупредить, пока не поздно. Уйдет этот гад, сразу же позвоню». На душе было муторно, но внешне она и бровью не повела.
Тем временем Зиганшин начал жадно целовать ее в шею, покусывать ухо, потом опустился губами в ложбинку между лопаток, одновременно сильно сжимая Катину грудь. Стянув с жены трусики-бикини, нагнул ее и резко вошел. Стол затрясся, позвякивая посудой. Катя вскрикнула и закрыла глаза, представляя Порубова, – так ей было легче расслабиться и получить удовольствие. Они часто занимались с Андреем любовью в самых необычных местах, в том числе и на кухне, поэтому нарисовать перед глазами убедительную картинку было нетрудно. Зиганшин сзади натужно кряхтел и громко постанывал. Опершись локтями о стол, Катя ждала, когда он закончит. Как обычно, долго ждать не пришлось, утренний секс получился быстрым.
– Ладно, я побежал, опаздываю. А насчет этого твоего бывшего – вечером посмотрим, кто прав, а кто виноват. – Муж натянул трусы, быстро вскочил в брюки, надел рубашку, туфли, послал через прихожую воздушный поцелуй, хлопнул входной дверью и выбежал из подъезда.
Мгновенно изменившись в лице, Катя молнией бросилась к телефону. Нащелкала номер, нервно вздрогнула, услышав голос оператора, извещавшего, что она связалась с голосовым ящиком абонента, но выбора не было – оглянувшись, она взволнованно проговорила:
– Это я, дело в том, что…
Уверенной походкой Тарлецкий направлялся в изолятор к своему подзащитному на очередной допрос. Вчера вечером позвонил Зиганшин и сообщил, что нужно уточнить у Порубова кое-какие детали. И хотя он был уверен, что опер, скорее всего, снова будет блефовать, выдумывая небылицы, лучше быть начеку. Кто-нибудь другой, помоложе, возможно, уже расслабился бы – предыдущая версия следователя распалась в пух и прах, что-либо новое выдумывать было бессмысленно. Порубов чист, и с прекрасным алиби. Словом, не подберешься. Но, как профессионал с опытом, адвокат знал, что, пока работа не выполнена на все сто и клиент не на свободе, лучше держать ухо востро.
На проходной молодой паренек, одетый в форму на два размера больше и заметно вспотевший, внимательно рассмотрел документы Тарлецкого, сосредоточенно переводя взгляд с фотографии на лицо адвоката и обратно.
– Новенький? – поинтересовался адвокат.
– Ага.
– Ничего, запоминай, я тут у вас гость частый, – весело прищурившись, подмигнул сержантику Тарлецкий. – Держи! – Он сдал дежурному свой мобильный, расписался в журнале и, насвистывая, бодро направился к кабинету с табличкой «Оперуполномоченные УР».
Как только адвокат исчез за дверью, его мобильник на столе у дежурного противно и громко запиликал. Видимо, кому-то сильно приспичило поговорить с защитником. Потому что, едва замолчав, трубка опять затрезвонила с той же упрямой настойчивостью. Потом еще и еще.
– Эй, начальник, выруби эту штуковину, и без нее голова раскалывается! – закричал сидевший в «обезьяннике» пьяный в стельку мужик.
– Помалкивай там, – раздраженно и немного растерянно посмотрел сержантик в сторону задержанного, потом на светящийся экран телефона. Немного подумав, взял в руки мобильный и нажал на сброс.
– Ну что, Андрей Порубов, давай восстановим картину по-новому. – Зиганшин вальяжно раскрыл папку, разложил перед собой листики протоколов, достал из пачки сигарету и закурил.
Он решил провести допрос с самого начала, по второму кругу, задавая те же самые вчерашние вопросы: где был тогда-то и тогда-то, что делал. Особой надобности в этом не было, но следователь знал, как легко люди выходят из себя, когда вынуждаешь их делать что-то, лишенное здравого смысла, требуешь от них повторять, словно попугаев, по нескольку раз одно и то же, одно и то же. Это было его любимым методом – держать человека за пустое место, заставлять чувствовать себя бездумным роботом. Со временем задержанный сам начинает верить, что следователь прав, хочет ему добра и только-то и нужно – автоматически произносить правильные слова и подписывать правильные бумажки.
Андрей знал все эти ментовские уловки. Он так же спокойно, как и вчера, расписал свой культпоход, не упуская ни одной детали. Адвокату ничего не оставалось, кроме как со скукой в сотый раз разглядывать стену и календарь с девицей, на которой косметики было больше, чем одежды. Рядом висело загаженное мухами зеркало и ведомственный вымпел за победу в областных соревнованиях по бегу. Тарлецкий перевел взгляд на следователя – судя по фигуре, тот не имел к победе абсолютно никакого отношения. Округлившийся животик выдавал в опере скорее завсегдатая спортивных баров, где болельщики и просто скучающие литрами хлещут пиво, не брезгуя, впрочем, и более горячительными напитками.
Зиганшин, с наслаждением выпуская кольца дыма к потолку, слушал вполуха. За окном стояла теплая весенняя погода. Солнечные лучи падали на обшарпанный стол, пожелтевшая от табачного дыма занавеска покачивалась от легкого ветерка, залетавшего из приоткрытой форточки. Не случись этого проклятого ограбления, сидел бы он сейчас не в этом унылом кабинете, а где-нибудь на речке, расслабляясь с дружбанами под водочку с шашлычком. Гребаная работа! Скорей бы получить повышение – тогда не придется прозябать в этом убогом месте. Новое звание – это новая жизнь. Почему отец не взял и не купил ему должность повыше, а отправил сюда, словно в ссылку? Все эти разговоры, что наверх не попадают вот так, с улицы, Михаилу осточертели еще со студенческих лет. Он знал, что батя таким образом решил его перевоспитать, приучить к ответственности, отбить вкус к легкой жизни. И самое противное, что приходилось считаться с его решением. Скорее бы все закончилось. Вот только раскрутить бы это треклятое дело…
Ничего нового он от Порубова и не надеялся услышать. Просто, имея в рукаве козырь в виде истории с попкорном, Зиганшину хотелось сполна насладиться ситуацией. Он чувствовал себя котом, играющим с мышкой, причем мышка даже не подозревает, в какую ловушку ее загоняют. Следователь поднялся из-за стола и стал медленно расхаживать по кабинету. Подойдя к зеркалу, взглянул на себя, выдавил выскочивший на носу прыщ, поправил волосы, подмигнул своему двойнику…
– Ладно, можешь не расписывать, все верно. Я вчера был в театре, расспросил всех свидетелей, и они подтвердили, что видели тебя. Кстати, у той буфетчицы неплохие буфера, есть за что взяться. Небось и сам заметил? – рассмеялся собственной сальности Зиганшин.
Порубов с адвокатом молча ждали, пока у опера пройдет приступ дурацкого смеха. В конце концов тот успокоился и, вытерев выступившие слезы, сел обратно за стол. Выражение лица изменилось в один миг – теперь это был хищник, и взгляд его не сулил подозреваемому ничего хорошего.
– А скажи-ка мне лучше вот еще что: не случилось ли на твоем «Гамлете» чего-нибудь необычного? Может, кому-то плохо стало, захрапел кто-нибудь, свет вырубили, пожар начался или, может, слова кто из актеров забыл? – В голосе опера зазвучали азартные нотки, словно он что-то утаивает, но сразу выкладывать не собирается. Он собрался было сразу выложить свой козырь, но передумал, решив немного помучить задержанного. Пусть посидит, а он посмотрит, куда тот денет свою противную ухмылочку. Пусть поерзает, понервничает. До чего приятно наблюдать, как люди у тебя на глазах теряют самообладание и впадают в панику.
