Валерий Ефремов - Убийца ее мужа
Потом встал рядом и бесцеремонно уставился на меня – ждал реакции.
Я посмотрела только на один снимок. На другие глядеть уже не было сил.
Увидев, как мгновенно обезумели мои глаза, ко мне подскочила Мила – не скажу, что очень уж близкая моя подруга, но иногда мы с ней любили пошептаться кое о чем сокровенном, обменивались мнениями о разном там наболевшем и прочих колебаниях души.
Она с нескрываемым любопытством, не спеша – как говорится, с чувством, толком и расстановкой, – просмотрела все фото и с беспощадным профессионализмом прокомментировала позиции, в которых Костя находился со своей любовницей. А потом выпалила роковую фразу, нашедшую мгновенный и естественный отклик в моей потрясенной душе:
– Убила бы этого гада своими руками! – и при этом она мечтательно прижала одну из фотографий к груди.
К моему столу подошел и Федор Филиппович, с которым Мила, между прочим, периодически миловалась, причем иногда прямо в отделе, за ширмой. Он тоже с очевидным интересом, долго держа в руках каждый снимок, разглядывая его под различными ракурсами, блудливо улыбаясь и шевеля при этом губами, осмотрел всю фотоэкспозицию, наконец хмыкнул и заявил:
– Да, ничего не скажешь, ублажил Костик девицу по полной программе. Не всякой перепадает такое счастье. Не всякой… – И посмотрел на меня как-то неопределенно-многозначительно.
Осталась сидеть на месте только самая молодая наша сотрудница – Оля. Она молча вжалась в стул, хотя и ей, наверное, до смерти хотелось посмотреть на всю эту порнографию. Еще бы! А кому бы не хотелось – не считая меня, конечно! Постеснялась, однако, Оленька.
– А действительно, подружка, – между тем продолжала развивать свою идею Милочка. – Ты же – женщина с Кавказа, а там за такие вещи убивают и мужа, и его любовницу.
«…И свидетелей своего позора», – мысленно завершила я ее фразу.
Вообще-то у Милы была одна причина недолюбливать моего Костю, о чем мне под большим секретом рассказала она сама, но раз это секрет, то я о нем распространяться не буду. Не в моих принципах болтать почем зря. Однако, скорее всего, про убийство Мила говорила не всерьез, а ехидно надо мной подшучивала, как это часто случается в неискренней женской дружбе.
Но вот Эдик вроде бы уцепился за высказанную ею мысль вполне натурально:
– А и вправду, Аза! Кого ж тогда и убивать, как не мужа – блудника и бизнесмена! Одно нажатие на курок, и ты – свободная, а главное, богатая женщина. Весь мир у твоих ног! А алиби я тебе обеспечу – скажу, что ты была во время убийства со мной.
– Тебе-то зачем это надо? – Я с раздражением скинула всю кучу фотографий на пол и пнула их ногой.
– Неужели непонятно? Я тогда на тебе сразу же женюсь. И уж мы с тобой вволю… – «Потрахаемся, видно, хотел он сказать, но в этот раз произнести сие почему-то постеснялся.
Между тем закипел поставленный ранее Милой кофейник, и Федор Филиппович, плеснув в чашку горячий и ароматный напиток, протянул его мне.
Я приняла кофе с молчаливой благодарностью, и, пока прихлебывала его, народец молчал. Было ощущение, что все мой сослуживцы ждут от меня чего-то такого этакого. В общем, чего-то из ряда вон.
А мой мозг, видимо, чтобы я хотя бы временно отключилась от происходящего в данный момент кошмара, вдруг извлек из памяти не столь давний эпизод – как поссорился Эдик с нашим начальником отдела Федором Филипповичем.
Тот за какой-то прокол срезал ему премию, и Эдик придумал страшную месть. Он обладал потрясающей способностью имитировать любые голоса, и вот Эдик взял да и голосом нашего директора по всей форме отчитал Федора Филипповича за некую мнимую оплошность. Все это произошло по телефону, конечно.
Наш начальник отдела тот выговор проглотил молча, не решился на выяснение отношений с руководством.
Вся эта история-таки позже вскрылась, и Федор Филиппович был просто взбешен. Потом, правда, с Эдиком они постепенно помирились.
Но сейчас, когда я вспомнила этот фольтик Эдика, вдруг дико расхохоталась, так, что сослуживцы стали тревожно переглядываться. Впрочем, я быстро успокоилась.
Наконец я сделала последний глоток, и тогда наш дорогой начальник, подойдя ко мне сзади, вроде как по-отечески, но достаточно смачно обнял и привлек меня к себе, шепнув на ухо:
– Пошли со мной, я хочу сказать тебе кое-что наедине.
Я нехотя встала, и он почти поволок меня за ширму – ту самую, куда, как я уже говорила, любил заглядывать с Милочкой.
– Ты наших не слушай! Они тебя любят, им за тебя обидно, вот они горячку и порют, – жарко зашептал он мне в ухо. – А ты к тому же – девушка гордая и темпераментная. Я бы даже сказал – сверх всякой меры. Ты и вправду можешь совершить необдуманный поступок, о котором будешь жалеть всю свою жизнь. Да еще сидя за решеткой. Я тебе вот что посоветую: ты просто накрой их обоих. Это хорошо действует в воспитательных целях. Скажи мужу, что едешь, в двухдневную командировку, а на самом деле ночью приходи домой. Чуть позже полуночи. Застукаешь голубков вдвоем в соответствующем виде, и этого вполне достаточно. Ну и, конечно, скандал им учинишь по полной программе. Это очень впечатляет, уж поверь моему житейскому опыту. – И как бы в доказательство последних слов он слегка наклонил свою облысевшую голову.
Все во мне клокотало и бурлило, но рациональное зерно в его словах, как мне показалось, имелось. Снимки снимками, но мне требовалось прямое доказательство. Поэтому застукать их надо обязательно. И уж тогда я решу, что предпринять…
Но тут я засомневалась:
– А с чего вы взяли, что он обязательно приведет эту девку к себе, как только я уеду?
Федор Филиппович посмотрел на меня как бы с сожалением:
– В таких случаях, милочка, это делается просто автоматически.
Мы вышли из-за ширмы, и тут же в отделе появился директор фирмы. Это был новый директор, не тот, что принимал меня на работу, мужик лет под сорок. Не знаю почему, но он почти сразу выбрал себе другую секретаршу, некую Леночку, довольно вульгарную особу, а меня отправил в отдел сбыта, к Федору Филипповичу.
У этого директора была удивительная способность входить к нам в тот самый момент, когда работа по какой-либо причине стояла. Эдик даже не далее как вчера высказал мысль, что новый босс, видимо, установил в нашем отделе подслушивающее устройство.
– Что у вас тут происходит? – недовольно вопросил он. – К междусобойчику готовитесь? По какому поводу?
Обстановка в отделе была действительно совершенно нерабочая, все служащие, хотя и с разной степенью эмоциональности, обсуждали мою ситуацию. К счастью, Эдик успел убрать с пола сброшенные мной на паркет фотографии.
– Все в порядке, Борис Семеныч! – бодро отрапортовал Федор Филиппович. – Мы обсуждаем показатели отдела за прошедший квартал. Идет, так сказать, критический разбор…
– Ну-ну, – буркнул директор и тут же пристально посмотрел на меня, практически в упор. – Арзаева, у вас совершенно больной вид, отправляйтесь-ка немедленно домой.
– Ноя…
– Это приказ! – И Борис Семеныч покинул помещение.
Я тут же подошла к Эдику:
– Ты откуда все эти фотки взял?
– Сам снимал, – самодовольно ответил он. – Выслеживал эту парочку и фиксировал самое интересное! Правда, здорово получилось?
– Зачем ты это сделал?! – Я была поражена.
– Уж очень меня твоя любовь к этому козлу раздражала, вот и решил открыть тебе глаза.
От моей пощечины его лицо разом побагровело, но он промолчал и только криво ухмыльнулся.
Распоряжение директора оказалось весьма кстати: торчать на работе под соболезнующими – но, похоже, не всегда искренними – взглядами сослуживцев стало совершенно невозможным. И я с облегчением покинула офис.
Подойдя к своей «Опель-Астре», я полезла в сумочку за ключами от автомобиля и с немалым удивлением обнаружила в ней все те же фотографии мужа с его пассией. Подлец Эдик сумел каким-то образом незаметно для меня туда их засунуть.
Ощущение гадливости, охватившее меня, когда я в первый раз взглянула на эти снимки, куда-то испарилось и сменилось настоящим приступом мазохизма. И я, расположившись в салоне машины, стала самым пристальным образом разглядывать их.
Да, что и говорить, мой муженек облобызал эту девку с головы до ног, ни одного живого места на ее теле не пропустил. А Эдик проделал свою грязную работенку прямо-таки с поразительной скрупулезностью.
Нет, такой позор, павший на мою голову, действительно смывается только кровью!
И вдруг отрылась правая дверь салона моей машины:
– Разрешите?
Я обернулась и увидела директора фирмы, Бориса Семеновича. Конечно, я была немало удивлена. Кивнув, я стала лихорадочно запихивать эти поганые фотки обратно в сумочку.
Борис Семенович расположился рядом со мной на переднем сиденье и каким-то глухим, не свойственным ему голосом, не глядя мне в глаза, сказал:
