Артемий Люгер - Быть киллером
Короче, прогулки побоку. Вооружился старыми учебниками, узнал институтскую программу — глянулся мне финансово-экономический (как экономист буду зарабатывать, как финансист — грамотно распределять, и как солидный человек — тратить, естественно, с умом — на что хочу). И стал грызть гранит науки, как раньше даже нашим отличникам не снилось. Поступил довольно легко: и знаний хватило, да и медалька за Афган, по-видимому, сколько-то весила.
ГЛАВА 2
Парень я, как правильно говорила моя классная, ленивый, но сметливый. Учился легко. В пустую мою тогдашнюю голову лекции укладывались сразу, иногда дома заглянешь в конспект — и порядок. В студенческую среду тоже влился легко, старше многих был всего-то на два-три года. И хотя два-три — не десять, разница между нами всё-таки была и различать её я стал довольно скоро. Как-то у них, у молодых, всё шло через деньги и деньгами всё определялось.
Карьера оценивалась не общественной значимостью (в космонавты, скажем, никто не рвался), а исключительно деньгами. Главное и единственное счастье в жизни — заколачивать миллионы, менять тачка, флэты (квартиры), яхты и, само собой, женщин. Похоже, что и у тех намерения были такие же, с небольшой поправкой по признаку пола. Я на морду парень довольно обычный, не Ален Делон, но фигура спортивная, подтянутая. Плечи широкие, таз узкий, волосы — я шатен — слегка вьются, так что вниманием женской половины группы обделён не был. Даже наша первая красавица Даша Милютина нет-нет да поглядывала в мою сторону. С сексом у нас проблем не было: на праздничных вечеринках после танцев-обжиманцев главное было вовремя занять койку, пока её не заняли другие. На одной из них мы с Дашкой и сблизились. Протрахались мы с ней весь первый семестр, а после каникул, смотрю, она как-то глаза отводит и насчёт повстречаться — у неё то мама в больнице, то ещё что-нибудь. Всё я не мог просечь, в чём тут фишка, пока не увидел её выходящей из машины Алекса, богатого козелка из нашей группы. Выходит, значит, она, а за ней он — и прощальный поцелуй: одна его рука у неё на груди, вторая — на заднице (ничего не скажешь — аппетитной). Я, естественно, в позу вставать не стал, дело её — с кем хочет, с тем и трахается, я один не останусь. Зато он, козёл недоношенный, решил на мне оттянуться.
— Не туда смотришь, — говорит, — таким тёлкам нужна, как минимум, Ауди и прикид от Версаче, а с полночным троллейбусом и штанцами из универмага — это к лимите. Усёк?
Плевал бы я на его слова, но сказано это было с наглой ухмылкой, а главное, в курилке, где торчало несколько наших.
— Усёк! — сказал я коротко, а после занятий, когда он прохаживался возле своей тачки, ожидая мою бывшую подружку, оттеснил немного в сторону и не слишком заметно для посторонних врезал раз по печени и раз по наглой роже.
— Ладно, — сказал он, лёжа, не рискуя встать, чтобы не нарваться на третий, — придётся тебе кое-что объяснить.
Слушать его я не стал и пошёл, насвистывая, к своему автобусу. Скоро оказалось, что молокососа я недооценил, а сказать точнее, не просёк правильно ситуацию. Свою ошибку я понял через пару дней, когда вечером у моего дома меня встретили два амбала с вполне очевидными намерениями. Ну, два — не десять, сдаваться просто так я не собирался, но получив подсечку от третьего, а потом ногами по рёбрам от всех троих, уже о драке не помышлял, а только прикрывал голову. Но видать, указание у них было не мочить, а только проучить, поэтому, попинав с минуту, амбалы отвалили, сказав на прощанье:
— Смотри, на кого хвост поднимаешь, в следующий раз так легко не отделаешься. Привет тебе от Алекса.
На этого мелкого козла мне было наплевать, но урок, преподанный мне им и его амбалами, я усвоил. Главное, понял я, не в силе и не в образовании, вон у моих родителей его выше головы, а в деньгах. Неприятно, конечно, Павка Корчагин, наверное, схватился бы за маузер, но надо смотреть реальности в глаза. Всё в этом мире решают деньги, Не баксы, бабло и лавэ — это для мелкой шушеры, предел мечтаний которых иномарка и дебош в дорогом ресторане, а деньги, можно даже сказать, Деньги с большой буквы. Значит, нужно жить так, чтобы они у тебя были. Об этом я и стал думать.
Первым делом бросил к чёрту институт. Диплом приличного института плюс к папиным деньгам — смысл есть. Диплом без денег — посмотри на своих родителей. Что искать — я приблизительно понимал, где искать — неизвестно. Попробовал разного: агентом по страхованию, по продаже недвижимости, продавцом на рынке, работягой в автосервисе — всё не то. Мало того, что деньги несерьёзные, так ещё и хамство начальников, а начальники для тебя — все. Могу сказать, что в первый раз в жизни по-настоящему растерялся. И в такой вот момент встретил Лёху.
Пил пиво у ларька на вещевом рынке в Купчино у станции метро «Звёздная». Допил, поставил бутылку к стеночке — для бомжей — и пошёл. Мимо парня в кожанке и австралийской широкополой шляпе, надвинутой на глаза и тоже с бутылкой в руке. Когда был в шаге от него, он выставил вперёд ногу, типа как бы подножку. Я поднял на него глаза, а он поднял шляпу. — Лёха! В Афгане мы служили вместо только полгода, правда, на войне полгода — срок немаленький. Я только пришёл, а он уже был «дедом», дни считал до дембеля. Не знаю, чем пришёлся ему по душе, наверное, тем, что земляк, «земеля» — тоже ленинградец. Может, чем другим, но он стал меня опекать: не раз и не два благодаря его советам я выбирался из трудных ситуаций, которых там хватало. Как-то раз я неудачно подшутил над Джемалом, угрюмым горцем из Дагестана. Тот что-то резко сказал на своём языке и отошёл.
Я не придал этому значения, но вечером ко мне подошёл Генка, до армии живший где-то на Северном Кавказе и предупредил:
— У них твои слова считаются обидными — они такое не прощают.
На следующий день вечером за мной в уборную зашли пять человек — Джемал и его земляки. Плохо бы мне пришлось, но почти сразу за ними зашёл Лёха. Он взял меня за руку и вывел из уборной. На пороге сказал: «Это мой кореш. Кто его тронет — будет иметь дело со мной». И верно, с той поры меня никто не задевал. Я долгое время не мог понять причину Лёхиного авторитета. Тот же Генка мне объяснил, уже после Лёхиного дембеля. Оказывается, тот широко промышлял анашой. Её употребляли многие, но особенно авторитетным «дедам» Лёха поставлял её бесплатно. Так что конфликтовать с ним, «наезжать» было опасно. Когда он отбывал, мы обменялись адресами. Если бы у него был телефон, я бы, конечно, позвонил сразу, а по адресу зайти так и не собрался. Но обрадовались оба искренне, сразу взяли литровую бутылку водки и пару пива.
— В шашлычную, — предложил я.
— На хер, — сказал Лёха, — тут до моего дома десять минут.
— Похоже, что в олигархи ты не выбился, — сказал Лёха после второй, которую мы пропустили сразу после первой. Что, лень наклониться — денежки с полу поднять?
Мы сидели в его двухкомнатной квартире на кухне, уставленной какими-то бытовыми электроприборами не всегда понятного мне назначения.
— Это ты так удачно свою коммуналку обменял? — спросил я, вертя в руках навороченную японскую мобилу.
— Фуфло это, а не квартира, — сказал Лёха. Скоро продам, куплю особнячок. Присмотрел тут особнячишко в Стрельне. А, может, буду строить по своему проекту. Да ты закусывай, не тушуйся.
— Да я бы наклонился, — вернулся я к Лёхиному вопросу, да вот места такого найти не могу.
— Это ты-то? — сказал Лёха, — С твоей специальностью?
— С какой специальностью, — не понял я, — с десятью классами и долбаным Афганом? Или ты про один, к тому же не законченный, курс финансово-экономического?
— Да шёл бы твой финансово-охренический в жопу, — сказал Лёха, заев четвёртую стопку маслиной и зажевав сервелатом, — я про настоящую специальность, конкретную — снайпера.
— По голубям стрелять? — сказал я, — Это же Ленинград, тьфу ты! — Петербург. Ни лисицы, ни куницы, на одного лося очередь из десяти желающих. Да и какой из меня охотник.
— Охотники в Сибири, — сказал Лёха, — белке в глаз стреляют или в Африке на сафари, куда нам задаром не надо. Слышал про такое слово — киллер?
— Конечно, слышал, — сказал я, — но только что-то не догоняю, ты что, мне, в убийцы предлагаешь пойти?
— Салабоном ты был, салабоном и остался, — сказал Лёха. Убийца, — это который убивает людей с подлой целью завладеть их имуществом или из ревности дурацкой. Или, как часто бывает: выпили, поругались — и за ножи или за молоток. А киллер — это профессия. Это человек, который за плату и, как правило, высокую, устраняет неприятности, грозящие солидным людям. Можно сказать, решает серьёзные проблемы. Не надо путать божий дар с яичницей. Слушай меня, пока я живой.
— Ну, нет, — сказал я. Это как-то… Решать проблемы таким способом… Нет уж, это без меня.
— Ну-ну, — сказал Лёха, — строй из себя целку. Я маленькая девочка, играю и пою. Я Брежнева не видела, но я его люблю. В Афгане ты из себя целку не строил. Стрелял, по кому скажут, и в ус не дул. Что-то не помню тебя рыдающим по этому поводу.
