Сергей Рокотов - Слепая кара
К счастью, приезды Фомичевых были не очень часты, и не это служило причиной вечного беспокойства Любы. В последнее время Николай стал сильно пить. Доходы его резко уменьшились, настроение ухудшилось, и он ударился в пьянство. У него появились два постоянных собутыльника: Васька Сапелкин и Вовка Трыкин. Васька, маленького роста, круглый, словно шар, и красный, как помидор, неимоверной силищи, работал грузчиком в их же магазине. Выпить он мог ведро, по свидетельству Кольки и по наблюдениям Любы. Вовка, который занимался неизвестно чем, а по мнению Любы, просто сидел на шее у жены, был худощав, высок, словно жердь, остер на язык и то и дело сыпал непристойными прибаутками. Впрочем, и Васька не отставал от него по части грязных шуток и намеков. Они острили, а Николай мрачно ухмылялся, глядя на них.
Их визиты становились все чаще. Как минимум раз в неделю они на несколько часов оккупировали большую комнату. Пахло перегаром, курить в комнате они не стеснялись. Десятилетний Толик слушал их остроты, крутые выраженьица. Хотя его уже мало чему можно было научить. «Нормальный мужик растет, не какой-нибудь хлюпик», — говаривал порой Николай, услышав про очередную проделку Толика во дворе.
Он был двуногой ракетой, неистощимой на всевозможные пакости. Прокалывал колеса стоящим машинам, бил стекла в подъездах, выкручивал лампочки, убивал камнями голубей. Однажды один автолюбитель поймал сорванца за ухо и привел к Николаю, бывшему дома. «Отпусти, — сказал тот пострадавшему. — А то оторвешь». Автолюбитель взглянул в черные глаза Николая, не сулившие ничего хорошего, и отпустил. «Он тебе должен?» спросил Николай. — «Нет, дворники целы. Я его успел поймать». — «Ну и ладно. Иди. Мы сами разберемся». И мрачно поглядел на автолюбителя. Тот быстро ретировался. Николай отвесил звонкую затрещину Толику, потом дал пинка, но не сказал ни слова. Толик и так все понял — попадаться и досаждать отцу не надо. И старался не попадаться.
Любку, разумеется, выводили из себя проделки Толика, однако все это было в пределах ее понимания, и не это служило второй причиной ее беспокойства.
Отношения Николая с Наташей все больше пугали ее.
«Эх, скорее бы Наташку замуж выдать, — думала Любка. — Тоже, конечно, не абы за кого, надо человека делового, денежного. Девка она красивая, любо-дорого посмотреть». Ухаживал тут за ней внук ее соседки Веры Александровны, так это разве жених? Тощий весь, хилый какой-то, в очках и одет бедно. А откуда у него деньги? Сам студент, отец его помер два года назад, мать врачиха, бабка еле концы с концами сводит — какая у нее пенсия? Так-то он вежливый, аккуратный, но не только в этом дело. Жить надо на что-то. Квартира, правда, есть — двухкомнатная в хрущевском доме, да там мамаша тоже не подарок, невестка Веры Александровны, недаром они разменяли большую квартиру, и Вера Александровна стала их соседкой. Нет, это не жених. Сама Наташа работала продавщицей в книжном магазине. Ей бы какого-нибудь нового русского, а вот не попадается. Ухаживал, правда, один крутой, на «Мерседесе» подвозил несколько раз, так оказался бандит, и пристрелили его при очередной разборке. Да и неприятный был какой-то — царство ему небесное, — наголо бритый, злой, дерганый. А приличные люди за Наташей не ухаживали.
И все же надо ей замуж — скоро уж двадцать два. Да и не в этом дело…
Походила Люба по магазинам, купила кое-чего на обед и поплелась домой. Одета она была тепло, а на улице жарило солнце, Люба вся вспотела. Тащила тяжелые сумки и бранилась про себя. В лифт вошла, а там мочой воняет — что творят, сволочи, совсем обнаглели. А что делать? Не пешком же переться на седьмой этаж? Открыла входную дверь, прошла к себе. Открыла дверь в большую комнату и… заорала истошным криком. Сумки упали на пол, разбилась бутылка молока.
На полу лежал Николай. Под ним была лужа крови, залившая светлый палас. Молоко проливалось из сумки, смешиваясь с кровью, и от вида этого страшного коктейля Любе стало плохо, ее едва не вырвало. Она взяла себя в руки и бросилась к Николаю. Посмотрела на его лицо и резко отстранилась. Почувствовала, как холод ужаса пробежал по всему ее телу, даже волосы на голове зашевелились. Какое страшное выражение лица у покойника! Блудливая улыбка застыла у него на устах, а глаза открыты, они остекленело глядели на нее. В груди зияла черная рана. Светлая голубая рубашка, в которой Николай был и перед ее уходом, почернела от крови.
«М-м-м-м», — мычала Любка. Руки и ноги были словно ватные. «Допился, допился», — прошептала она. «Это Вовка Трыкин его прирезал, точно», подумалось сразу. Вчера они целый день пьянствовали.
Кончилась пьянка грубой ссорой. Вовка начал приставать к Наташе, и Николай, внезапно обозлившись, оттолкнул его. «Ты чо? — ухмыльнулся Вовка. Ты чо, ручонки-то, эй, мясник?» — «Пошел вон отсюда, падла!» — крикнул Николай, схватил Трыкина за шиворот и стал выпихивать из комнаты. «Эй, мужики!» — пытался успокоить их круглый Васька. Те не внимали его словам, завелись здорово. Николай, разумеется, был сильнее, он вытолкал Трыкина из комнаты, а потом и на лестницу, хотя это было не так просто, тот был крепок и жилист. «Ну, попомнишь меня!» — прошипел он злобно. «Проваливай, проваливай и не приходи сюда больше!» — крикнул Николай, а затем они как ни в чем не бывало продолжили с Васькой пьянку, допившись до скотского состояния.
А теперь вот… Люба вскочила на ноги, огляделась по сторонам. Потом опять присела к Николаю, поглядела в его лицо. «А-а-а,» — застонала от ужаса и, содрогаясь, закрыла ему глаза. И ринулась в коридор.
— Вера Александровна! Вера Александровна! Вы дома?! — закричала она и бросилась к ее двери, стала яростно барабанить в нее. Дверь была заперта, за ней не было ни звука. «Дома нет. А утром вроде была, — подумала Люба. Какой у милиции номер? 01? Нет, это пожарная, скорая 03, значит, 02.» Набрала две цифры дрожащими пальцами.
— Приезжайте, приезжайте!!! — кричала в трубку Люба. — Здесь убийство. Мужа моего убили, Колю!
Улица Бабушкина…
Бросила трубку и побежала опять в комнату. Ей все не верилось, что такое могло произойти в их семье.
У них дома — труп, кровь, рана в груди. Ведь только часа два назад она разговаривала с Колей. Он был с тяжелого похмелья, мрачный, смурной. Велел ей купить бутылку водки и две бутылки пива. Водку она покупать не стала, купила три бутылки пива, думала, обойдется. Их магазин был на ремонте, продавцы отправлены в отпуск. А откроется ли вновь, никто этого не знал. В округе многие магазины закрывались на ремонт, а после ремонта там обосновывались магазины импортной техники, компьютеров, сантехники. Продмагов становилось все меньше Оттого-то и мрачен был Николай, маявшийся от безделья, оттого-то и пил почти каждый день.
Николай лежал с закрытыми глазами на ковре.
Губы скривились в страшной улыбке. Люба села на диван, закрыла лицо руками.
Вскоре раздался звонок. Приехала милиция. Вошли трое. Один крепкий, в плаще и шляпе. Другой в форме.
Третий маленький, с фотоаппаратом.
— Инспектор Гусев, — представился тот, который в штатском.
— Здравствуйте, — сказала Люба и заплакала. — Вот… понимаете… Я пошла в магазин, а тут… Вот так…
Маленький стал фотографировать убитого с разных сторон.
— Рассказывайте все по порядку, — велел Гусев.
— Ну, значит, я Фомичева Любовь Михайловна. Это вот мой муж… Фомичев Николай Николаевич. Значит… Я пошла в магазин за покупками. Николай был дома…
— Во сколько именно вы вышли из дома?
— Я… вышла из дома… А, вспомнила! Как раз «Девушка по имени Судьба» кончилась. В десять часов кончилась. А после, значит, я оделась и пошла. Ну… минут двадцать одиннадцатого из дома вышла.
— Когда вы вернулись домой?
— Точно не знаю, но минут сорок назад. В начале первого, значит Вхожу вот, а он…
— Как он лежал?
— На животе. Я его перевернула, поглядеть захотелось. Может, думала, живой еще. Не надо было?
— Ну что теперь говорить? Конечно… Но вы ведь думали, живой.
— Конечно, мало ли что. А перевернула, он такой страшный, глаза открыты, ой, страшный, здесь рана, а крови…
— А откуда это белое пятно?
— Да это молоко, бутылка разбилась. Пиво вот целое, а молоко почему-то разбилось, разлилось. Кровь течет, молоко течет, страшно так…
Люба откинулась назад на диване, закрыла лицо руками.
— Вы возьмите себя в руки, Любовь Михайловна.
Нам важно выяснить все подробности.
— А что выяснять-то? Идите в соседний дом, квартира… вроде бы сорок два или сорок четыре. А там найдете. Трыкина Вовку берите, это он убил. Если не убежал, проклятый…
— А в чем дело?
— Как в чем? Пили они вчера втроем — Колька, Вовка Трыкин и Васька Сапелкин. Побазарили они с Вовкой, Колька его из квартиры на лестницу и выпихнул. А тот крикнул: «Ну, попомнишь меня!» Вот он небось и прирезал, гад, спьяну. Дурное дело нехитрое.
