Николай Леонов - Шакалы. Роман
— Мы люди серьезные, господин генерал-лейтенант, на нас бессмысленно оказывать давление. Если Петр Николаевич приказывает, а Лев Иванович может приказ выполнить, мы расшибемся, но расстараемся. Я не читал, но, как понимаю, здесь угроза либо предупреждение. Горстков не просто финансист, мультимиллионер, он фигура политического окраса, пусть им занимается соответствующая спецслужба.
Бардин поднялся, кивнул Орлову:
— Извините, Петр Николаевич. — И вышел из кабинета.
— Станислав, черт тебя подери! Бардин замминистра, пришел за помощью, на самолюбие наступил! — повысил голос Орлов. — Чего тебя понесло, меру надо знать!
— Когда Президент влезает в дерьмо, так элитные подразделения в чистом поле расстреливают! — начал было Гуров.
— Молчать! — Орлов шарахнул кулаком по столу. — Вы офицеры, существует субординация! — Он передохнул, потер ладонями лицо. — Черт меня дернул дружить с вами!
— Черт тебя дернул двадцать лет назад, — спокойно ответил Гуров. — Ты тогда не был большим генералом. А приказать ты тогда мог и сегодня можешь. Ты прикажешь, мы будем выполнять, согласно субординации. Это дело личное? — Он указал на конверт, кивнул Крячко: — Прочти, хотя там ничего нет нового. Если бы такую бумажку получил зачуханный инженер, то дежурный по отделению милиции выбросил бы ее в мусорную корзину.
— Юрий Карлович Горстков финансирует предвыборную кампанию одного из кандидатов на пост Президента…
— Я понял, Петр Николаевич, — перебил Гуров, — но должен соблюдаться хотя бы элементарный порядок. С подобными угрозами обязана разбираться служба безопасности, а не милиция. Петр Николаевич, дорогой мой, я не характер выказываю, а чертовски не хочу лезть в политическую драку.
Гуров смотрел на друга проникновенно, старался говорить как можно мягче, но фразы получились у него рубленые, резкие.
— Я тебя прошу, объясни Бардину, что это не наше дело, по-доброму объясни, ты умеешь. Мы же к этой среде и агентурных подходов не имеем, и подвести некого.
— Понимаю, ты прав, — тихо ответил Орлов. — Но Николай Ильич не от хорошей жизни сюда пришел. И дело не в том, что он наш шеф, мне выслуживаться поздно. Так что, мальчики, прекратим дискуссию, забирайте конверт, занимайтесь. Ты, Лева, навести Горсткова, потолкуй, как ты умеешь, а Станислав займется дочкой — где она учится, круг общения, прочее. Удачи, вы свободны.
Гуров созвонился с финансистом, который пригласил сыщика в офис, но полковник предпочитал разговаривать в домашней обстановке, о чем и заявил со свойственной ему прямотой.
— Вообще-то я дома не принимаю, — ответил Горстков.
Гуров молчал, рассчитывая, что человек сам сообразит, что слово «принимаю» к данному случаю не подходит. И Горстков опомнился, быстро заговорил:
— Извините, заработался, давайте пообедаем где-нибудь.
— Спасибо, я предпочитал бы разговаривать в вашем доме, — сказал Гуров. — Желательно, чтобы и дочка ваша присутствовала.
— Юлия? Сожалею, но ее нет в Москве. Я отправил ее за пределы, думаю, так будет разумнее.
— Возможно, — согласился Гуров, которому нравился мягкий, уверенный голос собеседника. — Диктуйте адрес, назовите удобный для вас день и час.
— Сегодня, — не задумываясь, ответил финансист. — Сейчас взгляну, что у меня на вечер… Так, это можно отменить. Девятнадцать часов вас устроит? — И назвал адрес.
— Договорились.
— Прислать машину?
— Можно, — согласился Гуров, не любивший ездить вечером по незнакомому маршруту. — К министерству, в восемнадцать тридцать.
Он положил трубку, взглянул на сидящего напротив Крячко, сказал:
— Твоя пассия где-то загорает, папаша упрятал подальше от греха. Голос у мужика хороший, но видится мне, что он маленький, в очках, подкаблучник, нашего возраста. Вторая жена, высокая, надменная красавица, капризная дочь, которая не работает, не учится, ищет себя в этой жизни, пока бездумно тратит папины деньги.
— Чего злишься? — удивился Станислав. — Девицы в Москве нет? Прекрасно. Я наше бумажное хозяйство пока разберу, все руки не доходят.
— Писать никто не любит, а я так терпеть не могу. — Гуров открыл сейф, бросил на стол папку, на которой было написано «Разное». — Поработаем до шести, потом ты отправишься домой, а я неизвестно куда и зачем.
Даже талантливый сыщик — лишь человек, порой тоже ошибается. Гуров описал Горсткова, жену, их дом с точностью до наоборот. Единственное, что он угадал, так это шикарную иномарку — просторный «БМВ», и охранника, молчаливого жилистого парня лет тридцати. Жил миллионер не в пригороде в шикарной вилле, а в переулке у проспекта Мира, в довольно затрапезном доме, подъезд которого не только не охранялся, но и одна из дверных створок просела, скособочившись.
Гуров обил с ботинок снег о щербатую ступеньку крыльца, спросил стоявшего за спиной охранника:
— А новые петли поставить сил нет?
— У меня другая профессия. — Парень потянул скрипнувшую дверь, пропуская Гурова на плохо освещенную лестницу.
Рядом с лестницей имелся узкий проход, упирающийся в облезлую дверь, видимо, дворницкую либо подсобку, где хранились лопаты, метла и прочая хозяйственная утварь. Гуров отшвырнул ногой пустую бутылку, шагнул к двери, она оказалась запертой, но замок был несерьезный — защита от пацанов младших классов. Гуров осмотрел грязный пол, пыльную лампочку, молча прошел к лифту.
Охранник позвонил явно условным образом, Гуров прикрыл ладонью дверной глазок, но открыли сразу и ничего не спрашивая.
— Здравствуйте, проходите, пожалуйста, — хозяин скупо улыбнулся.
Он был выше Гурова, тяжелее килограммов на десять, может, и более, в костюме, белой рубашке и галстуке.
— Добрый вечер, Юрий Карлович. — Гуров пожал широкую мощную ладонь, взглянул хозяину в лицо, решил, что ему около пятидесяти и в молодости он увлекался спортом, возможно борьбой, и прошел в квартиру.
В прихожую вошла крупная, еще красивая женщина, примерно ровесница мужа.
— Здравствуйте, здравствуйте. — Она радушно улыбалась, одета была со вкусом, но просто, по-домашнему. — Очень приятно, я Нина Дмитриевна, знаю, что вас зовут Лев Иванович, проходите в кабинет, я пока накрою. Вы борщ любите?
— Спасибо, Нина Дмитриевна. — Гуров прошел за хозяином довольно узким коридором в просторную комнату, обставленную добротной, отнюдь не модной и не шикарной мебелью.
— Располагайтесь, курите. — Хозяин подвинул к краю стола массивную пепельницу, открыл встроенный в книжные полки бар. — Что предпочитаете? Хотя выбор у меня не шибко богатый.
— Я пока воздержусь. — Гуров сел на стул с обтянутым кожей сиденьем и высокой прямой спинкой. Этот стул и остальная обстановка напоминали сыщику кабинет отца — все основательно, прочно. Ничего лишнего. Огромный письменный стол, два кресла и диван кожаные, далеко не новые, возможно, старинной работы, позже реставрированные. Всего два телефонных аппарата, тоже не новомодные. На приставном столике компьютер, но явно не как дань моде, просто рабочий инструмент, а у одного из двух окон мощный фикус, который стоял на полу и подпирался здоровенной палкой.
Хозяин налил себе граммов сто водки, кивнул, молча выпил, закусил долькой лимона.
— Появится желание — не стесняйтесь, — он указал на бар и сел за стол, с неприязнью глядя на лежавшие бумаги, сложил их в кожаную папку, спросил: — Лев Иванович, вы считаете угрозу реальной?
— Я профессионал, Юрий Карлович, но человек, а не провидец. Просчитать ситуацию невозможно, не хватает информации. — Гуров смотрел в глаза хозяина, пытаясь разобраться, насколько искренен сидящий за столом человек.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Большой, возможно достаточной, информацией обладаете вы и ваша дочь, — ответил Гуров, игнорируя вопрос хозяина. — Я еще не передавал записку графологам, но даже моих скромных знаний в данной области достаточно, чтобы предположить, что автор — мужчина с сильным, уравновешенным характером. Автор не вашего окружения, полагаю, он человек военный, скорее всего, офицер контрразведки.
— И все это вы выяснили на основании написанных человеком нескольких слов? — Горсткову было не смешно, однако он улыбнулся.
— Все это очень просто. — Гуров долго мял сигарету, наконец закурил. — Все сказанное мной достоверно, если сама записка не является фальсификацией.
— Не понял. Какой фальсификацией?
— Возможны варианты. Различные варианты. Например, вы никакого письма не получали, написали его сами.
— Вы понимаете, что говорите?..
— Фу! — Гуров выпустил сильную струю дыма. — Меня постоянно обвиняют в том, что я чего-то не понимаю. Совершенно справедливо, я не понимаю множества вещей. Но в своей профессии я человек не последний. Юрий Карлович, вы богаты?
