Элизабет Джордж - Обман
Пребывая в приподнятом настроении, Иэн повернул машину на Нез-Парк-роуд. Стоящая у въезда на откос будка охранника была в этот ранний час пуста. Дежурного, собиравшего по шестьдесят пенсов за удовольствие прогуляться вдоль подножия скал, не было на месте, и Иэн покатил по тряской дороге к автомобильной стоянке, за которой виднелось море.
И тут он заметил поблескивающий под лучами утреннего солнца «ниссан»-хетчбэк, одиноко стоящий на парковке всего в нескольких футах от столбиков, отмечавших границу стоянки. Иэн, стараясь объезжать ухабы, подъехал ближе. Поскольку его мысли были заняты предстоящей прогулкой, он не обратил особого внимания на хетчбэк, пока ему не бросилось в глаза, что одна из дверей машины распахнута, а капот и крыша влажны от росы.
Иэн нахмурился, нервно забарабанил пальцами по баранке «морриса»: было что-то неладное, пугающее в этой машине, брошенной с открытой дверцей на краю обрыва. Чем дольше он обдумывал ситуацию, в которой оказался, тем сильнее ему хотелось как можно скорее повернуть к дому. Но присущее любому человеку любопытство взяло верх. Он осторожно тронул машину вперед и вскоре остановился борт о борт с «ниссаном».
Стараясь придать голосу беззаботность, он, высунувшись из окна, произнес:
— Доброе утро! Послушайте, вам не нужно помочь?
Полагая, что кто-нибудь может спать на заднем сиденье, он, перегнувшись, заглянул вглубь салона и тут заметил, что крышка бардачка раскрыта, а его содержимое разбросано по полу.
С первого взгляда было понятно, что здесь что-то пытались найти. Выйдя из машины, он заглянул в салон «ниссана», чтобы рассмотреть все получше.
Передние сиденья были вспороты, а задние изрезаны и выдвинуты вперед, как будто позади них искали тайник. Панели дверей были безжалостно сорваны и кое-как поставлены на место; на месте подлокотника между сиденьями — дыра; обивка потолка свисала клочьями.
Осмотр уверил его в мелькнувшем предположении. Наркотики, подумал он. Порты Паркестон и Харвич находятся неподалеку. Автомобили, трейлеры и громадные морские контейнеры ежедневно десятками доставляются туда морскими паромами. Они прибывают из Швеции, Голландии, Германии, и контрабандисты, ловко проскользнувшие мимо таможни, прежде чем передать незаконный товар получателю, отъезжают от порта на почтительное расстояние — к примеру, на Нез. Эту машину попросту бросили, догадался Иэн, поскольку она уже выполнила свое назначение. Он продолжит намеченную прогулку, а вернувшись, позвонит в полицию, чтобы ее отбуксировали отсюда.
Он, как ребенок, пришел в восторг от собственной сообразительности. Иэн, посмеявшись про себя над страхом, который он испытал, увидев на парковке автомобиль, вытащил из багажника «морриса» веллингтоны и, обуваясь, хихикнул, представив, что какая-то отчаянная душа попыталась бы покончить здесь со всеми своими проблемами. Ведь каждому известно, что к рыхлой, ненадежной кромке обрыва мыса Нез и подойти-то нелегко. Самоубийца, вознамерившийся свести счеты с жизнью в этом месте, выбрал не совсем надежный способ: он съехал бы по склону обрыва и увлек за собой на отмель месиво из глины, галечника и наносного ила, из которого состоит перешеек. Ноги он сломал бы наверняка, но расстаться с жизнью? Это вряд ли. Никому еще не приходила в голову такая бредовая идея.
Иэн закрыл багажник, запер на ключ дверцу и похлопал по крыше машины.
— Мой старый верный друг, — с нежностью произнес он. — Большое тебе спасибо.
То, что этим утром машина завелась, было чудом, которое Иэн, верящий предчувствиям и предзнаменованиям, воспринял как надежду на перемены к лучшему.
Он подобрал пять листов бумаги, валявшихся на земле возле «ниссана», положил их в бардачок, откуда они, по его мнению, выпали, и прикрыл дверцу хетчбека — аккуратность надо соблюдать во всем. После этого направился к крутой лестнице, ее выщербленные временем бетонные ступеньки вели вниз, к отмели.
На верхней ступеньке Иэн остановился. В этот час небо казалось ярким голубым куполом, не запятнанным ни единым облачком, Северное море в пору летнего безветрия было абсолютно спокойным. Дымка тумана, едва заметно проступающая над горизонтом узкой полосой, служила фоном, на котором отчетливо виднелось рыболовное судно, плывущее примерно в миле от берега в сторону Клактона. Стая чаек кружилась над судном, словно рой мух вокруг спелого фрукта. Присмотревшись, Иэн заметил еще большее скопление чаек, летящих вдоль линии прибоя на высоте обрыва. Они направлялись в ту же сторону, в которую пойдет он, — на север от Харвича, портовые краны которого, стоявшие на противоположном берегу залива, отчетливо виднелись даже на таком большом расстоянии.
Некоторое время Иэн разглядывал птиц, приближающихся, казалось, именно к нему, с чувством хозяина, встречающего долгожданных гостей. Однако в их полете чувствовалась такая непонятная решимость, что в его памяти поневоле всплыли и рассказ Дафны дю Морье, и фильм Хичкока «Птицы». Он представил невыносимые мучения Типпи Хендрен, игравшей в том фильме главную роль, и стал уже подумывать, не пуститься ли в спасительное бегство или, на худой конец, хотя бы найти, чем прикрыть голову, как вдруг чайки, словно единое целое, повернули и разом скрылись в строении, стоявшем на отмели. Это был дот, бетонное укрепление, построенное во времена Второй мировой войны на плоской вершине самой высокой скалы мыса Нез, но время и море обрушили скалу, и теперь это прежде грозное оборонительное сооружение сползло вниз и лежало на песке.
Иэн разглядел, что по доту уже расхаживают чайки, манерно пританцовывая, будто отбивая чечетку. Птицы кружили над бетонным сооружением, они то залетали внутрь, то вновь показывались из шестиугольного отверстия наверху, под которым прежде располагалась огневая установка. Они гортанно бормотали, словно переговаривались между собой, и в какой-то момент Иэну показалось, что их сообщения были телепатически приняты птицами, кружившими далеко в море, поскольку те, дружно повернув от рыболовного судна, направились прямо к берегу.
Их массовый решительный полет напомнил Иэну одно событие, которое он в детстве наблюдал на пляже вблизи Дувра. Стая чаек заманила в открытое море огромную, заходившуюся в свирепом лае собаку. Сначала собака забавлялась, пыталась поймать птиц, высоко подпрыгивая, а стая, кружа над собакой, слаженно заманивала ее все дальше и дальше, пока бедное животное не оказалось в четверти мили от берега. Ни призывы, ни даже угрозы хозяев не смогли заставить собаку повернуть назад. А что до птиц, так на их действия вообще невозможно было повлиять. Если бы Иэн не видел тех чаек, потешавшихся над обессилевшей собакой — они кричали, подлетали почти к самой пасти и внезапно устремлялись вверх, уворачиваясь, — он никогда не подумал бы, что птицы — это создания природы, наделенные инстинктом убивать. Тогда он в это поверил, а потому всегда старался держаться от них на безопасном расстоянии.
Сейчас он вновь вспомнил о той несчастной собаке: чайки будто играли или пытались безжалостно уничтожить кого-то, кто находится внутри старого дота. Надо было действовать, и немедленно.
Иэн, спускаясь по ступеням и размахивая при этом руками, крикнул:
— Эй, кто здесь? Отзовитесь!
Чаек, топтавшихся на покрытой пометом бетонной крыше, совсем не напугало его появление, они лишь угрожающе захлопали крыльями. Но Иэн не думал отступать. Чайки в Дувре вволю натешились над своим четвероногим врагом, но эти, балфордские, не собирались атаковать Иэна Армстронга.
Он побежал к ним. Дот находился примерно в двадцати пяти ярдах от нижней ступеньки лестницы, и этого расстояния Иэну хватило, чтобы развить приличную скорость. Он с громким криком бросился на птиц и испытал облегчение от того, что испугал стаю, — чайки взлетели в воздух.
От входа, засыпанного песком, остался проем высотой не более трех футов — внутрь вполне мог забиться некрупный тюлень, ищущий убежища. Именно тюленя Иэн и рассчитывал найти, когда, извиваясь всем телом, протиснулся сквозь короткий тоннель в стене и оказался в скудно освещенном помещении дота.
Он поднялся, настороженно оглядываясь и решая, что делать дальше. Его голова упиралась во влажный потолок. Пропитавшие все вокруг запахи водорослей и гниющих ракушек, казалось, исходили от земли и сочились из стен, густо украшенных надписями и рисунками откровенно сексуального смысла.
При свете, проникающем через амбразуры, Иэн сумел рассмотреть, что дот — в котором он, кстати сказать, ни разу не был во время своих частых прогулок по Незу — состоял из двух помещений, расположенных концентрическими кругами, и имел форму пончика. Проход, проделанный во внутренней стене, вел в центральную часть укрепления. Именно там, видимо, и находилось то, что так заинтересовало чаек. Не найдя ничего существенного на покрытом мусором полу, Иэн двинулся к проходу, машинально спрашивая: «Есть здесь кто-нибудь?» и не осознавая, что животное — будь оно живое, раненое или мертвое — едва ли сможет ответить на его вопрос.
