Сергей Белан - Евангелие от Джексона
— Читал.
— И в сводках, наверное, уже наперсточники примелькались?
— Допустим.
— И в газетах об этих аферистах обывателей предупреждали не раз.
— Не спорю.
— Вот видишь, все должны знать. Но что это за людишки облепили его, как мухи навоз, и делают ставки?
Верховцев поморщился.
— Это идиоты.
— Правильно. А посему еще раз повторюсь: за свою дурь должен платить каждый сам.
— Что ж, спасибо за науку. Учту на будущее.
— Не за что. А теперь вынужден откланяться. Сегодня хорошая игра, кстати у Бим-Бома.
— Джексон, будь другом, возьми с собой?
Тот с некоторым недоумением посмотрел на Верховцева.
— Зачем? Хочешь испытать свое счастье? Не стоит. Я иду туда не для того, чтобы выигрывали такие, как ты.
— У меня другая цель, как тебе сказать… Ну считай, что для меня это будет как семинар по повышению квалификации. Одно дело знать о такой публике понаслышке, другое — наблюдать за ней живьем, без купюр.
Джексон на мгновение задумался, пожевал губами.
— Уговорил, но условия, надеюсь, понимаешь, — посмотрел, вышел, и тут же забыл. И чтобы это не всплыло потом ни в одном из ваших кабинетов.
— Даю слово, — пообещал Верховцев.
— Этого достаточно. Как говорили наши предки, «честь дороже жизни». Пошли.
И приятели детства отправились повышать благосостояние народа в лице Джексона. Идти далеко не пришлось — Бим-Бом жил совсем рядом, как выражаются некоторые босяки и бомжи, на расстоянии приличного плевка.
Уже у дверей бимбомовской квартиры Джексон счел нужным провести дополнительный инструктаж:
— Вот что, Олежик, — ничему не удивляться, никаких лишних вопросов, и дыши весело! Да, еще маленький нюанс, Бим-Бом, знаешь ли, на той неделе замуж вышел. Ты это… эмоции свои на фейс не выставляй, не надо омрачать молодожену радость медового месяца.
В небольшой «полторашке» плавал дым такой плотности, что поначалу и разглядеть что-либо представлялось затруднительным. Игра, по-видимому, только началась, но топор уже можно было вешать, не опасаясь за его падение. На вновь прибывших не обратили никакого внимания: Джексон в подобных сообществах был глубоко свой, а это избавляло его спутника от излишних объяснений своего присутствия. Они прошли к окну и присели на кушетку у журнального столика. Джексон вынул сигаретку.
— Я покурю, а ты пока завари чайку да покрепче. У меня от чайка прорезается благодушное настроение.
Верховцев принялся сыпать заварку в кружки, Джексон прикурил, затянулся и стряхнул пепел в аквариум. Хозяин квартиры, заметив этот акт экологического вандализма, сделал кислую мину, но промолчал, — индивидуумы масштаба Джексона были для него вне критики. Пригасив сигарету, Джексон сосредоточил все внимание на алюминиевой емкости с круто заваренным дымящимся напитком. Казалось, происходящее вокруг его ничуть не занимает.
— А почему ты не играешь? — полушепотом спросил Верховцев.
— Это разве игра? — Джексон отхлебнул из кружки. — Это не игра, это пока только пылесос.
— Пылесос? — Брови на лице Верховцева поползли вверх.
— О-ох, мальчишка, пора с тебя деньги за науку брать. Ладно, время есть, попробую растолковать. Понимаешь, тут система как в большом спорте, своя классификация. Существует низший круг, это игрочишки в парке Зиедоня. Там играют в бурку по пятьдесят копеек. В конечном итоге, основная денежная масса оседает в карманах двух-трех игрочков. Эти два-три несут свой выигрыш в круг рангом повыше. Таких команд уже поменьше, но ставки покрупней. За пару вечеров все деньги «юниоров» перекочевывают опять-таки к одному-двум из играющих. И уже победители несут их сюда, а здесь таких ждут, можно сказать, с наслаждением. К концу игры в выигрыше снова окажется какой-то там дуэт. И они понесут, как пчелки нектар, все здесь отпылесосенное в высшую лигу, где заправляют такие, как Додик, игроки экстра-класса, доктора наук.
— Прямо уж и доктора?
— Да, которые защитились по теме таинства передвижения мастей. Это и будет последней стадией пылесоса. И все начнется сначала: шантрапа будет собирать по рублику в парке Зиедоня и подворотнях, а потом, пройдя по инстанциям, все денежки сконцентрируются у пяти-шести рижских грандов. Ну, а к ним уже подъезжают залетчики союзного пошиба. Правда, они канают под лесорубов — этаких тупых работяг, которые приехали с Севера с бешеной капустой и хотят поразвлечься с купеческим размахом. Но это уже не мои проблемы, я на такие штучки не клюю. Доходит что-то?
— Нет вопросов, — ответил Верховцев. — Кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
Джексон, явно польщенный таким комплиментом, взялся разминать свои длинные, как у пианиста, пальцы.
— К чему мне мучиться с этой шоблой, пусть ребята поработают, пропылесосят, очистят от лишнего фраеров, вот тогда появлюсь и оторву свой кусочек в стольничек-другой. Так что, моя игра начнется попозже.
Он пригасил окурок и швырнул его в аквариум. В это время Бим-Бом примостился на коленях у рыжего верзилы, такого огромного, что стокилограммовый хозяин квартиры рядом с ним выглядел хрупким херувимчиком. Игра постепенно набирала обороты. Верховцев, не вникая в ее перипетии, по выражениям лиц и отдельным репликам понимал, кто на взлете, кто в пролете. Все было, как и предсказывал Джексон: выигрывали двое и один держался на нулях. Больше всех нервничал рыжий гигант. У него что-то не клеилось, к тому же донимал Бим со своими неуместными ласками.
— Это и есть муж Бим-Бома? — спросил Верховцев.
— Ну хоть это ты понял без моей помощи, — ухмыльнулся Джексон.
Дела рыжего были видно совсем плохи, и он, чтобы как-то отвязаться от назойливой «возлюбленной», больно ущипнул Бим-Бома за ляжку. Тот взвился чуть ли не до потолка и слетел с колен.
— Пошел прочь, — зарычал вышедший из себя «муж», — мешаешь играть.
Разобидевшийся Бим-Бом понуро поплелся к аквариуму.
— Послушай, и чего ты терпишь такое хамское отношение? — спросил его Джексон.
— Ах, Женя, тебе не понять. Ты знаешь, какой он мужчина!
И Бим-Бом восторженно закатил глаза, губы его похотливо заслюнявились.
— Я вижу, у вас глубокие чувства? — Джексону с трудом удавалось сохранять серьезное выражение лица, но в голосе звучало неподдельное участие.
— Ой, что ты, не то слово, — счастливо щебетал седеющий гомик, — это такое… такое. Я полюбил его с первого взгляда. Со мной такого никогда не было. Я даже ловлю себя на мысли, что хочу от него ребенка.
Верховцев чуть не подавился от смеха, Джексон же оставался бесстрастным — казалось, в этой жизни его уже ничто не могло удивить.
— Чем же он тебя так очаровал?
— Сам не знаю, но как обнимет, как поцелует, дрожу весь.
Глазки Бим-Бома сладострастно заблестели от какого-то мимолетного воспоминания.
— Все ясно, — подвел итог разговору Джексон, — целовался бы еще, да болит влагалищо.
— Фу, какой ты грубый, — капризно бросил Бим-Бом и, вновь обиженный, в оскорбленных чувствах направился назад к любимому «мужу».
Неожиданно противным дискантом заголосил телефон на тумбочке, Бим-Бом пулей подлетел к нему. Верховцев раскрыл рот — он никак не ожидал такой прыти от центнеровой туши.
— Не звони сюда больше, он к тебе не вернется… не вернется, — твердил в трубку новый фаворит рыжего, — он не любит тебя, он любит только меня.
— Старая история, неклассический любовный треугольник, — сквозь зубы процедил Джексон, — она любит его, а он любит другого.
— Чао, лапуля! — Бим-Бом положил трубку, мягко переваливаясь, точно кастрированный кот, подкрался к своему ненаглядному. — Твоя бывшая звонила.
— Что ты там жужжишь? — прогрохотал верзила, увлеченный игрой.
— Твоя бывшая звонила, — с дрожащей ревностью в голосе повторил Бим-Бом. — Наглячка, как она мне надоела! Она хочет разбить наше счастье.
И он стал ластиться к «мужу», нежно покусывая его за мочку уха. Тот с силой ухватил любвеобильного домогателя за толстый зад.
— Не скули, лучше дай денег. Все просадил.
— Да откуда, Мишель, — кокетливо отстранясь, запричитал Бим-Бом. — Осталось только на еду, еще за квартиру не платили.
— Дай, говорю, пидар жопастый, или щас уйду, — настаивал рыжий.
Бим-Бом не устоял и со слезами на глазах выложил четвертной.
— Что ж, за любовь надо платить, — вымолвил он трагическим голосом, мысленно оплакивая уплывшую купюру.
— Так-то лучше, — самодовольно осклабился супруг. — А теперь не маячь, иди постирай мне рубашку, а то меня уже на работе подкалывают, говорят — жена неряха, а ты же у меня чистюля.
Бим-Бом благодарно улыбнулся и утер слезу. Затем он схватил с дивана мятую рубаху, прижал к груди, проворно чмокнул рыжего в небритую щеку и улетучился в ванную.
— Знаешь, Джексон, — Верховцев подвинулся поближе, — у меня создается впечатление, что очень скоро гражданин Слесарев прибежит в наше заведение с новым заявлением о краже.
