Наталья Александрова - Перстень Калиостро
— Александр! — нервно окликнула его дама.
Он поднял голову. Глаза его горели темным огнем. Но огонь этот не светил, он пожирал его изнутри. Мне показалось, что если я подойду поближе, то услышу ровное гудение, как в топке паровоза. Хотя я и ожидала увидеть инвалида, но несколько обалдела.
— Не беспокойтесь, он абсолютно не опасен, — затараторила дама, — он будет сидеть тихо в углу. Если вам нужно убрать в этой комнате, вы просто скажите ему погромче, чтобы он уходил, или сами отведите.
Ест, одевается и пользуется туалетом он самостоятельно. — В голосе дамы появились горделивые нотки дрессировщицы диких зверей. — Значит, сегодня вы можете идти, к работе приступите завтра.
— А деньги? — напомнила я.
— Хорошо, — нехотя сказала дама, — деньги за завтрашний день я оставлю вот тут. Ключ возьмете в квартире напротив, я вас туда отведу и представлю.
С улицы раздался нетерпеливый гудок автомобиля. Дама открыла окно и высунулась в него по пояс, заорав истошно:
— Петя, поднимайся сюда!
Через пять минут в квартире появился Петя, дамин муж. Петя был мордат, розовощек, и видно было, что пиво он любит сверх меры. На меня Петя бросил один взгляд мельком и отвернулся. А я сразу поняла, почему дама так пристально меня изучала, прежде чем нанять на работу: муж был моложе ее лет на пятнадцать. Отсюда и пластмассовые заколки, и красненький молодежный костюмчик. Но, одернула я себя, мне-то какое до этого дело?
Дама нагрузила Петю двумя здоровенными коробками, в одной был, по моим предположениям, портативный телевизор, а в другой — сервиз, потому что дама уж слишком суетилась.
— Пойдемте! — Она показала мне, как закрыть дверь, и помчалась по лестнице, крича Пете, чтобы нес осторожно.
Я позвонила в квартиру двадцать девять.
Дверь открыли сразу же, очевидно, бабуля давно уже стояла у глазка.
— Ну что, подрядилась? — спросила старуха. — За сколько?
Почему-то всем в этом доме есть дело до моих заработков. Но с бабушкой я решила не ссориться, а попробовать выяснить что-нибудь про инвалида, меня очень беспокоил этот ровный огонь в его глазах.
Черт его знает, что у него в голове, вот стану я пол мыть, а он подкрадется сзади и стукнет чем-нибудь. Ему-то ничего не будет, у него все справки есть, а вот у меня маленький сын.
Бабуля провела меня в комнату, и там, при свете, я увидела, какая она старая — не меньше восьмидесяти. Мы познакомились, бабку звали Павлина Ивановна.
— В общем, так, Мария. Я тут главный сторож, караулю его, — она кивнула на стенку, — раз по восемь на дню захожу проведать. Накормлю и умою. Вот только убирать и готовить не могу — силы уже не те. Так что ты уж расстарайся. Все ж негоже, хоть и такой он, а живой ведь человек.
— Давно он так? — полюбопытствовала я.
— Пятый год уже, — нахмурилась старуха. — Ехал на машине, попал в аварию. Руки-ноги целы. А в голову ударило. Лечили его долго, по больницам мытарили, да так ни с чем и выпустили. Раньше мать с ним жила, полный уход был, а в прошлом году, — старуха подняла глаза к потолку, что-то подсчитывая, — ну да, скоро год будет, мать его умерла. Думали его в психбольницу оформить, как вдруг объявилась эта.
Павлина Ивановна сделал пренебрежительный жест, изображающий взбитую челку моей нанимательницы.
— Кто же она ему будет?
— А никто и знать не знает, — чуть не плюнула старуха. — Какая-то родня, седьмая вода на киселе, ихнему забору троюродный плетень. Не то сестра сводная, не то тетка двоюродная.
— Что, квартиру эту хочет захапать?
— Тут вот какое дело, — зашептала бабуля. — Дом у нас неприватизированный, какой-то особо ценный, под охраной государства. А она, Лидия-то, хотела сюда прописаться. Но в ЖЭКе на эту квартиру давно глаз положили. И уперлись, говорят: не родня она ему — и все тут. А там и верно, по документам сомнительно. Потому что если бы было кровное родство, то она, Лидия-то, куда угодно бы пролезла. Сначала она хотела Сашу в психушку отдать, а когда ей в прописке отказали, то решила его дома оставить, чтобы ухаживать. А на самом деле приводит своего мордатого, и тащат они из "квартиры почем зря. Коробками выносят, да ты сама видела.
— Вот оно что… — Я поняла, почему квартира показалась мне немного странной.
Оказывается, она просто была пустой.
Исчезли вещи, которые годами стояли и висели на своих местах, от этого квартира казалась обнаженной.
— У инвалида ворует, — равнодушно сказала я.
Конечно, такое мародерство вызывает только омерзение. Но какое мне до этого дело? Меня наняли убирать, так завтра и начну.
— У Елены, Сашиной-то матери, посуда была хорошая, белье постельное все новое, покрывала, — вспоминала Павлина Ивановна. — А сейчас прихожу, там и сервант пустой. В шкафу одна рвань осталась.
Старуха еще долго перечисляла, чего не хватает в квартире, но мне стало скучно.
У моей парадной на скамеечке сидел Андрей.
— Разве мы договаривались? — нелюбезно спросила я.
Он смутился, даже покраснел.
— Нет, но я думал, что вы с Лешей дома.
Понятно, он знает, что я никуда не выхожу надолго. Я не стала рассказывать, где теперь работаю, — гордиться нечем. Мы зашли за Лешкой, Тамаре Васильевне очень хотелось расспросить меня про работу, но она великодушно отложила это до более удобного случая.
Дома Андрей сразу же устремился к крану. Лешка торчал возле него и смотрел влюбленными глазами. Ребенку не хватает отца, это ясно. Но из моего бывшего муженька отец, как из меня английская королева.
Кстати, что-то давно он нас не навещал и не скандалил. Из ванной доносились плеск воды и Лешкин смех — они проверяли кран.
Вот Андрей показался на пороге, улыбаясь.
Приятный мужчина, нельзя не признать.
Вежливый, детей любит. Может быть, ему не хватает семьи, и он тянется к Лешке? Если бы мы встретили его чуть раньше, хотя бы на год… Хотя тогда я была замужем и думала, что брак мой достаточно прочен. А теперь дело даже не в моей жуткой внешности, а в том, что у меня внутри. Никаким чувствам там нет места, и, боюсь, не будет никогда.
Мне хотелось, чтобы Андрей ушел поскорее, и я бы тогда спустилась к Тамаре посоветоваться насчет работы, а потом бы легла пораньше, потому что устала. Но Лешка был такой оживленный, глазенки у него так весело блестели, они так хорошо занимались с Андреем, что я занялась ужином, а потом мы долго пили чай и беседовали. Он ушел, когда у Лешки стали слипаться глаза. В прихожей он нашел мою руку.
— Через два дня музей отдаст фотографии, и у меня больше не будет повода к вам приходить.
Я хотела сказать, что мне очень приятно было познакомиться и чтобы он шел себе с Богом, но вспомнила Лешкины сияющие глаза и пробормотала что-то в том духе, что он может приходить, когда захочет, мы с сыном будем очень рады.
Вот так, кажется, у меня появился поклонник. Но зеркало в коридоре рассмеялось мне в лицо. Мерзкое стекло, разумеется, право, но тем не менее, когда я заработаю какие-то деньги, нужно купить летнюю одежду себе и Лешке. И не на барахолке, а в магазине, пусть и недорогом. Нельзя все время носить чужую ношеную одежду, от этого у ребенка может развиться комплекс неполноценности.
На следующий день я приступила к трудовой деятельности. Пришла я часов в одиннадцать и застала в квартире Павлину Ивановну, которая моего подопечного уже накормила завтраком и переодела в чистую рубашку. Он все так же уныло сидел в гостиной на диване, на меня и не взглянул.
— А разговаривать он умеет? — спросила я шепотом.
— Кто его знает, — старуха пожала плечами, — я ни разу не слышала.
Она ушла, а я отправилась на кухню.
Там стоял запах раскисшего хозяйственного мыла, от которого меня замутило. Тем не менее я пошла на запах и отыскала в мойке целую кучу обмылков в алюминиевой миске. Сколько же кусков хозяйственного мыла нужно купить, чтобы получить этакую кучу?
И это в то время, когда все нормальные люди стирают порошком и пользуются жидкостью для мытья посуды. Просто какая-то патологическая жадность у моей хозяйки!
Вымыв посуду, кое-как отчистив плиту и наведя в кухне относительный порядок, я двинулась в комнаты. В спальне по-прежнему было как в норе барсука после зимы, и запах соответствующий. Я раскрыла окно, которое, естественно, было еще не мыто после зимы, и это в середине мая! Сняв абсолютно серое постельное белье, я выбила , подушки прямо на подоконнике, вытерла пыль и наскоро шваброй обмела паутину на потолке. Тут работы полно, за сегодня мне не справиться. В шкафу на полке я отыскала две жалкие простыни. Права была Павлина Ивановна, когда утверждала, что эта зараза Лидия все поперла. Зато в ванной меня ожидала куча грязного белья и стиральная машина — не то «Сибирь», не то «Саратов», судя по всему, выпущенная задолго до моего рождения. Я с опаской потрогала машину. Как бы не взорваться тут вместе с ней!
