Джереми Камерон - Убили Винни
— Что, Ники?
— А ты чего тут делаешь?
— Да с тобой вот пошептаться пришел.
— Нафиг-нафиг! Я таким не занимаюсь.
Как он меня нашел, не спрашиваю — не дождется.
— Да я не про то, Ники, ты же меня знаешь.
— А то ж! Прошу прощения, забыл представить. Флокс, это сержант Грант из чингфордского отделения, мент хитрожопый, специальность — нападения на сотрудников полиции. Живет в Эппинге… ну, дальше и так понятно.
— Хороший район, между прочим. А ты кто? Его телка новая?
— Ага, и квартирка у тебя ничего: тут хапнул, там хапнул. Давай говори, хрена тебе надо?
— А вот это уже клевета, Ники. Знать бы надо, не маленький. Ну все, ладно, я не трепаться с тобой пришел. Не знал я, однако, что ты крикетом увлекаешься и такое говно слушаешь. Ну да ладно. Пошептаться не желаешь?
— Ага, щас.
— Это в принципе тебе надо, а не мне. Просекаешь?
— Вроде того.
— Ты с крутыми ребятами связался, Ники, это тебе не в канасту играть.
— В какую еще канистру?
— В канасту. Эх, молодняк… Ладно, слушай…
— Отвали.
— Не знаешь, у кого из ваших «мерс» есть?
— Да у нас тут у всех «мерсы».
— А чтоб не ворованный?
— У дилеров есть, у ментов продажных…
— Между прочим, когда Винни убили, там рядом «мерс» видели.
— И что? Да тут старых «мерсов» полно.
— Новый.
— И дальше?
— Мы номер записали. Нам кто-то позвонил и назвал номер. Пальцем показывать не буду, но тебе должно быть интересно…
— Ну и?
— Его и в Кэннинг-Тауне видели, и в Сильвертауне. И в Лаутоне тоже. Номер знаешь какой? К267 MML.
Пауза.
— Я ведь так просто… Мало ли, думаю, вдруг тебе интересно…
— А я вот думаю, что пусть лучше меня порежут, а я их все равно закрою. Отвали.
— Да я ведь, в общем, предупредить хотел. Чтобы ты не ждал, готовился. Думал, может, тебе пригодится…
Он мне еще так ручкой сделал, вроде как королева или мировой судья.
— Бывай.
Он пошел на выход, а все же знают, что он коп — народ его обходит, как будто наступить боятся.
У него еще волосы из ушей росли.
Скоро и мы пошли домой. Если Грант не наврал, значит, я знал, кто ездит на том «мерсе».
Рой Флауэрдью, мой адвокат.
*****Я всю дорогу бога поминал.
Флокс молчала.
Позвонил Рамизу с сотового.
— Рамиз, знаешь, кто тех троих навел?
— Кто?
— Рой! Адвокат мой. Он их привел. Он им все устроил.
— Ну ни хрена себе!
— Что делать будем?
— Ничего. Ничего не будем делать. Мы его тебе оставим. Ты с ним еще встречаться будешь?
— Вообще-то мы с ним не договаривались…
— Хорошо. Тогда сперва в Центре разберемся, а потом ты им вплотную займешься.
— Получается, вообще все на мне.
— Это бизнес, Ники.
— Блин, Рамиз… Ладно. Просто посоветоваться хотел, что делать.
— Ничего не делай. Посмотрим, как оно пойдет. Понял?
— Да.
Ну вот, теперь еще и Роем заниматься. Жизнь пошла тяжелая, все самому приходится делать.
Лег — спать не смог, всю ночь проворочался. Зато понял наконец, что мне тогда у Роя не понравилось. Во-первых, он спрашивал, кого я убить собираюсь, хотя это не его дело, а во-вторых, он про Тину вспомнил, что я с ней спал. А ведь Тина-то — это давно было, тогда еще у меня не он был, а миссис Меллоу. Откуда же он узнал? Вряд ли она ему это рассказала. Скорей всего, он знал, что я к ней ходил. Значит, за мной следили.
Так это Рой, сука, их привел. Понятно, с каких барышей у него стол в полкомнаты.
ВэндсвортВот, помню, когда мой отец уходил — вот это ночь была.
Козлина — это вроде отчима, а до него еще был мой настоящий отец.
Мне тогда было лет восемь, а Шарон совсем мелкая была. Сидим мы втроем с мамой в субботу в девять вечера, телек смотрим, наверно какого-нибудь «Крутого Уокера». Вваливается отец, пьяный в муку. Ну, никто на него внимания не обращает, дело обычное. Только непонятно, чего он так рано взыскался. Видно, деньги кончились.
— Пожрать дай.
Мать:
— В духовке стоит.
— Холодное все?
— Холодное. Ты бы еще попозже пришел.
— А ты, зараза, подогреть не могла?
Пошел, вернулся с тарелкой, говорит нам с Шарон: двигайтесь. Подвинулись, он сел, стал жрать. Потом говорит:
— Говно.
Все молчат. Тогда он говорит:
— А эти чего сидят? Совсем, что ли, сдурела, за детьми не смотришь? Ну-ка, встали, гаденыши, и спать пошли, живо! Вас завтра в школу не поднимешь.
Я мелкий был, а уже повякивал. Говорю ему:
— А мы в воскресную школу не ходим.
Он мне подзатыльник.
Мать:
— Ребенка не трогай, урод!
— Борзеют много. Пошли спать, я сказал! А ты у меня сейчас…
Повернулся, хотел ее ударить, а тут я:
— А ну руки убери, пидор недотраханный!
Что такое пидор, я тогда вообще не знал, да и в остальном, в общем, тоже слабо разбирался, честно-то говоря. Шарон разревелась, отец швырнул в мать тарелкой, снес с полочки какую-то фигню фарфоровую.
Дальше понеслось. Вообще, дело обычное, только в этот раз он уходить собрался:
— Все, ухожу! Не дом, а хрен знает что!
Мать кричит:
— К Мишель, что ли, собрался?
— Твое какое дело?
— Такое, что шлюха она!
— И шлюха! Зато с ней жить можно!
Нам с Шарон это все надоело, мы пошли второй телек смотреть. Они еще поорали, потом дверь грохнула, и он ушел.
Мать сперва поверить не могла. В воскресенье она даже не расстраивалась особо: хоть отдохнуть от него. А в понедельник с утра уже ревет, в обед забежали — ревет, совсем из школы пришли — все еще хлюпает. Смотрим: ужина нет, мы сразу права качать. Потом пришла ее подружка Лайла, они сели и стали хором плакать. Потом мать собралась идти к той бабе его забирать. Лайла ее отговаривала, но она все равно пошла, хотела с этой Мишель разобраться. Ничего не вышло, естественно. Отец потом еще пару раз заходил вещи забрать: комбинезон, пластинки с Элвисом Пресли, но с матерью они больше не разговаривали.
Он потом с нами встречался иногда. Родители разводились по суду, поэтому сперва приходила тетка из соцобеспечения, какие-то там вопросы задавала, а потом он нас вел на ярмарку или в Макдональдс. Он приезжал и ждал на углу. Мама нас всегда наряжала как на праздник, чтобы он не думал, что мы без его алиментов подыхаем. А он ей назло нам гамбургеров, коктейлей всяких накупал, мы по глупости объедались, а нас потом дома рвало. Но, в общем, оно того стоило.
Иногда он нас водил к своей девке, как ее мать называла. Та все улыбалась: кока-кола с мороженым, все дела, но все равно понятно было, что мы ей нафиг не нужны. Хотя он нас к ней не так уж часто и водил. Потом он уже и сам стал реже приходить, хотя мы его ждали, сидели одетые. Потом мама перестала нас заранее одевать, а потом вообще все прекратилось.
Мы с ним теперь иногда в барах пересекаемся, он все пытается со мной мужские разговоры вести. Поздновато спохватился. От той девицы он ушел (или она его бортанула — там каждый по-своему рассказывает). Теперь он вроде бы с какой-то в Стратфорде живет. Повезло тетке. Надеюсь, у нее хоть микроволновка есть.
*****Потом мать, естественно, завела себе мужика.
Не сразу, правда, через несколько месяцев. Недели две проплакала: мол, надоела, выкинули ее на помойку, кому она нужна и все прочее. Потом Лайла вытащила ее в бинго-клуб, потом в бар проветриться. В первый раз она так психовала, что ее стошнило перед выходом. Все спрашивала, как она выглядит, боялась, что ее там за центровую примут. Первое время они там с Лайлой только портвейн с лимоном глушили, и больше ничего. Потом вдруг в пятницу является Козлина.
Причем вид такой, как будто его тоже перед выходом вырвало. Это уже потом только выяснилось, что он всегда такой.
Мы-то знали, что-то намечается: мать часа полтора в ванной сидела. Потом звонок в дверь, Шарон бегом открывать, а там этот хроник — худой, как из Освенцима, и мировая скорбь на морде.
Шарон кричит:
— Мам, тут какой-то доход пришел.
Ушли они.
Он с ней нормально обращался, по барам водил, не бил никогда. Не знаю уж, о чем они там говорили, я лично ничего, кроме «пальто» и «чай», не слышал. Мама сперва все понять не могла: почему он ее не бьет. Думала, что-то не так. Потом привыкла.
Потом, если на улице было холодно, он стал по вечерам у нас сидеть. Мы с Шарон как ни зайдем, они какое-нибудь «Роковое влечение» смотрят. И красные оба, как будто они там невесть чем занимаются.
Потом он повадился садиться в отцовское кресло.
— Ты, жирдяй, это отцово кресло. Слезай давай.
Он пересел, а мать говорит:
— Ники, не обижай Генри, он хороший человек.
Ни фига себе хороший! Генри тоже!
Потом как-то она нас с Шарон позвала, наверно, хотела рассказать, какой он хороший, водит ее везде, не бьет и так далее.