Андрей Воронин - Таможня дает добро
Когда фары погасли, дорога перед машинами стала видна всего на каких‑нибудь десять метров.
— Мы с тобой в головную машину сядем, а те ребята пусть не отстают. Потеряются, хрен потом дорогу без меня найдут.
Иванов первым залез в кабину «КамАЗа», сидеть ему пришлось на раскаленном, подрагивающем капоте, пыльном и грязном.
— Трогай, — сказал Саванюк. Выглядел он спокойно, уверенно.
«КамАЗ» дернулся и медленно пополз по дороге. Водитель боялся зазеваться и съехать на обочину.
— В Браславе вас никто не останавливал, документы не спрашивал? — глядя мимо Иванова в лобовое стекло, интересовался Саванюк.
— Нет, — растерянно отвечал бизнесмен, — мы проехали город без приключений. Пусто у вас, такое впечатление, что все умерли.
Саванюк негромко рассмеялся.
— Это ты точно подметил, у нас в городе по ночам зря не шастают. Но вот менты иногда на охоту выезжают.
— Разве вы с ними не договорились?
— Если бы вас останавливали, пришлось бы договариваться, а так зачем лишние траты?
Иванов вспомнил, с каким оптимизмом он смотрел в будущее, когда еще ехал по России, после первого разговора с Саванюком. Тогда ему казалось, что у бывшего полковника все схвачено, все договорено, что встреченные милиционеры будут отдавать «КамАЗам» честь и пропускать фуры без всяких задержек.
— Боишься? — Саванюк локтем ткнул в бок загрустившего бизнесмена. — И правильно делаешь. В наше время никому доверять нельзя. Эй, приятель, — Саванюк, перегнувшись через капот, тронул за плечо водителя, — метров через триста поворот направо будет, смотри не прозевай, а то со своей фурой хрен ты на дороге развернешься.
Машина ехала так медленно, что из кабины не успевал выветриваться едкий дым, пробивавшийся сквозь дырявый капот.
— Теперь направо. Да не бойся, я тоже в кабине сижу, в кювете очутиться не хочется.
Перед лобовым стеклом машины мелькнули густые еловые лапки, ударили в стекло. Дорога была узкой, деревья подступали со всех сторон.
— Разрослись, — задумчиво проговорил Саванюк. — Раньше, когда здесь тягачи с ракетами ездили, настоящий зеленый туннель был. Можешь фары включить, теперь их никто не увидит, разве что кому‑нибудь придет в голову ночью по лесу прогуляться.
Ломая ветки, машины продирались сквозь чашу по старой военной дороге, усыпанной щебнем и гравием, сквозь которые давно проросла густая трава и папоротник. Чем дальше забирались «КамАЗы» в глубь леса, тем спокойнее становилось на душе у Иванова. Чаща тут была такая, что появление человека на дороге казалось делом абсолютно невероятным.
— Здесь только хуторяне ходят, — приговаривал Саванюк, — да и то редко. Днем за грибами, за ягодами в лес выбираются. Места тут топкие, четыре метра торфа экскаваторами выбирали, песком засыпали, когда дорогу делали, — комментировал бывший полковник. — Вон смотри, как деревья трясутся. Один козел,— продолжал полковник, — на этом самом месте, — он показал рукой, и Иванов увидел две глубокие колеи, уходящие влево, — с дороги съехал. Два дня его машина тут торчала, пока мы гусеничный трактор пригнали. Насилу вытащили, два троса порвали.
Через полчаса машины остановились перед ржавыми воротами военной части, на которых еще виднелись выведенные красной краской пятиконечные звезды.
— Пошли, вместе отворим. Ворота тяжелые, одному не справиться.
По густой траве Саванюк с Ивановым добрались до ворот и что было сил навалились на скрипучую створку.
— Специально не крашу, не смазываю, — говорил полковник, упершись плечом в ржавую трубу, — незачем другим знать, что машины тут ездят.
— Правильно, — поддакнул Иванов, вытирая со лба выступившие капельки пота.
Машины стояли в высокой траве, доходящей до самых бамперов.
— Пошел! Пошел! — — закричал Саванюк, махая рукой.
Когда все три машины миновали ворота, бросился закрывать створки.
— Куда теперь? — спросил Иванов, забираясь
в кабину.
— Тут уже недалеко, покажу тебе свое секретное хозяйство.
Иванову и водителям казалось, что они из реального мира переместились в декорации, специально возведенные для кино. Здесь вполне можно было снять фильм о жизни на земле после ядерной катастрофы. Высились мрачные стены казарм, на плоских крышах которых уже росли маленькие березки, осины, тополя.
В стенах зияли провалы, ни одного целого окна, ни одного целого проема. Обсыпавшаяся с фасадов облицовочная плитка, ржавые остовы брошенной техники. Местами еще виднелись выведенные черной краской на бетонных стенах предупреждения о том, что объект охраняется часовым и приближаться к нему ближе чем на пятьдесят метров запрещено.
— Большое хозяйство было, — вздохнул бывший полковник Саванюк.
— Да уж, — ответил бизнесмен Иванов, — если бы столько недвижимости не в лесу, а в городе, ей бы цены не было.
— Ей и тут цены нет, — усмехнулся бывший полковник, — а то, что все развалено, так это нам только на руку. Больше здесь грабить нечего, шифер посрывали, стропила разобрали, бетонные плиты сняли. Одни коробки остались, как после войны. Раньше меня название этого болотного острова раздражало — Волчьи Ямы, а теперь оно и оправдалось. Одни ямы остались да волчьи норы.
Фары машины выхватили из темноты нечто вроде большого кургана.Сразу было понятно, что он насыпной, а не природный. В нем чернел неровный, местами обвалившийся арочный проем.
— Туда, — скомандовал Саванюк. Переваливаясь на обломках кирпичей, машины
вползли в какое‑то подобие огромной пещеры. Когда Иванов спрыгнул с подножки, то сразу ощутил холод и влагу. Над ним простирался еле угадывающийся в сумерках огромный бетонный цилиндрический свод. Три «КамАЗа» с большими фурами казались игрушками, так тут было просторно. Пахло землей, влагой, плесенью.
— Пахнет, как в могиле, — хохотнул Саванюк, хлопнув Иванова по плечу, чтобы подбодрить. — Тем и хорошо, ни одна сволочь сюда не сунется. Для темных дел нужно мрачные места выбирать. — Пошли, ребята! — обратился он к шоферам.
Пятеро мужчин оказались на открытом пространстве перед курганом, таившим в своих недрах огромные ангары для ракет. Саванюк отвязал от загнутого ржавого прута арматуры две веревки и, умело манипулируя ими, опустил маскировочную сеть, прикрывшую въезд в ангар.
— Теперь даже днем ни одна сволочь ничего не увидит, если только вплотную не подберется. А до завтра у нас время есть. Пошли, я угощаю.
Иванову после дальней дороги хотелось спать. Его укачало, даже немного подташнивало, но отказаться от угощения он не смел, настолько властным было поведение Саванюка.
— Выпьете с дороги немного, перекусите, и можно поспать. Хоромы здесь, конечно, не ахти какие, не отель «Хилтон», но кровати и чистое белье я вам найду. Электричества только у меня нет, но это даже интересно. Небось ты давно при керосиновой лампе за столом не сиживал?
— Вообще никогда не приходилось при керосиновой лампе сиживать.
Иванов чувствовал полную зависимость от Саванюка. Отойди тот на минутку в сторону, и будет непонятно, что дальше делать, куда идти, как выбраться с этого острова посреди болот и густого мрачного леса. Виктору Иванову казалось, что солнце уже никогда не взойдет, что темнота будет вечной. В память врезалась глупая фраза, как бы случайно оброненная Саванюком в ангаре, — насчет запаха, как в могиле.
— Выпьешь, повеселеешь, — подбодрил Иванова Саванюк.
Он не стал пропускать гостей впереди себя, шагнул в черный, как бархат, проем в стене. Затем скрипнула дверь, щелкнула зажигалка. Одну за другой Саванюк зажег четыре керосиновые лампы, подвешенные к низкой балке. Тут, у стены, стояли четыре кровати, простыни и одеяла лежали на свернутых в трубку матрасах. Посередине комнаты стоял сколоченный из грубых досок стол и четыре табурета.
— Тут пусть ребята располагаются, а мы пойдем ко мне.
За следующей дверью оказалась вполне приличная комнатка, небольшая, с одной кроватью и квадратным журнальным столиком.
— Сейчас, только шоферам угощение отдам, — Саванюк залез куда‑то в угол, за старые агитационные щиты, на которых красовались облезшие бравые солдаты, отдающие честь, с дурацкой подписью «Красив в строю, хорош в бою», и вытащил оттуда брезентовый мешок с ручками, внутри которого призывно звякнули бутылки.
Саванюк, не говоря ни слова, выставил мешок за дверь — водителям — и тут же затворил ее. Затем потер сухие ладони в предвкушении выпивки.
— А мы с тобой, Виктор, выпьем не просто водочки, а нормального коньяка.
— Можно.
Саванюк ловко стал подавать из‑за щитов угощение: бутылку молдавского коньяка «Белый аист», зелень в пучках, помидоры, огурцы, деревенские копчености и буханку хлеба. Не успел Иванов и глазом моргнуть, как весь журнальный столик был заставлен снедью. Завершением натюрморта явилась большая полуторалитровая бутылка английского тоника.
— Садись, в ногах правды нет, — распорядился Саванюк, подвигая ногой пластмассовый ящик из‑под бутылок и бросая на него вытертую, сшитую из гобеленовой ткани подушку. Сам же уселся в старое кресло, обитое вместо натуральной кожи грубым брезентом, из‑под которого торчали клочья новенького поролона. — Вот так и живем.
