Вячеслав Жуков - Игра с опасной бритвой
Кристина почувствовала, что больше не может сдерживать тошнотворную горечь. Надо обязательно избавиться от нее, иначе пропитается все тело.
Она раскрыла рот, испытывая необыкновенное облегчение.
Он услышал, остановился прямо над ней.
– Ах вот ты где, моя милая, – с издевательским смешком проговорил он. – Глупышка. Ты решила поиграть со мной в прятки? В темноте подвала? Ну что ж, давай. Я согласен. Только на условии: проигравший умирает.
«Дурак! Бешеный маньяк! Психопат!» Все это Кристине захотелось крикнуть ему.
– Кристина? – позвал он и тут же спросил: – Скажи, ты согласна умереть? Ты – жопастая, сисястая телка. И уже никто, слышишь, никто не потрахает тебя. Отвечай мне, сучка! – закричал он истерическим голосом и выбежал в коридор.
И Кристина поняла, что сейчас он будет здесь.
«Ну все». – Она мысленно простилась с белым светом. Никогда не думала о смерти, жизнь казалась вечной. Но сейчас она кончится.
Она услышала его быстрые шаги по дощатому полу коридора и ноющий, похожий на плач звук проржавевших петель на низкой подпольной двери.
И вот он уже медленно, шаг за шагом, входит в темноту к ней. Достает из кармана зажигалку.
Вспыхивает маленький слабеющий огонек. Горит еле-еле. Но даже его достаточно, чтобы разглядеть в его правой руке опасную бритву.
Все внутри у Кристины похолодело. Теперь дело за малым. Сейчас он увидит ее, подойдет и этой опасной бритвой…
В зажигалке кончается газ. Огонек уже горит так слабо, что ничего невозможно разглядеть.
Он страшно выругался от злости, бросил зажигалку в темноту и тут же рассмеялся как ненормальный. Хотя почему – как? Он – псих, и жаль, что такие, как он, могут ходить по земле. А как искусно он оплел ее, представляясь театральным художником.
– Ладно, Кристина. Так даже лучше. Романтичней. Правда? Почему ты молчишь? Игра со смертью в темноте. Кристина, ты хочешь поиграть в такую игру? Где ты, моя девочка? Отзовись! Я ведь знаю, что ты здесь. Забилась как мышка в уголок? – Он медленно пошел, рассекая острой бритвой темноту. Оборачивался то в одну, то в другую сторону. Бил наугад. Знал, ей некуда деться из этого злосчастного подвала. И смеялся. Уверен был, что скоро глаза привыкнут к темноте и он обязательно отыщет ее.
Кристина чувствовала его.
Проклятые мухи мешали услышать его шаги.
Но она чувствовала его приближение. Вот он совсем рядом. Ей даже казалось, она слышала тот едва уловимый звук, при котором бритва рассекала пространство рядом с ней.
Кристина опустилась на земляной пол и только убрала голову, как в воздухе, совсем рядом, что-то просвистело.
Она поняла, что.
Глава 17
Первый раз Валерка Безруков попробовал женщину, когда ему было уже девятнадцать лет.
Тихий, скромный паренек с румянцем на щеках, он всегда отличался от сверстников нерешительностью.
Девчонки таких не любили. Старались на тихоню не обращать внимания, даже сторонились его. И Валерка не мог похвастаться любовными успехами.
Если приятели заводили разговор, кто с какой девчонкой переспал, Валерка молчал. И только по ночам, во снах, испытывал сладостные ощущения, перенося их потом на бумагу.
Рисовал он здорово. И рисунки обнаженных девушек в самых невероятных позах дарил приятелям. Причем выполнено это было на уровне первоклассного портрета.
Тот злосчастный день он запомнил на всю жизнь. Был праздник – второе мая, на улицах веселье. И они с друзьями отмечали праздник. Пили вино, водку.
А вечером он, пьяный, шел домой из парка и случайно встретил знакомую. Когда-то учились с ней в одной школе, но потом она переехала в другой район, как оказалось, уже выскочила замуж и родила ребенка.
Валерка даже знал ее мужа. Так, ничего особенного, парень как парень. А вот жена у него – красавица. Она всегда была хороша собой, а после замужества и родов просто расцвела. Стройная девушка с огненно-рыжими волосами и карими обжигающими глазами.
«И почему такая девчонка досталась не мне, а какому-то козлу?» – подумал Валерка, и, когда они очутились в темном переулке, вдруг, сам не понимая, как мог такое себе позволить, обнял ее и неумело поцеловал в губы.
Сначала она как будто обмякла в его руках и даже сделала жест, словно тоже хотела обнять его. Но в последний момент что-то ее остановило, оттолкнуло от него.
– Тоже мне, хахаль, – произнесла с издевательской усмешкой. А в глазах презрение. – Ты бы сперва целоваться научился. Девку в руках удержать не можешь. – И рассмеялась ему в лицо.
Это Валерку оскорбило. И не связался бы он, может, с этой телкой, если б не был пьяным.
И раньше пробовал сблизиться с девушками, но, как только какая-то из них начинала сопротивляться, Валерка отступал.
– Нерешительный ты какой-то, – смеясь, укорила она.
– Нерешительный – значит, трусливый? Да?
– Да уж не знаю, трусливый или нерешительный. А может, и то и другое.
Она хотела идти, но Валерка остановил ее.
– Постой!
Она замерла, а Валерка задрал ей юбку и полез в трусики.
«Еще немного. Надо только стащить их, а потом…» – мысленно подсказывал он себе.
– Да отойди ты, дурак!
Она не стеснялась в выражениях. Ударила его ладонью по щеке, содрав ногтем кожу.
– Пошляк! – прозвучало как приговор.
Но Валерке было плевать. Он твердо решил: сейчас он займется с ней любовью или так и останется в девственниках. Уж пьяную девку сумеет обломать.
Вытерев со щеки кровь, он схватил ее за горло, сдавливая изо всех сил. Читал в какой-то книжке про маньяка, который вот так отключал девушек на время и насиловал. Должно и у него получиться. Главное – не дать ей закричать.
– Ах ты, сука! – хрипел он. Почувствовал, она вдруг ослабела, перестала сопротивляться и вот уже медленно опускается перед ним на колени. Только клади ее и бери.
– Говоришь, дурак я? Нерешительный, да?
Она уже не отвечала. Упала тут же возле тротуара на траву.
«Отлично, – подбодрил себя Валерка. – Все равно никто не видит. Прохожие в поздний час в такие места не заходят».
Белая сумочка из ее руки выпала, ударилась об асфальт и раскрылась. Ничего такого в ней не оказалось, только кошелек, косметичка с зеркальцем, губная помада, ключи от квартиры, а еще…
Его внимание привлек небольшой продолговатый предмет, покрытый зеленым перламутром.
«Это чего?» – Валерка протянул руку.
Оказалось – это опасная бритва. Он не понял, зачем эта рыжеволосая телка держала в дамской сумочке опасную бритву. Но долго голову не ломал. Раскрыв бритву, попробовал пальцем проверить ее острие. И только прикоснулся, как на пальце сразу появилась кровь.
– Ничего себе! – восхитился он заточкой.
А девушка уже пришла в себя, вдохнула воздуха и, увидев, что лежит на земле, закричала.
Потом, на суде, он так и не смог ответить, почему убил ее. Может, побоялся, что она заявит на него. Или расскажет мужу. Он только помнил свою руку с бритвой на ее шее, которую только что пытался целовать.
Теперь из рассеченной раны лилась кровь. А девушка, кажется, не могла поверить в то, что умирает. Она цеплялась за жизнь. И, схватившись обеими руками за окровавленное горло, она ерзала по земле, пытаясь его, сидящего на ней, сбросить. Она трепыхалась как раненая птица в его руках. А он смотрел на нее, беспомощную, и вдруг подумал: почему он не может теперь сделать то, что хотел, ради чего совершил все это.
Он расстегнул брюки, приспустил их до колен и аккуратно, чтобы не перемазаться кровью, лег на нее. Даже удивился, как легко она приняла его. Почувствовал, как там у нее что-то сжимается, втягивая его глубже и глубже.
Бедра у нее задрожали. И вся она такая горячая, словно горит.
А потом он убежал, испытывая и страх, и огромное, ни с чем не сравнимое блаженство.
В коммуналке, где они жили вдвоем с бабушкой, его увидела соседка. Дотошная старушенция. Он отмывал от крови руки.
– Ой, Валерочка, что с тобой? – спросила она не из жалости, а скорее из злорадного любопытства.
Тогда он соврал:
– Да так. Подрался.
И она поверила. Но, когда узнала про убийство девушки, пошла к участковому и настучала на шалопая соседа.
Тогда Валерка даже не помнил, как эта бритва очутилась у него в кармане брюк. Скорее всего положил ее туда машинально. Главную улику положил.
Он не стал отрицать свою виновность в убийстве. Жалел только, что так глупо попался.
Десять лет отмерил ему судья.
Лысенький, суетливый старикашка адвокат проникся к Валерке жалостью и уговаривал подать апелляцию. Но Лерыч Безруков послал его к черту.
– Ничего не изменишь, если так легло по судьбе. Пусть все будет, как будет, – сказал Лерыч на прощание старичку адвокату и уехал в рязанские просторы.
Казалось, жизнь для него остановилась. Жесткий режим. Утром – подъем с матюками. Днем – нудная работа. Вечером – отбой под злобный лай овчарок.
