Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
– Как быстро летит время, – мечтательно сказала дама и посмотрела на Крюгера почти влюбленно. Он тоже посмотрел на нее не без чувства. – А ты знаешь, я отсидела всего полтора года, выпустили за безупречное поведение. Не поверишь, с того времени – ни одного посягательства на чужую собственность, хотя и хотелось, конечно.
Похоже, на наших глазах рождалось высокое бескорыстное чувство. Венька с Янкой обморгались уже. Крюгер позабыл, что он сегодня ни разу не пил. Уж лучше бы пил... Нужно было срочно выводить товарища из состояния невесомости.
– Так, достаточно воспоминаний, – грубо оборвал я. – Мы по поводу вашего соседа, гражданочка.
И тут в копилку следствия полезли всякие неприятные вещи. Лизетта Михайловна и Александр Иванович уже несколько лет проживают бок о бок. Возможно, и были посягательства со стороны Лизетты на достоинство этого мрачноватого господина, но об этом она деликатно умолчала. Со стороны Григоренко уж точно не было. Да, в теплое время года он работал сторожем в «Белых зорях», в морозы – охранял клуб. С турбазы вернулся неделю назад, получив расчет, сказал, что на базе теперь охранник – родственник администратора. Дежурит через ночь, как раз сегодня утром вернулся с дежурства – топал по крыльцу весь ушедший в себя, приветствие Лизетты проигнорировал, что ее немного обидело. Час или два сидел в доме, потом завел свою белую «Оку» и куда-то уехал (уж мне ли не знать, куда он уехал), затем вернулся – мрачнее тучи, грохнул каким-то тазиком в доме. А дальше что-то было, но она не поняла. Послышались голоса, хотя она могла поклясться, что в калитку никто не проходил. Впрочем, при наличии «запасного» выхода в переулок через задворки (там просто ограда худая) – это не загадка. Голоса затихли. Потом на крыльце появилась фигура в брезентовом плаще Александра Ивановича – плотно укутанная, голова закрыта. Поклясться, что это был Григоренко, Лизетта не рискнула, но вроде похож. Фигура забралась в белую «капсулу смерти», стоящую под навесом, развернулась задним ходом и почему-то подалась на обратную сторону дома. Как ни вытягивала Лизетта шею, разглядеть ничего не могла. На той стороне у Григоренко как раз выход через кухню... Несколько минут спустя смешная машинка вылупилась обратно, подъехала к воротам, тип в брезенте вышел, открыл ворота, сел за руль. Перекатившись через трубу канализации, вышел, замкнул створки и покатил в серую смурь. Все. Минуло три часа, а Григоренко с той поры не объявлялся.
– Боже мой! – схватился я за голову. – Не могу поверить. Неужели мы и этого потеряли?
– И часто с ним такое случается, Лизетта Михайловна? – спросила Янка. – Уехать невесть куда и пропасть?
– Да практически не случается, – помотала головой соседка и как-то странно на меня посмотрела. – Куда ему пропадать? Друзей нет, женщины... не держит. Отработает да дома сидит – телевизор грохочет всеми днями. Или по хозяйству чего-нибудь ковыряется...
– А подумай, Лизетта, где он может быть? – спросил Крюгер.
Она задумалась. Потом сделала пречестные глаза и простодушно развела руками.
– Не знаю, Шура. Без балды не знаю...
Туман в деле густел и уплотнялся. Кто это был? Григоренко? Или некто обрядился в его одежды, видя зорким глазом, что за домом наблюдает соседка? Выкрали? В каком, интересно, виде? Или все же прикончили?
Наступало время решительных действий. Забрав Лизетту в качестве понятой (она аж обалдела от такой ответственности), мы вторглись в частные владения и, сломав замок на кухне, проникли в дом. Ему можно, а нам нельзя? Хозяина не было – ни в живом, ни в мертвом виде. Чертыхаясь, мы забили развороченный косяк, наказали Лизетте позвонить в милицию, если вдруг нарисуется Григоренко («Да уж позвоню», – подмигнула Лизетта Крюгеру), и поехали в город. В клубе потерявшийся господин отсутствовал. Похмельный сменщик не мог взять в толк, какого дьявола ему сюда возвращаться, если только утром сдал смену? Ни в окрестных гастрономах, ни на станциях техобслуживания, ни на рынке Григоренко не видели. Работники разводили руками и божились: да, знакомая личность, но сегодня точно не было. Заглянули даже в церковь! Позвонили в Аркалы, откопав в справочнике телефон – встревожили сестру, которая решительно заявила: не было сегодня братца, и не собирался. Дали ориентировку ГАИ – на предмет белой «Оки» с такими-то номерами. Обзвонили посты: не выезжала ли из города похожая бричка? Не выезжала. К пяти часам фантазия иссякла, остались стукачи...
К шести часам вся эта маета смертельно надоела, и я распустил сотрудников по домам. В гробу я видал высокое начальство – люди не железные. Венька умчался в первых рядах, урча от удовольствия – тратить маленькую, но такую желанную зарплату. Янка тоже заявила, что в доме голодуха, родственники сидят с открытыми клювами, надо что-то делать. Крюгер был задумчивый, как Диоген. Потом внезапно очнулся и вопросил в пространство: «А почему бы, черт возьми, не выпить?» Вышел первым, добрался до дежурки, позвонил по сотовому и сообщил, что путь свободен, начальства не видно. Я быстро запер кабинет и побежал вниз...
Так уж вышло, что в этот вечер я решил оставить машину на стоянке и пройтись пешком. Не хотелось до ночи мыть машину. Я догнал Крюгера, который шел по тротуару, погруженный в мысли, и меньше всего походил на озабоченного, где бы выпить, человека.
– Знаешь, Артем, – сказал он доверительно, – зайду-ка я, пожалуй, к Лизетте. Посидим, повспоминаем... Восемь лет прожили в одном городке и ни разу не пересекались, представляешь?
– Выходит, не врет, что завязала с прошлым.
– Выходит, так, – он заметно приободрился. – Но все равно как-то затейливо...
– А как же Нинель?
– А при чем тут Нинель? – не понял Крюгер. Потом понял, встал в позу оскорбленной добродетели: – А ты о чем подумал, Артем?
– Ни о чем, – смутился я, – о чем тут думать, когда и так все ясно.
Не будет Лизетта Михайловна, в отличие от Нинель, часто упрекать его за то, что редко...
Мы шли мимо барачных двухэтажек, стыдливо прикрытых кустами акации и желтеющими тополями. Продавленный асфальт, бордюры, осевшие в землю, – печальные свидетельства, что мы умеем делать только историю. Дождик прекратился, было свежо и приятно. Старички во дворах стучали костяшками домино. Почтенные алкоголики ссорились по поводу недопитой с вечера и испарившейся (с утра) бутылки. Просвещенные старушки обсуждали фильм «Авиатор» с «Декабрио» в главной роли (ну, слышат они так), какая-то горластая охальница поносила политику президента, задарившего китайцам остров посреди Амура, где у ее дочери был дачный участок.
– Ага, – остановился Крюгер, – что-то дерьмецом запахло... Ну точно, вон в той хибаре у меня информатор обретается. Борька Стукановский – ну как с такой фамилией не вербануть человечка? Днем-то его наверняка не было, а сейчас, поди, подошел, гаденыш...
– Не слышал о таком, – удивился я.
– Невелика потеря, – отмахнулся Крюгер. – Жалкая, ничтожная личность. В ритуальных услугах трудится. Тащит все подряд: венки, арматуру, листовой алюминий. Наворовал материи, которой гробы обтягивают, – ну, знаешь, такая красная, с выдавленными цветочками – хотел в квартире ремонт сделать, прикинь, какой идиот? Тут-то я его и прихватил. Пара лет с гарантией, да возиться не хотелось, теперь он мой источник информации из мира мертвых...
– Зайдешь?
– Пожалуй, – задумался Крюгер. – Если хочешь, подожди, а не хочешь, ступай своей дорогой.
– Пулей, – приказал я. – Учти, я жду. И передай своему стукачу, что мы в ответе за тех, кому наливаем.
Как в воду глядел! Не единственная ошибка за текущий день (и не последняя). Крюгер нарисовался ровно через сорок две минуты, когда вечерняя свежесть стала арктическим холодом и я проклял все на свете. Честное слово, пьянее существа в мире не видел! Я просто оторопел. Крюгер выпал из подъезда, как шар из драной лузы. Рухнул в лопухи с блаженной улыбочкой на устах, и оставалось лишь недоумевать, как он вообще спустился.
Можно было, конечно, вызвать патруль и попросить ребят доставить оперативника домой, но это смотрелось бы как-то не по-товарищески. Я извлек его из кустов и поставил вертикально.
– Стукач опоил?
– Да-да, – сказал Крюгер и рухнул мне под ноги. Выяснять подробности и что ему интересненького рассказал стукач, было то же самое, что общаться с богом. Пришлось волочь его до бордюра, а потом два квартала до дома.
Отдуваясь, я взвалил этот дар судьбы на крыльцо, повесил на перила и постучал. Открыла невысокая черноволосая женщина с печальными глазами. Она куталась в шаль. Удивленно посмотрела на меня, потом на то, что висело на перилах.
– Устал он сильно, – объяснил я виновато. – День тяжелый. Извини, Нинель, не смог пресечь – не оказался рядом в трудную минуту. Но он не виноват.
– Понятно, – пожала плечами Нинель и очень пристально посмотрела на мужа. Печальная поволока в глазах сменялась злостью.
