Татьяна Степанова - Темный инстинкт
— Ну почему он? За что, скажите мне? — шептала Зверева. — Я не понимаю. Ну ответьте же мне! Объясните!
— Успокойтесь, пожалуйста. Вам надо выпить. Это сейчас самое необходимое дело. — Кравченко весьма энергично включился в процесс успокаивания вдовы.
— Что? Я не понимаю? — прошептала она.
— Я спущусь в гостиную, поищу в баре бутылку. Вы как предпочитаете: покрепче, послабее?
— Не надо спускаться, не оставляйте меня! — Зверева цепко впилась в его рукав. — Возьмите здесь. Там у окна, внизу.
Долго искать выпивку не пришлось: мини-бар оказался в стенной нише, украшенной массивным бронзовым распятием. Кравченко выбрал початую бутылку джина, плеснул в стакан на два пальца.
— Для голоса не вредно?
— Боже мой, боже мой. — Она словно и не слышала вопроса, протянула руку, стиснула стакан. Выпила до дна одним глотком. И от нее сразу резко запахло алкоголем.
— Марина Ивановна, располагайте нами полностью.
Мы все для вас сделаем. Все! — пылко выпалил Мещерский.
— Андрей умер. — Она подняла на него глаза — серые, без голубизны на этот раз, лихорадочно блестящие. — Почему ЕМУ попался именно он? Ну почему?!
— Успокойтесь, — произнес Кравченко как можно мягче. А про себя отметил: "Какая увядшая у тебя кожа. Если сидеть вот так близко, то все видно, все твои морщинки.
Никакими подтяжками ничего уже скрыть нельзя".
— Мы с Сергеем от всего сердца соболезнуем вам и скорбим вместе с вами, — продолжил он проникновенно. — Ваш муж был замечательный, но.., что случилось, увы, уже непоправимо. И теперь надо думать не только о мертвых, но и о живых. Понимаете, Марина Ивановна?
Она судорожно тискала в руке стакан. Мещерский испугался: еще раздавит, порежется.
— Позвольте… — Он попытался вытащить стакан из ее крепко сжатых пальцев, бриллиантовый перстень сверкнул радугой огней и угас. И так же внезапно угасли и ее глаза.
— Я никогда не думала, что такое может случиться в моей семье, — прошептала она.
И вдруг уронила стакан, а он не разбился — покатился, покатился по полу, пока не зацепился за ножку кресла.
— Вы сказали: Андрей попался «ему», — Кравченко чуть отодвинулся от женщины, выпрямился. — Под «ним» вы подразумеваете того, кого разыскивает милиция?
— Он как чувствовал, как чувствовал, а я…
— Сбежавший психопат мог напасть на любого из нас, на первого же попавшегося ему прохожего. Это сама судьба так распорядилась, — осторожно заметил Мещерский. — Не надо себя ни в чем винить. Но выходит, Андрей не хотел идти на шоссе?
— На шоссе? — Зверева вздрогнула. — Да, они мне говорили о шоссе, что его там нашли. Но как он там очутился?! Я не могу понять. Они же с Егоркой еще вчера хотели опробовать новый мотор на лодке. Петя привез из Финляндии, но сам он ничего в технике не понимает. А Андрей, он тоже, конечно, не понимает.., не понимал, но он так жаден был до всего нового, так радовался всему, так хотел доказать, что он…
— Что он что? — насторожился Кравченко.
— Ничего. Это уже не важно теперь, — она всхлипнула. — Мы расстались с ним здесь, в этой комнате. Он хотел идти на озеро. А потом приехала милиция и сообщила, что он.., у колодца.., там… — Зверева закрыла лицо руками.
— Марина Ивановна, мы внимательно вас слушаем, — Кравченко наклонился к ней. — Значит, теперь вы хотите, чтобы мы делали то, за чем вы нас сюда вызвали?
— Не оставляйте меня, — полные плечи ее тряслись точно студень. — Я не знаю даже, что вам сказать, как вас попросить ОБ ЭТОМ. Но.., умоляю вас! Я заплачу сколько скажете! Только найдите его, отыщите, ведь вы умеете это, вы знаете, как это делается… Вы… Поймайте его, пока он не убил кого-то еще!
— Вы хотите, чтобы мы с Сергеем занялись поисками сбежавшего психа?
— Да, да! Отыщите убийцу моего мальчика, я заплачу сколько скажете! Умоляю.
— Марина Ивановна, а вы абсолютно, на все сто процентов уверены, что тот полоумный беглец и убийца вашего мужа — одно и то же лицо? — тихо спросил Кравченко Она взглянула на него — глаза ее были сухи и снова блестели, словно у больного в горячке.
— Я не понимаю вас, Вадим.
— Все вы прекрасно понимаете. Вы уж простите, если в эту минуту я скажу кое-что не совсем приятное. Но в такой ситуации я вынужден отбросить всякие сантименты. Сережа, помолчи, пожалуйста! Так вот. Я хочу услышать от самой Марины Ивановны, коль она сама теперь возвращается к тому, о чем просила в одном письме, от которого впоследствии отказалась, очертить нам рамки, так сказать, наших будущих действий. Так нам искать убийцу Андрея исключительно за пределами этого дома или и в этих вот гостеприимных стенах тоже?
Зверева закрыла глаза. Мещерскому стало до боли жаль ее: Вадька не понимает, что ли, что так нельзя? Это все равно что бить лежачего. Ведь самое страшное для нее сейчас — это мысль о том, кто убил. Она действительно все прекрасно понимает, ведь она мудрая женщина. Только ей очень хочется услышать от посторонних, чужих ей людей спасительную весть: «Не мучай себя, не плачь, не казни, не терзай себя еще и из-за ЭТОГО. Все это не имеет к близким тебе людям никакого отношения. Да, твой четвертый муж погиб, царствие ему небесное, но это всего лишь трагическая случайность. И ОНИ, те, которых ты любишь, чисты перед тобой. Это все тот ненормальный, которого ищут в округе с собаками и фонарями, и вот уже выследили, уже почти схватили и вот-вот будут судить…»
— Успокойтесь, — снова попросил он. — Мы — ваши друзья и не сделаем ничего такого, что причинит вам боль.
Поверьте, все, что мы говорим, о чем спрашиваем, — все это ради вас.
— Я верю, спасибо, — певица кивнула. — Я.., мне только страшно об этом говорить. И страшно слышать…
Кравченко поднялся и отошел к окну. На фоне озера и темно-зеленых сосновых крон он смотрелся весьма живописно.
— Марина Ивановна, ответьте нам, пожалуйста, только искренне: в том самом письме вы просили помощи и защиты? — спросил он громко.
— Просила. Но это очень глупое письмо! Мне стыдно за него.
— Письма пишут под влиянием чувств. А стыдятся чувств только бесчувственные болваны, простите за грубый каламбур. То письмо и описанный в нем сон были следствием стресса, который вы пережили. Так вот, я хотел бы узнать: что конкретно, при каких обстоятельствах и где именно с вами приключилось?
Мещерский искоса наблюдал за Зверевой. Она явно колебалась. Рассказывать что-то после смерти Шилова и, главное, после весьма недвусмысленного намека Кравченко о замешанной в преступление семье было для нее очень даже проблематично. И она взвешивала про себя, а надо ли посвящать чужих в мир своих переживаний, подозрений и страхов.
— Стресс — это сильно сказано, Вадим. — Голос ее, однако, прозвучал очень спокойно. В него даже вернулись певучие мягкие обертоны. Ни следа от того взвинченного истерического шепота, возгласов, полных рыданий. — Просто.., просто мне было как-то не по себе. Мороз по коже прошел.
— А что именно случилось? После каких событий вам приснился тот сон? — не выдержав, влез Мещерский.
— У меня был день рождения. Собрались гости, все очень поздно закончилось. Заснула я только под утро.
А потом Андрей разбудил меня и сказал, что я кричу во сне. И я сразу же вспомнила, что мне приснилось. Все так отчетливо стояло перед глазами. И мне стало жутко.
— А где вы отмечали день рождения? В ресторане?
— Нет, на подмосковной даче. Я купила дом на Николиной Горе — дивное место. Совсем дешево купила, старый дом, милый. Конечно, пришлось его сломать и построить новый. Считайте, заодно мы отмечали и новоселье.
— Собралось много гостей?
— Нет, только моя семья.
— Все те, кто приехал к вам сюда?
— Да.
— Все-все? — настаивал Кравченко. — Или кого-то все-таки не было?
— Все. Ближе их у меня никого нет.
— А это была ваша первая встреча с семьей после вашего приезда из-за границы?
— Нет, почему? С чего вы взяли? Я же там не в изгнании жила. Мы часто виделись.
— Со всеми? Я не считаю вашего мужа, вашего секретаря, Майю Тихоновну и Александру Порфирьевну — я знаю: эти люди всегда были с вами. Но остальные?
— Петя с Алисой регулярно навещали меня, и в Милан приезжали, и в Лугано — они же учились в Италии, и потом тоже, когда закончили учебу. И когда мой муж был жив, и позже. Егорка последний год жил с нами, я хотела, чтобы он тоже учился в Италии. И Дима часто гостил.
И мой брат.
Тут Мещерский хотел было ввернуть вопрос про Корсакова, но не успел. Кравченко захватил инициативу в свои руки.
— Значит, все эти люди виделись с вами часто, в том числе и после вашего брака с Шиповым. Я понял. Спасибо. Но продолжайте дальше, пожалуйста: итак, был вечер ваших именин — как водится, тосты, пожелания, поздравления и что.., потом?
— Мне вдруг стало плохо.
— Обморок?
— Нет, вы не поняли, — Зверева покачала головой. — Я ощутила вдруг себя как.., ну, как мошка, которую гнетет столб атмосферного давления. Ужасная тяжесть. Мне нечем было дышать от.., ненависти, — голос ее дрогнул.
