Владимир Колычев - Третий должен уйти
— Ну, хотелось бы лучше…
— Будет хуже. Если платить откажешься.
— Да я не отказываюсь… Пойми, если я буду отдавать тридцать процентов, то здесь все встанет. С чего я тогда платить буду?
— Тогда завод отдашь!
— Зачем тебе банкрот? Пятнадцать процентов я потяну, больше не смогу. А если не смогу, то тридцать процентов с нуля будешь брать.
— Ноль — хорошее число, — ощерился Шильник. — Если на этот ноль тебя помножить.
— Двадцать процентов — это край!
— Двадцать пять! — отрезал Шильник.
— Ну-у…
— Гну!.. Завтра человек подъедет, бухгалтерию твою посмотрит! — поднимаясь со стула, сказал бандит. — Бабки подобьет, и мы тебе сумму назовем… Если с пацаном что-то случится, тебе не жить!
— Да что с ним может случиться? — расстроенно проговорил я, глядя, как закрывается дверь.
За Шильником сила, а за мной — ничего. К тому же я очень хорошо знал, чем заканчиваются игры с бандитами.
Затишье закончилось, и я наконец-то попал в бурю. Закружила меня Лиза, смерчем вознесла в запретные высоты и оттуда швырнула в пропасть раскаяния. Сима ждет меня домой, а я здесь, в объятиях своей любовницы. И ночь эту проведу в ее постели, как бы ни вытаскивала меня оттуда совесть.
Лиза вышла из ванной, насмешливо глянула на меня:
— А чего такой грустный?
— Да нет, нормально.
— Перед женой неудобно? А мне перед Оскаром удобно? Я, между прочим, тоже изменяю — ему, с тобой. Может, мне тоже это не нравится? Но я хочу тебя и ничего не могу с собой поделать.
— А пытаешься?
— А ты?
— Если бы пытался, меня бы здесь не было…
— Но ты здесь! Поэтому улыбайся! Мне твой кисляк не нужен! — Лиза повернулась ко мне спиной, села за трюмо, взяла косметический карандаш.
— Давно у тебя с Оскаром? — спросил я.
— А это имеет значение?
— Ну, не то чтобы… Просто интересно. Миха еще на свободе был, когда ты с ним… ну, замутила…
— И замутила… Миху я никогда не любила, так что не надо.
— А кого любила?
— Тебя, — как о чем-то несущественном сказала она. — Я с тебя тащусь, Нефедов, и ничего не могу с этим поделать… Только ты не задавайся. Я страдать по тебе не собираюсь, если прогонишь, плакать не стану. И бегать за тобой не буду. Только не надо прогонять, ладно?
— Да я не собираюсь.
— А ты ведь меня не любишь, ты меня просто хочешь, — сказала она с едва заметным разочарованием в голосе.
— Хочу, но не просто.
— Жена у тебя пресная, поэтому ты меня хочешь.
— Откуда ты знаешь, какая у меня жена?
— Вадик, ты — дурак или притворяешься? Неужели думаешь, мне совсем не интересно, какая у тебя жена? Поверь, справки навести нетрудно… Видела я ее. Ангелочек. Бесплотный ангелочек. Облачко. Красивое невесомое облачко. Теплое, но не горячее. А тебе горячая плоть нужна… У тебя же больше нет любовницы, только я?
— Ну, если справки навести нетрудно, зачем спрашиваешь?
— Надо будет, наведу.
— Через кого?
— Я и сама не ленивая… А почему ты спрашиваешь?
— Миха сел, а его бандиты остались…
— Мне до них нет никакого дела, — с заметной обидой в голосе проговорила Лиза.
— Чего так?
— Шильник тот еще урод! Ну, если ты не знаешь…
— Знаю. Наехал на меня Шильник. Двадцать пять процентов от прибыли выставил.
— Наехал?! — Лиза резко развернулась ко мне.
— А тебя это удивляет?
— Удивляет. Что так долго не наезжал, удивляет.
— Не наезжал. Потому и затребовал все тридцать процентов. Договорились на двадцать пять.
— Все равно много…
— Там от него человек в бухгалтерии работал, завтра сумму должны назвать.
— А с другими заводами у тебя как?
— С локтевского кирпичом берут, честовский вообще не трогают.
Бандиты, как и тараканы, есть везде. Почти в каждом городе и даже поселке своя мафия найдется. Вопрос, насколько все серьезно. В Локтевке команда вроде бы не слабая, говорят, с выходом на Москву. Братва какой-то рынок в столице держит, еще что-то там, поэтому своих практически не трогают. И кирпичный завод не терроризируют, так, подъедут иногда, загрузят пару машин, и на этом все. Но сейчас завод там развивается, реальная прибыль уже на подходе, а у братвы на это дело особый нюх. А в Честове крупная рыба не водится, только шелупонь одна. Пытались там на завод наехать, но директор вывел рабочих с палками, на этом все и закончилось…
— В Локтевке серьезная команда, — заметила Лиза. — Ну, раньше так было, сейчас не знаю…
— Да говорят, что реальная братва, — кивнул я.
— А берут кирпичом?
— У пацанов родня на этом заводе работает.
— Понятно… Фирма у тебя, три завода. В Архиповке — офис. Получается, Шильник на один завод наехал.
— Ну, он в тонкостях не разбирается.
— А ты предложи ему всю свою фирму под «крышу» взять.
— Зачем? — Я с подозрением посмотрел на Лизу. Вдруг она в сговоре с горанской братвой? Очень даже может быть.
— Оптом дешевле, — усмехнулась она.
— Не понял.
— С одного завода — двадцать пять процентов, а если с трех, тогда по пятнадцать. По-любому тебе «крыша» нужна. Но это не главное. Главное, чтобы Шильник заглотил наживку. Пусть он подавится! — Лиза смотрела сквозь меня, как будто видела за моей спиной бандитов.
— Подавится?
— Ну, ты же не думаешь, что локтевские спустят ему завод с рук? Там у тебя с прибылью как?
— Уже нормально. Правда, долги еще остались.
— Долги никого не волнуют, братве нужна только прибыль. Жид за прибыль удавится, а братва — удавит… Ты меня понимаешь?
— Стравить горанских с локтевскими хочешь?
— Я хочу?! — возмутилась Лиза. — Да мне все равно!
— Ну, хорошо, локтевские задавят горанских. Или наоборот. А дальше что? Кому-то все равно платить придется…
— А в этой жизни за все приходится платить. Шильнику двадцать пять, локтевские двадцать будут брать, еще и честовский завод возьмут. Лучше пусть Шильник пятнадцать процентов со всего берет…
— А он согласится?
— Не согласится, делай ход конем… Тебе свою структуру нужно создавать. Найдешь людей, поставишь их под себя, вооружишь. Это тебе обойдется дешевле, чем бандитов кормить…
Я кивнул. С Лизой трудно было не согласиться. Война между локтевскими и горанскими могла ослабить и тех, и других. И еще я выигрывал время, которое нужно было мне на создание своей собственной охранной структуры.
В бандитскую войну я не верил, хотя и не исключал такой возможности. Но в любом случае надо было позаботиться о собственной безопасности. Хотя думать уже поздно, давно пора действовать.
Кровь, смерть, запах пороха и флюиды ненависти — это все война. Я не был в Чечне и о событиях там судить мог только по теленовостям и сообщениям в прессе. Но сейчас я видел всполохи разрывов и зарево пожаров, достаточно было посмотреть в глаза жилистого белобрысого парня, который пришел ко мне на собеседование. Он говорил коротко, без подробностей, но так, что слова казались лишними. Я все видел в его глазах. И повоевать он успел, и даже в плену побывать. Запах пороха въелся в его душу, так же как и ненависть к чеченским боевикам, которые собирались отрезать ему голову. И отрезали бы, если бы не «вертушки», выстрелы из которых прозвучали как гром среди ясного неба.
Олега Курдова я знал еще со школы, он был младше меня на три-четыре года, поэтому о дружбе не могло быть и речи. Просто знали друг друга, и все. А сейчас он вернулся из армии, ему нужно было где-то работать, и он отправился на завод. В кадрах сказал, откуда прибыл, и его направили ко мне. Наконец-то я созрел до того, чтобы нанимать не только рабочих, но и бывших спецназовцев, участников боевых действий. А Олег служил в десантно-штурмовой бригаде, чем не спецназ?
— В охрану ко мне пойдешь? — внимательно выслушав его, спросил я.
— В охрану?
— Двести долларов в месяц.
Олег удивленно вскинул брови. Для Архиповки это бешеные деньги, так много у меня зарабатывали только самые ценные специалисты, и то если выкладывались на все сто.
— Только ты не думай, что будешь работать сторожем…
Я собирался рассказать, чем он будет у меня заниматься, но дверь вдруг распахнулась, и в кабинет вломился Шильник. Одно надбровье заштопано хирургическими нитками, щека ободрана, кисть руки перебинтована.
— Ну ты, Нефедов, попал! — рыкнул он, зло глядя на меня.
В дверях стоял плотного сложения парень. И у этого вид не лучше. Глаз подбит, нос заклеен пластырем. Больше с ним никого не было.
Я выразительно глянул на Олега и подал знак рукой, чтобы уступил бандиту свое место и подошел ко мне. Он понял все правильно. А ведь мог прикинуться бараном и уйти от греха подальше.
Шильник бросил злой взгляд на парня, но ничего не сказал. Не до него. Сначала он должен выпустить на меня пар, который распирал его изнутри, не давая покоя.
