Джерри Остер - Погоня за «оборотнем»
Через руку у него было перекинуто спортивного покроя пальто. «Коксакер». Нет, нет, нет. «Сир-сакер».
«Виджанс».
Там кто-то. Стучит. В мою дверь.
— Ты?
Человек. Стучит. В мою дверь.
— Ты там, Ю?
Ты-там-ю. Ты-там-ю. Ты-там-ю.
Хью. Он говорит: «Хью. Ты там, Хью».
Ты.
Я?
— Хью? Это Майк.
Майка-гайка. Майка-гайка.
— Хью, это Майк, я вернулся, только что вернулся из Филадельфии, я там шваброй орудовал на Хьюстон-стрит. Один парень в Купе-де-Виль дал мне «Энди Джексона», и я решил поехать в Филадельфию поискать работу. Я купил себе хот-дог и апельсиновый напиток, сел в фирменный поезд «Амтрак». Я поехал в Филадельфию, там тоже работы нет. Я вернулся, и вот я здесь. Тут один парень спрашивал, Хью, тебя. Тебя не было, ты где-то шваброй орудовал. Я ему ничего не сказал. Я вычислил, что он был, ну ты знаешь, от твоей жены, было похоже на то, может быть, не знаю, это был следователь по страхованию или что-то в этом роде.
А может, коп? Он не был похож на копа, может, на кого-то, кто не совсем коп, но почти как коп, как та женщина, которой он отдал солнцезащитные очки? Она тоже выглядела не как полицейский, но почти как полицейский.
— Хью?
Он был левшой, человек-аллигатор. Он носил часы на правой руке и нес пальто спортивного пошива на правой руке, а левой рукой он снял солнцезащитные очки и поднял их на макушку. Откуда тебе известно, Хью, что часы у него были на правой руке, если через нее было переброшено пальто спортивного покроя? Потому что он приподнял его левой рукой, чтобы узнать время.
Как же ты заметил, Хью?
Я все примечаю. Во Вьетнаме я служил в…
В разведке?
Точно.
— Хью? Хью, это я, Майк. Я знаю, что ты там, Хью. Я тебя за версту чую. Ха-ха. Ты дурачишься, Хью. Но я знаю, что ты там… Хью, что мне сказать тому парню, если он снова появится и будет тебя искать?
Скажи ему, что я знаю — он носит пистолет в кобуре на левой лодыжке. Скажи ему — я знаю, что он носит контактные линзы. Скажи ему — я знаю, что он левша.
Кобура на левой лодыжке? Откуда тебе известно? Ты что, видел ее, или как?
Было ветрено. От ветра брюки обтянули ноги и я увидел очертания кобуры.
Боже мой. А ты, Хью, наблюдательный, да, Хью? Контактные линзы? Да как, черт возьми, ты мог узнать, что он пользовался контактными линзами?
Как я тебе уже сказал, было ветрено. Ему что-то попало в глаз, под линзы. Он стал лицом к зданию, чтобы укрыться от ветра, снял линзы и вытащил что-то, что ему попало в глаз, а потом поставил линзы на место.
А мне показалось, что ты упоминал солнцезащитные очки, Хью.
Солнцезащитные очки. Он надвинул их на макушку до того, как ему занесло ветром что-то в глаз.
— Хью, ну, я пошел. Пойду опять на Хьюстон-стрит поработаю шваброй. Ты не хочешь прийти ко мне? Нет? Ну, ладно, может, я тогда сегодня вечерком сам загляну к тебе.
Он тоже вернется — человек-аллигатор. Вечером. Может, не сегодня вечером, но в один из ближайших. Он знает, что я его видел. И он знает, что я его видел еще раз, когда он ходил в ресторан с женщиной, блондинкой, только прическа у нее была высокая и шляпка на ней была из тех, что носят тореадоры. Нет. Не тореадоры.
Гаучо.
Прическа у нее была высокая и шляпка надета как у гаучо, и вот — она уже совсем другая, потому что она была тем типом женщины, которую когда видишь первый раз — она выглядит так. В следующий раз ее встречаешь — она совсем другая, или ты сам изменился… Женщина как день, — так он сказал той женщине, которая выглядела не совсем как полицейский, но почти. Даже два дня никогда не бывают одинаковыми. Такие женщины, как та, никогда не выглядят одинаково.
Да ты в своем роде поэт, Хью?
Похоже на то, что с ней будет трудно сладить, — так сказала женщина, которая выглядела не совсем как полицейский, но почти. Очень трудно сладить. Он знал об этом. Его жена была именно из этой породы женщин.
Он вернется ночью, потому что он знает — я видел его в тот раз, когда он ходил в ресторан с женщиной, блондинкой, с высокой прической и шляпой гаучо. Блондинка, застрелившая того парня, про которого спрашивала женщина, выглядевшая не совсем как полицейский, но почти. Тот парень выглядел тоже как полицейский, почти как полицейский, если бы он не был слишком…
Слишком что, Хью?..
Глава 12
— Мисс Сейнт Майкл?
— Да.
— Извините, что я вас разбудила. Мы начинаем снижаться. Не будете так любезны поднять спинку кресла вертикально?
— Да, конечно. Я не спала. Не беспокойтесь.
— Позволите забрать вашу кофейную чашечку?
— Будьте любезны.
— Надеюсь, что полет был приятным.
— Несомненно.
Первый класс, для очень важных персон, прекрасное вино, свежесмолотый кофе, нежное филе, фильм с участием Джека Николсона, пуховая подушка, плед. Из иллюминатора открывался вид на сумеречный Лос-Анджелес, простиравшийся, как усыпанная блестками шаль. Разве это не приятно? Разве не заработала она всего этого? Восемь изнуряющих недель подготовки, переподготовки и перепереподготовки, по истечении которых она стала дипломированной обманщицей, хотя не настолько искусной, чтобы скрыть своего первоначального назначения от дочери. Ей достаточно было лишь спросить, куда направляют мать.
— Значит, в Калифорнию? — спросила Кэрри.
— Забудь, что я тебе это говорила. Позвоню при возможности, но не знаю, когда она появится.
— Ты как папа.
— Как папа…
— Папу убили.
— Я буду осторожной.
— Ты этим делом будешь и дальше заниматься? Я хочу сказать, после того, как найдешь мужчину, убившего нашего папу?
Сюзан почти проговорилась, что это была женщина, а не мужчина.
— Мне нужно платить за аренду.
— А ты не могла бы платить за аренду, работая в Отделе исследований?
Трогательная забота.
— Дело не только в этом, Кэрри: просто работать в Отделе исследований — это просто работать там и ничего более. В стране идет война и плохие ребята могут одержать верх. Ты должна понять, что мое участие в этой войне необходимо.
— Тихое помешательство, — сказала Кэрри. — Папа повторял постоянно, что люди находятся всю жизнь в состоянии тихого помешательства…
Это сказал не папа. Тору это сказал.
— … и они всегда находят способ завестись или учатся быть безразличными и становятся такими. Поэтому есть ли в этом разница на самом деле?
— Папа говорил, что в этом нет никакой разницы?
— Нет, но…
— Он проводил между этим грань. Он ничего не мог поделать с теми, кто хочет завестись или отключиться от всего, но он делал все возможное, чтобы у тех, кто хотел их эксплуатировать, ничего не получилось.
Боже, что за бред. И все же это была чистая правда. Как правда могла стать поразительно недосказанной?
— Теперь ты не сможешь говорить о своей работе так же, как и папа. Тебя огорчало, что он никогда не говорил о работе.
— А тебя?
— Не знаю. Наверное.
— Работа папы смущала тебя в кругу твоих друзей?
— Немного. Я хочу сказать, что они не то, чтобы наркоманы там или что-нибудь еще, но…
— Но они с подозрением относятся к представителям власти.
— Да.
— А ты?
— Не знаю. Наверно, да.
— Нет ничего плохого в здоровом скептицизме, Кэр, если он основывается на хорошей информации.
— Как это понять?
— Это значит, что недостаточно видеть ценник на вещи. Следует знать ее подлинную цену, — кто-то, Оскар Уайльд, что ли, сказал это.
— Дедушка говорил, что твоя подготовка прошла намного быстрее, чем это ожидалось.
— Основная подготовка прошла раньше. Сейчас я проходила переподготовку.
— Он гордится тобой.
— Да. Думаю, что гордится.
— Он сказал, что ты убьешь этого сукина сына. Мне он этого не говорил, — грубых выражений он при мне не употребляет, — он сказал так по телефону одному из своих друзей.
— Надеюсь, что мне не придется никого убивать.
— Но у тебя же есть пистолет?
— Да, пистолет у меня есть.
— Папа всегда говорил, что проблема с оружием заключается в том, что люди, его имеющие, хотят не просто обладать им, но и употреблять его в дело.
— Он имел в виду тех, кто не проходил специальную подготовку.
— А если ты найдешь убийцу папы, ты его убьешь?
— Ты ведь часто смотришь телевизор, Кэр. Я зачитаю ему его права. — После того, как выцарапаю ей глаза.
— Ты могла бы сказать, что была вынуждена застрелить его потому, что он пытался убить тебя. Кто узнал бы?
— Ты бы так сделала?
— Не знаю. Может быть.
— Не осуждай меня, если я так не поступлю, Кэр.
— Ты бывала в Калифорнии?
— Забудь, что я тебе это говорила.
— Я забыла, а ты?
А она вдруг вернулась назад в те годы. Сюзан была тогда худой и бледной девочкой, ошеломленной ярким солнцем и теплом, от которого она ослабила контроль над собой.
