Вадим Григ - Ходи осматриваясь
— Значит, ищете Тамару? Боюсь, я тут не смогу помочь. Сама голову ломаю. Она, знаете ли, такая непредсказуемая. Дней десять назад — или больше, не помню точно, — ворвалась ко мне, как ураган. «Поменяй, — говорит, — зелененькие». Срочно-срочно. Ну, я ей наскребла рублей. Спрашиваю: что за спешка? «Срочно, очень срочно, — твердит, — уезжаю». И ничего не стала объяснять. Как с цепи сорвалась.
Пыхнула и засвистела кофемолка, извергнув из краника тонкую струйку темной жидкости. Хозяйка наполнила две чашечки ароматным напитком, поставила одну передо мной. Потом покопалась на полке, выставила на стол вазочки с печеньем и конфетами и расположилась рядом на плетеном стуле с причудливо изогнутой спинкой. Откуда-то вдруг материализовался рыжий холеный кот и, урча, скакнул ей на колени, зацепив и высоко задрав край юбки. Она перехватила мой — наверное, похотливый — взгляд, устремленный на обнажившиеся полные, но на удивление гладкие бедра, и с вызывающим смешком неторопливо обернула подол.
— Ох, хулиган противный, — игриво потрепав кота за холку, проговорила она. И, поймав оборвавшуюся было нить разговора, продолжила, прихлебывая кофе: — Муж, он у меня в том же банке работает, по административно-хозяйственной части, говорил что-то потом про спешную командировку. Только позже я слышала, как он обсуждал с кем-то по телефону — обеспокоил их сильно этот неожиданный отъезд.
— Обеспокоил? — заинтересовался я.
— Вздорная она, наша Тома. Только ее непосредственный шеф как-то с ней управлялся. Его она уважала, а с другими не очень ладила. Лучше сказать, совсем не ладила. Все время цапалась. Если бы не Вайсман — это шеф ее, — давно бы ей указали на порог.
— Слышал: он скоропостижно скончался.
— Да, беда стряслась. — Она сокрушенно кивнула. — И молодой ведь такой, сорок семь лет всего.
— Я-то полагал, что сейчас она уж непременно объявится.
— Как раз наоборот, — возразила она. — Муж вчера говорил, что Тома уволилась.
Я ошеломленно вылупил глаза и воскликнул:
— Как уволилась?!
— Вот так и уволилась. Говорю вам, непредсказуемая женщина. В пятницу в банк поступило по почте ее заявление: просит освободить и сообщает, что на работу не вернется. И я ее понимаю: без Вайсмана ей там все равно не жить.
— У нее что, дар предвидения? — сыронизировал я, с усилием пытаясь собрать разбегавшиеся мысли.
— Как?
— Вайсман, насколько я знаю, умер только в воскресенье.
— Ах, это… Он ведь собирался выйти из бизнеса, уже полгода в банке судачили. И Томка очень переживала.
— Они были близки? — спросил я и, встретив непонимающий взгляд, пояснил: — Крачкова и Вайсман, я имею в виду.
— Не сомневалась, что вы так и подумаете, — почему-то обрадовалась она и, жеманясь, развила: — У вас, у мужчин, лишь одно на уме. Красивая женщина и начальник — значит, обязательно банальный роман. Но тут если что и было вначале, то недолго. Потом у них сложились просто дружеские отношения. Он очень был расположен к ней. До того, что когда она ушла от мужа, можно сказать, даже приютил ее. — Заметив мое недоумение, закивала и указала пальцем в сторону двери. — Да-да, вот эту самую квартиру он ей и сдал. Почти за символическую плату. Она его собственность. Ну, его или бывшей жены, Дарьи.
— А что же Дарья? Они в разводе?
— Формально, кажется, нет. Муж мой как раз сегодня должен был ее встретить — на похороны приезжает.
— А Тамара так и не отозвалась на смерть шефа? — вернул я ее к исходной теме. — Может, с ней что-нибудь случилось?
— О нет, это вряд ли. Вы не знаете нашей Томочки. Если человек нужен, вцепится в него намертво. А не нужен — плюнет и разотрет. Я ее, впрочем, не осуждаю, жизнь сейчас такая — хищная. А ей немало досталось, станешь циничной и жестокой. Иначе ничего не добьешься.
— И чего же она добивается?
— Помните хрупкую мечту Остапа Бендера — Рио-де-Жанейро? Вот и у нее «О Рио, Рио», — пропела она с улыбкой. — Все рвется туда, за границу, все мечтает выбраться отсюда навсегда, поселиться где-нибудь во Франции или в Швейцарии.
— Да разве это проблема в наше время?
— Не говорите. Много вы знаете туда путей для одинокой красивой женщины? Или панель, или муж с неясными видами на завтра. Без больших финансов туда лучше и не соваться. Тома прикидывала, что для начала ей надобно по крайней мере тысяч двести пятьдесят — долларов, разумеется. А откуда их взять? Я ей все советовала: да подцепи ты, Томка, какого-нибудь денежного старца — дама ты видная, труда не составит. А тут — бац! — на нее какая-то любовь наехала. Прямо очумела.
— Любовь? — насторожился я.
— И еще какая! Сама не своя сделалась. Мы однажды по-бабьи вместе коротали вечер — за «мартини». Так она чуточку захмелела и, как в горячке, призналась: погрязла я, Вера, по макушку. Вот я и думаю, не закатилась ли она куда подальше с ним, с этим своим неземным возлюбленным. Голову потеряла и про все, про все забыла. С нее станется.
— И кто же он? — как бы невзначай полюбопытствовал я. — Принц из сказки?
— Не знаю. Томку не выспросишь. Раза два видела его мельком. Высокий, видный такой. На вас чем-то похож.
Я через силу рассмеялся и сказал:
— Это не я. Честное слово, не я.
— Слава богу, — хихикнула она, — а то я вас уже для себя приглядела. — И, фривольно взметнув руками, отчего в вырезе сарафана рискованно вздыбился пышный бюст, молвила, будто вспомнив: — Но зачем это Тома вдруг понадобилась газете? Неужто про нее писать собираетесь?
— Да нет, — усмехнулся я и с ходу сымпровизировал: — Она как-то предоставила нам некоторые сведения по банку. И сейчас перед публикацией необходимо кое-что уточнить.
— А-а, — произнесла она безучастно. — Вот как…
Ее это, похоже, никак не заинтересовало. Но мне внезапно пришло в голову, что моя непреднамеренная выдумка может получить неожиданное развитие — если она передаст мужу и слух о моем визите дойдет до людей более понятливых. Мысль меня позабавила. И несколько отвлекла: по-видимому, я что-то прослушал. Я посмотрел на нее. С секундным опозданием ухватил, что речь, кажется, шла о кофе.
— Еще по чашечке? — повторила она, поднимаясь с места.
— Спасибо. Но, пожалуй, не стоит. — Я тоже встал и поглядел на часы. — Пора и честь знать. И так оторвал вас от дел.
— Ой, нет, — запротестовала она, — вы же не поступите столь сурово. — И кокетливо пояснила: — Не покинете бедную женщину, когда мы только-только так хорошо разговорились. Может, останетесь еще? Мне до полуночи куковать в одиночестве, муж совсем зашился с этими похоронами.
— Кстати, — спросил я, — когда состоятся похороны?
— Завтра. Кажется, в два часа. — Она тряхнула волосами. — Но бог с ними, с похоронами. Останьтесь. — Точно оправляя юбку, ненароком провела по бокам ладонями, обозначив роскошные линии бедер, и двусмысленно добавила: — Не пожалеете — я вас вкусненько покормлю.
Я смешался и шутливо пробормотал:
— Велик соблазн, но надо идти. Приходится прямо-таки за шиворот тащить себя прочь.
— А не тащите. — Она хихикнула. — Зачем?
И шагнула вперед, почти вплотную приблизившись ко мне. Я ощутил легкое давление тугой роскошной плоти. От нее тянуло лесом. Только сейчас с удивлением отметил, что на ней, похоже, не было бюстгальтера — пышные груди топырились без всякой сторонней поддержки, поражая приятной естественной упругостью. Она прижалась ко мне теснее и вскинула руки на плечи. Я наклонился, погрузил нос в глубокое ущелье и вдохнул терпкий запах хвои. Она умиленно промурлыкала:
— Шалунишка. — И, легонько хлопнув по загривку, утопила меня еще глубже.
Из гостеприимного дома я выбрался в полном раздрае. В витрине сторожки маячила другая голова, с буйной черной шевелюрой: мой знакомец, очевидно, сменился, и меня это порадовало. Я вышел на воздух и с наслаждением вдохнул всей грудью вечернюю прохладу. Душа пребывала в состоянии странной стыдливой потерянности — как у человека, очнувшегося после нечаянной оглушительной пьянки. Усмехнувшись, я побрел к машине, забрался в нее, зажег свет в салоне, посмотрел время: перевалило за семь. Звонить на турфирму было, несомненно, поздно. Я посидел, помаялся немного, тиская в руках мобильник, и на всякий случай отжал номер — разумеется, никакого ответа. Набрал домашний телефон, с тем же результатом. Решил, что так оно даже и к лучшему, и завел двигатель.
Вырулив на шоссе, я вознамерился ехать домой. Но перед поворотом к себе передумал. Вспомнил, что за день даже не удосужился связаться с Милой. Я сбросил скорость, поколебался и, газанув, покатил дальше, не сворачивая. В зеркале заднего вида увидел, как, дернувшись, в метре от меня сзади притормозил серый «Фольксваген». Потом он принял в сторону и пронесся мимо. У светофора перед переездом под Кутузовской серый обнаружился снова, он стоял слева, на полкорпуса впереди. Или это другой автомобиль? Я рассеянно скользнул взглядом, отметив некрасивую царапину на сверкающей эмали задней двери. Рванувшись на зеленый, я оставил его где-то позади, но через пару секунд опять разглядел его — уже в боковом зеркале: он прибавил скорость, обогнал идущие за мной автомобили и, резко замедлив, нырнул на мою полосу. Никаких эмоций это у меня не вызвало. Но когда я, чуть припустив, подался влево и «Фольксваген» повторил мой маневр и вклинился следом, в голове что-то щелкнуло. Еще не вдумываясь, я механически, углядев просвет справа, рывком вернулся на прежнюю полосу и принялся наблюдать в зеркале, как серый включил мигалку и задергался, пока не нашел возможность переметнуться в мой ряд.
