Татьяна Степанова - Улыбка химеры
— А он что, правда поэт? — спросил Колосов.
— Нашему сказал: тексты, мол, пишет к песням. Для рок-групп. Наш характеризует: ничего парень — бывалый, тертый, веселый. Не унывает, в общем. Там у него срока еще неделя, может, что и переменится, — обнадежил Биндюжный.
— Это вряд ли, — возразил Никита и рассказал Биндюжному о результатах баллистической экспертизы. В частности, о данных по пистолету швейцара Пескова:
— Он уволился из казино. Или скорее всего его уволили. Так что будь другом, Иван, разыщи его. Мне с ним поговорить нужно еще раз срочно.
— А чего его искать, раз он уволился? Приезжай, нагрянем прямо домой. — Биндюжный был человеком дела. — Где участок у него со стройкой, я знаю, а если там нет — к сестре его поедем.
Колосов решил, что Биндюжный прав.
На улице было очень холодно. Ночью неожиданно ударил такой мороз, что стало ясно: все разговоры о глобальном потеплении — жалкая ложь.
Мерзли ноги, мерзли руки, коченели уши. Колосов битых четверть часа не мог отъехать от здания главка — машина никак не заводилась. Наконец мотор чихнул и завелся. Тронулись. А спустя еще полчаса тесная, забитая транспортом, окоченевшая Москва кончилась и началась область.
Солнце было ослепительно ярким и красным, как алкоголик. Снег на обочине смахивал на битое стекло, а дальше на полях был белым и чистым и сверкал так, что болели глаза. И чем дальше от Москвы, тем больше было снега, тем длиннее и гуще были тени от елей на дороге, тем громче и веселее каркало на телеграфных столбах озябшее воронье. Колосов даже порадовался, что смылся из главка в эту холодную чистоту, в этот обжигающий антарктический пейзаж.
Биндюжного он забрал из отделения. Они направились в поселок Верхние Часцы, где жила семья Песковых. Часцы слыли старым дачным местом. В последние годы вместо покосившихся бревенчатых дачек здесь появилось немало новеньких кирпичных домов под добротными железными крышами. Обитатели Часцов строились. Причем стройка кипела даже зимой.
Восемнадцатый участок располагался на самой окраине за высоким дощатым забором. Дом за забором был уже полностью готов, но, видимо, еще не отделан. Биндюжный громыхнул кулаком в калитку. За забором бешено залаяла собака.
— Кто? — спросил тонкий плаксивый женский голос.
— Милиция. Муж дома? Откройте, у нас к Пескову дело.
Калитку чуть-чуть приоткрыли. Собака за забором лаяла как бешеная.
— Кто? Что нужно?
Колосов услышал знакомый, почти шаляпинский бас. Песков был дома. Впрочем, куда ему теперь, безработному, было деваться? Калитка распахнулась. Никита увидел бывшего швейцара «Красного мака», его подругу жизни и его сторожевого пса — здоровенную кавказскую овчарку на цепи, исходившую желанием разорвать незваных гостей в клочки.
— Вы? — удивился Песков. — Снова ко мне? Зачем?
— Разговор есть, — ответил Колосов.
— Не о чем мне больше с вами разговаривать, — Песков загородил проход, — и так из-за вас работу потерял.
— Из-за нас? — Колосов посмотрел на бывшего швейцара — тот был выше их с Биндюжным на голову. — Да нет. Вы и сами знаете, что нет.
Песков взялся за калитку.
— Уходите, — сказал он.
— Рад бы — не могу. Служба такая. — Колосов достал из захваченной с собой папки документ. — Вот ознакомьтесь, пожалуйста, результаты экспертизы вашего табельного пистолета. Бывшего вашего.
Песков взял заключение и одновременно сделал шаг назад. Они вошли. И жена Пескова — маленькая, кругленькая, похожая на куницу, тревожно выглядывающая, как из дупла, из широкого капюшона пуховой куртки, захлопнула калитку.
— Мишуля, в чем дело? — спросила она жалобно. — Какой такой пистолет?
— Иди в дом, Оксана, — приказал Песков. — И собаку забери. Оглохнешь тут от нее.
Он читал заключение прямо на улице, на двадцатиградусном морозе. Читал медленно и придирчиво.
— Ну и что? — спросил он басом.
— Вы человек военный, грамотный. Думаю, там все понятно изложено. — Никита чувствовал, что отдаст концы, если Песков сию же минуту не пригласит их в дом, к теплой печке. — Из вашего пистолета был произведен выстрел. Хотелось бы узнать, по какой цели, при каких обстоятельствах и когда вы стреляли?
— Идемте покажу. — Песков снова широко распахнул калитку. И Никите стало дурно: о печке и речи не шло!
Песков увел их от теплого жилья, как Сусанин. Сначала по тропинке, протоптанной в снегу к лесу, что начинался сразу же на окраине Часцов и тянулся до самой железной дороги. Затем заставил спуститься в овраг. Там снега было уже по шею. Однако впереди виднелась хорошо расчищенная, старательно утрамбованная площадка. Метрах в тридцати от нее из сугроба торчал березовый шест с прибитой фанерой.
— Вот, смотрите, — сказал Песков, указывая на шест.
Колосов пригляделся: фанера вся была в дырках, как проеденная жуками кора.
— Мишень? — поинтересовался Биндюжный, дуя на замерзшие пальцы.
— Так точно. Каждый выходной здесь тренируюсь, чтобы навык не потерять.
— Пойдемте в тепло, — взмолился Никита.
И Песков поимел сердце, сжалился. Все же он был бывший офицер и питал уважение к людям в погонах. Он повел их к жилью, позволил проникнуть за забор, но потом повел не в дом, а к узкой, как пенал, бытовке в углу участка. Здесь было тесно, но трещала чугунная печурка. Стоял верстак, висели по стенам инструменты и пахло стружками и клеем. Это была мастерская, где Песков собственноручно остругивал доски.
— Мишень ничего не доказывает, — возразил Колосов, едва немного отогрелся у печки. — Вы накануне тренироваться могли, а потом вечером зайти в туалет и застрелить Тетерина.
Песков покачал головой: ишь ты!
— Вы это серьезно?
— Серьезней некуда. А как еще мне заставить вас давать показания? — Колосов готов был спорить. — В прошлый раз вы бы тоже, наверное, ничего не сказали. Но вам Салютов приказал. Знаете, а вы ведь нас всех там немало удивили тем, что так смело в присутствии своего нанимателя начали говорить о его сынке.
— Я правду про Филиппа сказал, — буркнул Песков. — Ну, вот и благодарность получил. Расчет и трудовую книжку в зубы. А теперь еще одно спасибо: в убийстве обвиняют.
— Я вас не обвиняю. Просто даю понять, как может дело развиваться, в каком ключе при наличии вот такого неприятного для вас заключения без...
— Без чего еще? — хмуро спросил Песков.
— Без внутренней убежденности моей лично и следователя прокуратуры, что вы не подозреваемый номер один, а главный наш свидетель. Причем свидетель добросовестный и честный.
— Наговорился я уже, спасибо. Полный отчет дал.
— Поймите, я не пугать вас этой бумагой приехал. — Колосов вздохнул. — Мне нужно лишь кое-что у вас уточнить, Михаил...
— Романовичи мы. — Песков облокотился на верстак.
— Тогда сначала о пистолете вашем. Когда именно вы из него стреляли? — спросил Никита.
— Первого мы не работали, а второго у меня тоже выходной был. Оба этих дня я по мишени в овраге палил. Ну, в честь нового века.
— А патроны где брали? — елейно спросил молчавший до этого момента Биндюжный.
— С армии остались, — Песков усмехнулся. — Ну вот, щас и обыск будет.
— Обойдемся пока, — ответил за коллегу Никита. — А разве правилами казино не требуется, чтобы вы сдавали оружие после дежурства?
— В «Красном маке» не требовалось. У сменщика моего Приходько свой табельник. Да вон Китаев тоже всегда не пустой ходит.
— Китаев ко всему еще и личный телохранитель Салютова.
— Ну, не знаю. Там у нас инструкция была, — флегматично ответил Песков. — Сотрудникам службы охраны казино ношение оружия разрешено. Там в инструкции не сказано, что только в пределах территории.
— Вы хорошо стреляете?
— Прилично.
— Какие у вас все же были отношения с Тетериным? — спросил Колосов.
— Я уже отвечал: нормальные, рабочие.
— Точнее?
— Никакие, — хмыкнул Песков.
— То, что вас уволили, по-вашему, это месть за те ваши откровенные показания?
Песков посмотрел на гудящую печь.
— Салютов мужик умный, — сказал он медленно. — Я зла на него не держу. Все правильно он сделал.
— Что вас уволил?
— Угу. Я б сам себя уволил на его месте.
— А зачем же вы тогда там мне рассказали про Филиппа, про эту Басманюк? — искренне удивился Никита.
— Так это ж правда была. Я правду сказал.
— Не могли умолчать, что ли?
— Не приучен.
— Здорово, — Никита покачал головой. — Второй раз вы меня удивляете, Михаил Романович. Вам в «Красном маке» работать нравилось? Песков усмехнулся.
— Ну, а коллектив-то какой там, в этом казино? — не унимался Никита.
— Люди-то какие хоть? — не выдержал и Биндюжный.
Песков снова невесело усмехнулся:
— Салютов там человек. Остальные — так, сор, пыль у его ног.
— Вы, гляжу, до сих пор уважение к нему сохранили, — заметил Никита. — Даже несмотря на... А у Тетерина с Салютовым какие были отношения?
