Евгений Сухов - Корона жигана
— А с вами сколько человек будет? — небрежно поинтересовался Макар.
Кирьян внимательно посмотрел на жигана, намазавшего на ломтик белого хлеба икры.
— А чего ты вдруг забеспокоился? Боишься, что без доли останешься? — усмехнулся Кирьян.
— Тут другое, — важно заявил Макар, — люди должны быть проверенные. Я свою шкуру не хочу подставлять понапрасну.
— А у меня непроверенных нет, — негромко заметил Кирьян.
— Я предлагаю встретиться еще раз. В ближайшее время я должен получить план здания, и при следующей встрече я вам передам его. Обсудим все в деталях.
— Дельное предложение, — согласился Кирьян, посмотрев на Степана, — тогда и определимся, когда начать. Может, ты и место присмотрел?
— На Ходынке блатхата имеется крепкая, — веско произнес Макар. — Мы с питерскими все время в ней останавливаемся, когда в Москве бываем.
— Место хорошее, — согласился Степан, — уголовка там редко шарит. У меня у самого там малина. А какие там девочки! — поцеловал он сложенные в щепоть пальцы. — Есть там одна — под два метра ростом. Говорит, что канкан в «Мулен Руж» танцевала. А на какой улице? — вдруг неожиданно спросил Степан.
Пальцы Макара чуть дрогнули, на белую скатерть упал небольшой зернистый комок. Хрящ невольно чертыхнулся. Подцепил кончиком ножа упавшую икру и, презрев брезгливость, размазал ее по куску масла.
— А хрен его знает! — поднял он ясные глаза на Степана. — Улиц-то я не запоминаю. А потом, я никогда там один не появляюсь. Куда меня везут, туда и ладно. Но где-то ближе к реке. Это верняк!
— Адрес когда сможешь сказать?
— Завтра и скажу.
— Перед делом посидим, еще раз обмозгуем, что к чему. Только давай, питерский, так с тобой договоримся, — сунул ложку в икру Кирьян, — жранина с тебя. Видно, что ты парень везучий, всегда при деньгах. А у нас в последнее время фарта нет. Чтобы закусочка была хорошая, выпивка, ну и все такое.
Макар усмехнулся:
— Боюсь, на такую ораву у меня деньжищ не хватит.
— Это ты брось! С головы до ног в золоте ходишь, а медяков на выпивку не имеешь? Ты вот что сделай, Хрящ, заложи свои безделушки Елизавете Михайловне, а она тебе за них хорошие деньги отвалит.
— И сколько же ты мне дашь за них, Елизавета? — по-деловому поинтересовался Макар Хрящ.
В глазах мадам Трегубовой вспыхнул алчный огонек.
Макар вытащил портсигар, повертел его в руках. Крохотные бриллианты засверкали многими огнями. Жиган достал папироску, постучал ею о стол и, смяв, сунул в уголок рта.
— Десять тысяч золотом!
— О! Хорошие деньги, — кивнул Кирьян, — не думал, что ты такая щедрая.
Макар Хрящ упрятал портсигар глубоко в карман и, усмехнувшись, произнес, скривив губы:
— Маловато будет! Здесь одних только камешков на пятьдесят тысяч золотом наберется. Вот если есть такие деньги, без базара отдам.
— А может, поторгуемся?
— Мадам, при всей моей симпатии к вам хочу заметить, что мы не на толкучке. Я вам не фунт дыма предлагаю.
— Ладно, жиганы, — поднялся из-за стола Кирьян — Все решили. Завтра ждем. А ты, Лиза, посмотри, есть ли кто за дверьми.
— Как же это вы так сразу, — почти обиделась мадам Трегубова, — и не посидели-то толком.
— На киче сидеть будем, — весело отозвался Кирьян. — А сейчас дела у меня кое-какие есть.
Лиза, шаркнув задвижкой, открыла дверь. С улицы в тепло комнаты дохнула прохлада, и лампадка, тускло горевшая в углу, плеснула красным сиянием, осветив потемневшее от времени чело божницы.
— Нет там никого, все тихо. На углу стоят трое, но это твои… тебя дожидаются.
Кирьян кивнул и вышел.
— Куда это он? — постарался Макар спрятать неудовольствие. — Только о деле начали говорить.
Степан неожиданно улыбнулся, показав крепкие ровные зубы:
— Не удивляйся. Барышня у него завелась, не отказывать же себе в удовольствии. Я тоже пойду, — обронил, поднимаясь, Степан. — А ты молодец, питерский, ловко ты Макея выставил. Он ведь у нас мастер на карточные фокусы. А ты его, как гнилой орех, раскусил. Аж треск по комнате пошел, — восторженно произнес он и, хохотнув, вышел из дома.
Не то от выпитого самогона, не то действительно в Елизавете Михайловне произошли какие-то существенные изменения, но Макар почувствовал необыкновенное влечение к ней.
— Ты это… На улице побудь пока, — негромко посоветовал Хрящ Коту, — у меня к мадам разговор имеется.
Васька Кот лишь усмехнулся уголком рта и, не сказав ни слова, вышел. Жиган уверенно подошел к Елизавете Михайловне и, ухватив ее за плечи, проговорил:
— А правда, что мамки в борделях — самые жаркие женщины на свете?
— А ты проверь, — негромко, но с некоторым вызовом отвечала Трегубова, прижавшись в ответ к морячку.
Руки Макара сползли ниже. Ладони обхватили узкую гибкую спину, а пальцы, отыскав застежки, стали уверенно расстегивать пуговицы на платье. Жиган почувствовал, как Елизавета Михайловна слегка обмякла в его руках и издала негромкий тягучий стон.
— А ты охальник!
— А мы, моряки, все такие, — улыбнулся Макар, ощущая, что женщина слабеет.
— Ты бы свет потушил, не ровен час, еще кто-нибудь в окно посмотрит, — взмолилась Елизавета.
Макар Хрящ слегка отстранился и повернул выключатель. Комната погрузилась в полумрак, только в самом углу продолжала тлеть лампадка, а Богородица с каким-то затаенным укором наблюдала за действиями жигана.
Макар посмотрел в окно. На улице мелькнула длинная сгорбленная тень. Неприятно, однако. Еще минуту он всматривался в темноту, пытаясь разгадать видение. Никого. Только у противоположного дома, прислонившись плечом к стене, стоял одинокий бродяга. Потоптавшись малость, он закинул на плечо тощую котомку и побрел в глубину Хитровки.
Глава 4. В уголовке без перемен
Прошло уже десять дней, а новый начальник уголовного розыска не объявлялся. Кравчук дважды отправлял посыльного с секретной депешей, но ответ, озадачив его вконец, был твердым: «Ждите!» Самое неприятное было в том, что бандиты активизировались и не далее как на прошлой неделе преступники взломали вещевой склад, с которого вывезли около десяти тонн драповой материи.
Удар был ощутимым.
Отыскались немногие очевидцы, которые рассказывали, что тюки были загружены на подводы. Но самым вызывающим был тот факт, что налетчики были в кожаных чекистских тужурках, поверх которых болтались кобуры с маузерами. И всякий, кто встречался на пути, невольно сворачивал в сторону, опасаясь накликать на себя беду. Налетчикам удалось благополучно миновать заставы и раствориться где-то на окраине.
А три дня назад в Мытищах был совершен налет на поезд, в котором ехало не менее полусотни нэпманов. Господ раздели до исподнего и высадили из поезда. К этой безрадостной картине добавлялось еще то обстоятельство, что едва ли не каждую ночь в Москве гремели перестрелки, а грабеж в темных переулках стал обычным делом.
В «Московской правде» были опубликованы списки расстрелянных бандитов, и первым в них значился бывший хозяин Хитровки уркаган Горыныч. Его близкая подруга мадам Трегубова содержала около Хитровского рынка притон и, по оперативным данным, занималась скупкой краденого. Но вот подобраться к ней не представлялось возможным. Мадам была необыкновенно осторожна и любую хитрость распознавала за версту. Но что совершенно точно, на Хитровке она была одной из ключевых фигур и была посвящена во многие планы жиганов. После удачных налетов они собирались у мадам Трегубовой отметить фарт. Очень заманчиво было бы накрыть их всех скопом, но беспризорная шпана, что окружала Хитровку тремя плотными кордонами, мгновенно предупреждала жиганов о малейшей опасности.
Кравчук вздохнул и посмотрел на часы. Время — полночь.
Его шофер Кузьмич, грузный мужик с одутловатым лицом, пару раз как бы невзначай заглядывал в приоткрытую дверь кабинета и степенно, заложив руки за спину, проходил дальше по коридору. До работы в уголовном розыске он служил в кремлевском гараже и не однажды говаривал, что времени в тот период у него было куда больше, чем сейчас.
Кравчук лишь хмыкал на хмурое выражение лица шофера, но домой не спешил. А собственно, куда? Без женщины квартира казалась стылой. Два года назад он сошелся с одной барышней и даже прожил с ней несколько месяцев. Но, что удивительно, уже на второй день после расставания в нем проснулись холостяцкие привычки, и он уже запросто, не заботясь о чистоте и позабыв прежнее воспитание, мог протопать в грязных башмаках по коврам и стряхнуть пепел в фарфоровую чашку.
В последнее время он частенько добирался до дома на служебной машине и с тоской думал о том, а сохранится ли за ним подобная привилегия, когда наконец объявится новый начальник. В сущности, обижаться не стоит, машина прикреплена к должности, и ничего страшного не будет, если он станет трястись в трамвае, как и прежде.
